Граф схватил ее, притянул к себе между расставленных ног и зарылся лицом в ложбинку, открытую вырезом корсажа, вдыхая экзотический аромат, окружавший ее.

– О, колдунья! Ты украла мою волю! – вскрикнул он.

– Люби меня! – скомандовала Синара. – Люби, мой дорогой! Я твоя, а ты мой. Ифа закончена. К рассвету мы оба выиграем.

Он вскочил и, нависнув над ней, схватил за хрупкие плечи и посмотрел в прекрасное лицо.

– Я не посмею жениться, – снова повторил он, но Синара нежно прижала палец к его губам.

– Тише, любовь моя. Не думай о завтрашнем дне или даже о вчерашнем. Есть только настоящее, Гарри. Только настоящее!

Он целовал ее. Держал голову в своих больших ладонях, легко касаясь большими пальцами скул, и осыпал поцелуями губы, лицо, вздрагивавшие веки. Уложил ее на стол и расшнуровал корсаж, отвязав ленты, скреплявшие его с юбкой. Стащил сначала юбку, потом тонкие батистовые нижние юбки, оставив лишь отделанную кружевами сорочку, но тут же молча располосовал полупрозрачную ткань. Снял желтые расшитые жемчугом туфельки. На ней были черные чулки, и он зачарованно уставился на них, пораженный контрастом с ее молочно-белой кожей.

– Ты лишишь меня невинности на обеденном столе, – прошептала Синара и, не в силах удержаться, протянула руку, стягивая его рубашку. До чего же он хорошо сложен! Широкие плечи и узкие бедра! Она не могла остановиться и все гладила и гладила его фудь.

– Ты радость для глаз, лакомое блюдо, которое нужно есть медленно, – тихо сказал он, сметая со стола фарфоровые тарелки. Послышался грохот бьющейся посуды. На буфете стояла серебряная корзинка свежей клубники. Гарри принес корзинку и скормил Синаре ягодку.

– Где ты достал клубнику так рано? – удивилась она.

– Мой садовник разбил оранжерею. А теперь ложись, Синара.

Он слегка подтолкнул ее на льняную скатерть, так, что ноги все еще свисали через край стола, разложил клубнику по ее обнаженному торсу и, подняв серебряный сливочник, осторожно налил поверх сливки.

В широко раскрытых голубых глаза Си нары плескались волнение и изумление. Она тихо охнула, когда он, наклонив голову, стал губами брать каждую ягодку и, доев до конца, принялся слизывать сливки. Синара вскрикнула.

– Ты восхитительна! – воскликнул он, лаская языком ее душистую кожу. – Только не двигайся, умоляю!

Гарри поместил две последние ягоды поверх ее сосков, вылил на них остатки сливок, съел ароматный деликатес и принялся лизать ее груди, проникая языком в глубокую ложбинку между ними, отыскивая ускользнувшие капельки сладкой жидкости. Так он добрался до пупка и нырнул языком в крошечную ямочку.

– Тебе понравилось? – неожиданно спросил он.

– Да! – не колеблясь, ответила она. Он снова посадил ее.

– А теперь расшнуруй мои штаны!

– Твои слуги всегда так деликатны? – спросила она, с охотой выполняя приказ.

– С того момента, как ты вошла сюда, они знают, что нельзя появляться без зова, – пояснил он, снимая штаны.

– Ты не носишь подштанников! – краснея, воскликнула она.

– У тебя под юбками тоже ничего нет, – парировал он, и она рассмеялась.

Гарри снова поцеловал ее, стискивая груди, медленно лаская, ощущая, как напряженно бьется ее пульс.

– Ну что ж, моя дерзкая маленькая плутовка, – сказал он, укладывая ее на спину, – я научу тебя ублажать меня всеми способами, о которых ты не имеешь представления.

Его пальцы запутались в черном кружеве волос на венерином холмике. Синара затрепетала.

– Боишься? – негромко спросил он.

– Нет! – уверила она.

– Лгунья! – усмехнулся он. – Дай мне руки.

Он сжал ее ладони и положил на темные завитки.

– А теперь, плутовка, разведи свои нижние губы, чтобы я смог оценить твои сокровища. И не говори, что раньше ты не касалась себя там, внизу, ибо это наверняка не так. Все девственницы ужасно любопытны.

