– Мой герой, – пробормотала Дайана, не переставая гадать, что произошло бы во время поездки с маркизом Роксли.

Герцог, словно прочтя ее мысли, притянул Дайану к себе и поцеловал. Все думы о Дариусе Эсмонде мгновенно испарились. Дайана замурлыкала от удовольствия, когда губы Дэмиена прижались к ее рту, пробуя на вкус, словно высасывая сладкий нектар ее души. Нежная ручка легла ему на щеку, и Дэмиен улыбнулся в темноте.

– О, Дайана, я хочу, чтобы ты была моей женой. В отличие от брата для меня это перестало быть игрой. Я влюбился в тебя и не могу представить другую женщину в моем сердце, в моей постели, другую мать моих детей. Только тебя, сладостная Сирена.

– Я ошеломлена вашим признанием, милорд, – искренне вырвалось у нее. – Но вы должны дать мне время на раздумье.

Дэмиен согласно кивнул.

– Сколько угодно. С тем чтобы в конце концов ты выбрала меня, дорогая.

И прежде чем она успела ответить, нагнулся, чтобы снова целовать ее, и Дайана с радостью отдалась его ласкам. Поцелуи становились все исступленнее. Его Ладонь погладила ее груди, нырнула в вырез и сжала упругий холмик. Дайана потрясение охнула.

– Милорд! – тихо запротестовала она.

– Нет, милая, я должен коснуться тебя. Пожалуйста!

Он нежно держал ее маленькую грудь, то и дело задевая большим пальцем крохотный сосок. Сердце Дайаны рвалось из груди. До этой минуты она не знала столь интимных ласк, но по какой-то причине не могла остановить герцога. Кровь словно превратилась в расплавленный мед, кипящий в жилах, не позволяющий шевельнуться. Она закрыла глаза и отдалась изысканным ощущениям.

– Боже, – простонал он, – ты такая сладкая, моя Дайана! Но я должен остановиться, иначе обольщу тебя и опозорю нас обоих! Я не могу завоевать тебя нечестными средствами, моя обожаемая!

Он неохотно отстранился и нашел в себе силы слегка улыбнуться, услышав ее разочарованный вздох.

– Уходи, – потребовал он, осторожно снимая ее с колен и усаживая на противоположное сиденье. – Я не могу оставаться джентльменом, когда нахожусь чересчур близко от тебя, драгоценная моя.

– Я никогда... – начала Дайана, но он прижал палец к ее губам.

– Знаю. Я первый, кто поцеловал тебя, и первый, кто коснулся, сладостная Сирена. Останусь ли единственным, кто тебя ласкал? Ты понимаешь, о чем я?

Дайана кивнула. Ее глаза наполнились слезами.

– Не могу этого обещать, милорд, ибо сделать это означает признать, что я уже приняла решение, а это неправда. Я уже сказала, что никогда не лгу.

– Знаю, – грустно пробормотал он.

– Все девушки целуются и обнимаются до того, как остепениться и пойти под венец. Это нечто вроде обычая. Но если я соглашусь стать вашей женой, вам никогда не придется усомниться в моей преданности. Я не посмотрю ни на кого другого, хотя при дворе сейчас супружеская верность не в моде.

– Но я не хочу жить при дворе, – возразил он. – Мне не терпится вернуться к себе, туда, где я родился и вырос. Я не делал из этого секрета, Дайана.

– И я не желаю жить при дворе, – заверила она. – Видите, милорд, между нами есть кое-что общее.

– Совершенно верно, мадам, – усмехнулся герцог.

– Вы любите детей? – поинтересовалась она.

– Обещаю любить всех, кого ты мне подаришь, – поклялся он. – У меня достаточно денег, чтобы дать приданое дочерям и обеспечить сыновей, перед тем как выпустить в широкий мир всех, кроме наследника. Да, я люблю детей.

– Я очень богата, – сообщила она.

– Да, мне говорили, – мягко заметил он.

– Я собираюсь сама управлять своими финансами. Вас это не беспокоит?

– Нисколько, – заверил герцог.

В этот момент карета остановилась у крыльца Гринвуд-Хауса. Герцог проводил Дайану до двери, где уже ждал мажордом.

– Доброй ночи, мадам, – пожелал Дэмиен. – Сегодня у нас был на удивление содержательный день, не так ли?

– Совершенно верно, – кивнула Дайана. – До завтра, милорд.

Она повернулась и, слегка улыбаясь, вошла в дом.

В мае двор перебирался в Гринвич. Вдовствующая герцогиня Гленкирк на это время снимала там домик на реке, чтобы у внучек было место, где приклонить голову в тех редких случаях, когда они покидали дворец. По мере того как становились длиннее дни, страсть придворных к развлечениям все возрастала. Первую половину месяца положение официальной фаворитки занимала Фэнси, но потом из Лондона прибыла мистрис Нелл Гвин, что было на руку Фэнси, которая носила ребенка короля и собиралась уехать домой в начале июня.

Жасмин подумала, что тоже будет рада вернуться в Ку-инз-Молверн. Она слишком стара, чтобы скакать с места на место, сопровождая трио молодых девиц. Фэнси скоро будет занята младенцем. Король, человек щедрый, обеспечит ее, но все же нужно будет проследить, чтобы все было сделано как надо. А милая Дайана...

Жасмин улыбнулась. Откуда у этой девочки столько дружелюбия и доброты? Наверняка не по женской линии. Все дамы в их роду – настоящие дикие кошки. Наверное, она унаследовала характер от бабки Гордон.

«Кажется, я знаю, за кого из мальчиков Роксли хотела бы выдать ее замуж, но ничего не скажу, пока Дайана сама не примет решения. Ах, если бы она только поняла, чего именно хочет! В жизни не видела, чтобы кто-то поднимал такой шум из-за выбора мужа! Собственно говоря, подходят оба, но очень любопытно посмотреть, кто ей милее, и даст Бог, это случится скоро. Патрик будет недоволен, узнав, что у нее до сих пор нет жениха».

И Синара.

Тут вдовствующая герцогиня нахмурилась. Из всех внучек Синара больше походила на нее в юности. Такая же своевольная. Упрямая. Склонная действовать очертя голову там, где дело касалось определенного джентльмена.

«Я не могу помешать ей. Она наделает ошибок и набьет себе шишек. И будет страдать. Родители начнут сходить с ума. Но я буду рядом. Сделаю все, что могу, лишь бы увидеть самого дорогого моему сердцу человека счастливым».

– Бабушка, – окликнула Дайана, входя в примыкавший к берегу сад. – Почему ты так грустна? Не заболела? С тобой все в порядке?

Жасмин отогнала мрачные мысли и улыбнулась внучке.

– Иногда старухам становится невесело, дитя мое. Однако при виде твоего личика радость вновь возвращается в мое сердце. Какая ты хорошенькая! Что собираешься делать сегодня?

– Очередной пикник, бабушка, – пожала плечами Дайана. – Хорошо еще, что не на дворцовом газоне, а где-то в сельской местности. Обнаружили подходящий луг и заплатили фермеру, чтобы тот отогнал с него скот. Королевские слуги уже едут туда стелить ковры, скатерти и раскладывать на них еду. Что-то я не припомню подобного роскошества в Куинз-Молверне.

Она рассмеялась. Жасмин вторила внучке.

– Кажется, дорогая, тебя немного утомил двор со всеми его претензиями.

– Ты права, бабушка! Я жажду вернуться домой, но пообещала Синаре, что останусь с ней до середины июля, а она дала слово, что потом поедет со мной.

– Слава Богу! – воскликнула Жасмин.

– Ты тревожишься за нее, верно? Я тоже. Графа Саммерсфилда не зря прозвали Уикиднесс. Порок... во всей его неприглядной сути. Он так смугл и мрачен... не то что остальные придворные джентльмены. И даже немного пугает меня, хотя Синара ничего этого не видит. Ей бросили вызов, а тебе известно, как она это обожает!

– Она пойдет собственным путем, Дайана, – объяснила Жасмин, – и я ничего не смогу сделать, чтобы воспрепятствовать ей. Но скажи, дорогое дитя, ты еще не смогла решить, кто тебе милее? Роксли – во всех отношениях почтенное семейство. И богатое, хотя с тобой им не сравниться. Их поместья находятся не так уж далеко от Куинз-Молверна. Неужели они настолько одинаковы?

– Теперь уже нет, бабушка, – призналась Дайана.

– Какие же различия ты заметила?

– Герцог серьезнее, думаю, петому, что старше, хотя всего на семь минут. Маркиз несколько более легкомыслен, поскольку чувствует себя младшим, но на самом деле просто такова его природа.