Синара безмолвно открыла себя его пылающему взору. Воистину все то, что он делал с ней... она и не подозревала, что такое бывает.

– Невозможно, – выдохнул он. – Ты само совершенство.

Он встал на колени между ее разведенными ногами и коснулся влажной плоти кончиком языка.

– Что ты делаешь?! – вскрикнула Синара, вздрагивая.

Он поднял голову. Глаза словно заволокло туманом.

– Пробую тебя на вкус. Разве бабушка не объяснила это, дерзкая плутовка?

– Нет. Только как соединяются мужчина и женщина. И еще мне сказали, что любовники касаются друг друга.

– Я касаюсь тебя! – напомнил он.

– Но я не знала насчет языка, – нервно пробормотала она.

– Я не причиню тебе боли, плутовка. Позволь мне делать с тобой все, что захочется. Ты знала, что так будет, когда ехала сюда. И разве пришла не для того, чтобы отдаться мне?

– Да... только я понятия не имела... – пробормотала она.

– Правильно, если ты действительно девственна, как утверждаешь, но сам я не буду уверен, пока не возьму твою невинность, – пробормотал он, снова касаясь ее языком.

Синара закрыла глаза и отдалась поразительным ощущениям, одновременно пугавшим ее и возбуждавшим. Наконец, он добрался до особенно чувствительного бугорка. Голова Синары лихорадочно металась по столу. Она стонала, всхлипывала, потрясенная творившимся с ней чудом.

Граф усмехнулся. Розовые складки были уже залиты ее жемчужными соками. Изумленное лицо девушки сказало ему больше любых слов. Он встал и поднял ее выше, так что теперь она вся уместилась на столе, а сам, присев на корточки, продолжал гладить шелковистые бедра, поражаясь их белизне над черным шелком чулок с усыпанными жемчугом подвязками.

– Ты надела это для меня? – спросил он, потрогав чулки.

Ее сердце бешено билось. Тело словно жило собственной жизнью, и все же она еще оставалась девственной.

– Я одеваюсь для себя, Уикиднесс! – гордо бросила она.

– Мне нравится, что ты не стыдишься своей наготы. У тебя просто возмутительно красивое тело, Синара.

Девушка покраснела, но не отвела взгляда.

– Когда ты возьмешь меня? – прямо спросила она.

– Любовные игры – вещь не такая простая, как ты воображаешь.

– Ну да, вроде той, когда ты слизывал клубнику со сливками с моего голого тела, – съязвила она.

– Да, – согласился он. – Девственница должна бы сильнее нервничать, когда впервые ложится с мужчиной. Я всего лишь пытался унять твои страхи, плутовка. Так ты хочешь, чтобы я поскорее тобой овладел?

Богу известно, как его самого измучило желание! Почему он так осторожен и нежен с ней? Его древко тверже железа! Он жаждал вонзиться в нее как можно глубже и заставить вопить от наслаждения.

Синара молча протянула руку, и пальцы обвились вокруг восставшего любовного копья. Она стиснула его, поражаясь толщине и длине.

– Хочу, – призналась она. – Я люблю тебя, Гарри, и не делаю из этого тайны. Мне не стоило приезжать, но я мечтаю, чтобы наши тела соединились. Чтобы мы стали единым целым.

Она серьезно смотрела на него, и от этого взгляда и тепла ее руки голова Гарри закружилась, а сознание помутилось.

– Отпусти меня, плутовка, – проворчал он. – Я ничего не смогу сделать, пока ты держишь меня в плену.

– Я твоя, дорогой Уикиднесс, – заверила она, и тонкие пальцы разжались. Она обвила руками его шею и притянула к истосковавшимся губам. Гарри, застонав, стал ее целовать. Иисусе, что же так влечет и возбуждает его в ней?

«Ты ее любишь», – услышал он голос своей души, но молча покачал головой, отрицая истину, и постарался выбросить из головы все мысли, когда она стала дразнить его своим маленьким язычком, облизывая его лицо горло и грудь. Он вынудил ее лечь и принялся целовать прекрасные круглые груди, ощущая вкус сосков. Вкус сливок и масла гардении. Его зубы чуть царапали кожу, и она укусила его за плечо. Оба тяжело, затрудненно дышали. Страсть вырвалась из узды и захлестнула обоих.

– Помни, что случится, если окажешься не девственной! – прорычал он ей на ухо.