Несколько дней спустя из Лондона прибыл портной, которому были приданы в помощь две швеи, жившие в поместье. В молодости платья Жасмин шила молодая женщина по имени Бонни. Сейчас ее ремесло унаследовали обе внучки. Каждую девушку тщательно обмерили, и закройщик портного принялся кроить ткани, а швеи под руководством самого лондонского мастера скалывали и сшивали выкроенные куски. Потом наступало время примерок и самый ответственный этап – шитье. Когда платье было почти готово, назначалась последняя примерка, и портной каждый раз предупреждал заказчиц, чтобы не набирали ни унции лишнего веса.

Наконец все было готово. Наряды, один лучше другого, висели в кладовой в ожидании того часа, когда слуги начнут складывать их в дорожные сундуки. Швеи поместья успели закончить множество нижних юбок из шелка и фланели, сорочки с широкими пышными рукавами, корсеты на косточках, хотя девушки не особенно нуждались в них, но такова была мода. Кроме того, Синара считала, что они особенно красиво выделяют груди. Корсеты были из тонкого белого шелка, украшенные розовыми шелковыми розетками и такими же шнурками. Каждая девушка имела несколько пар панталон, отделанных кружевами, которые присылались из Франции. Не забыты были и ночные сорочки из тонкого шелка, обшитые кружевами, и шелковые чулки с затейливыми узорами и подвязками в тон.

Жасмин послала за сапожником, который сшил девушкам новые туфельки, сапожки и бальные туфли с усаженными драгоценными камнями каблуками, бантами из лент или эмалевыми пряжками с драгоценными камнями. В то время в моду вошли пантофли, то есть туфельки без пятки, сделанные из мягкой кожи или обтянутые атласом или парчой. У каждой девушки имелись охотничьи сапожки телячьей кожи с отворотами, доходившие до икр. Жасмин рассказала внучкам, что, когда жила в Индии, ее царственная ступня измерялась жемчужной нитью. Оставшиеся жемчужины дарились служанке.

Настала пора выбирать аксессуары: тонкие перчатки из надушенной кожи, шали из прозрачного шелка или кашемира, ввозимые компанией «О'Малли-Смолл», зонтики с бахромой, шелковые цветы всех оттенков для украшения волос, шелковые лепты, раскрашенные веера, веера из страусовых перьев, атласные ридикюли. И разумеется, драгоценности.

Жасмин была щедра к внучкам, позволяя носить свои лучшие украшения: длинные нити жемчуга, черного и кремово-розоватого, длинные серьги, усеянные драгоценными камнями броши и самые разнообразные кольца. Она советовала девушкам, что лучше выбрать, и позаботилась о том, чтобы все тщательно упаковывалось в шкатулки слоновой кости, обитые изнутри бархатом, и укладывалось в сундуки.

Осень в этом году выдалась сухая, с теплыми, почти летними деньками и прохладными ночами. И с каждым месяцем Фэнси все больше нравилась новая жизнь. Кузины оказались чудесными компаньонками, и все три девушки быстро подружились. Теперь Фэнси казалось просто немыслимым, что они могли так и не встретиться. Даже ее письма к родите-.~лям словно стали веселее. А в середине ноября Жасмин объявила, что все семейство через несколько дней отправляется ко двору.

– У твоего дяди есть личные покои в Уайтхолле, – пояснила она Фэнси, – но там едва поместятся он и Барбара. Ты и твои кузины будете жить со мной в Гринвуд-Хаусе.

– Там, где я провела первую ночь в Лондоне? – уточнила Фэнси.

– Да.

– Он ваш?

– Когда-то принадлежал мне. Гринвуд-Хаус был лондонским домом моей бабушки, но его конфисковали во время правления Республики и отдали человеку, известному под именем сэр Саймон Бейтс. Однако позже оказалось, что он был тайным сторонником и шпионом короля Карла. Его настоящее имя – Гэйбриел Бейнбридж, герцог Гарвуд. Муж моей дочери Отем. Таким образом, Гринвуд-Хаус остался в семье, хотя теперь принадлежит Отем. Впрочем, вероятно, со временем я и так бы подарила его ей. Зато всегда останавливаюсь там, когда приезжаю в Лондон, как и моя дочь Индия со своей семьей. Но в этом году никто из них не собирается в столицу. Так что мы будем в Гринвуде одни. Видишь ли, всегда удобнее иметь в Лондоне место, где можешь остановиться. Слишком много народа приезжает на сезон, а для них во дворце просто не хватает комнат. Хозяева соседнего дома – наши родственники, граф и графиня Линмут. Сабрина – старшая дочь твоего дяди Чарли. Во времена Кромвеля она жила в Шотландии вместе со своими братьями, пока ее отец всюду сопровождал своего кузена-короля. Мой сын Патрик и его жена Фланна заботились о них.

– Родители Дайаны! – догадалась Фэнси.

– Верно, – рассмеялась Жасмин. – Скоро, дорогая внучка, ты будешь знать наизусть все фамильное древо!

– Интересно, бабушка, какой он, этот самый двор?

– Целый новый мир для тех, кому выпала удача стать его частью. Туда стекаются богатые и влиятельные и не столь богатые и влиятельные, чтобы людей посмотреть и себя показать и подняться хотя бы на одну ступеньку общественной лестницы, к той цели, которой стремятся достичь. Именно здесь семьи договариваются о браках между детьми, добиваются благосклонности их величеств, существуют в замкнутом кругу избранных. Словом, другого такого места нет на земле.

– Все это кажется волнующим, опасным и немного утомительным, – призналась Фэнси.

– Умница, – одобрительно кивнула бабка. – Все так и есть, и даже больше. Позволь мне сказать откровенно, что ты все еще совершенно невинна во всем, что касается природы человека, несмотря на несчастный опыт с Паркером Рэндол-фом. При дворе ты встретишь самых разных людей. Некоторые – именно таковы, какими кажутся. Многие – вовсе нет. Не бойся прийти ко мне, своему дяде или тетке, чтобы попросить совета или помощи. Я не хочу, чтобы ты еще раз пережила то же самое, что в Мэриленде.

– Этого не будет, – заверила Фэнси. – Вы правы, я действительно не разбираюсь в людях, но не стану доверять никому, кроме вас, дяди Чарли и тети Барбары. Я полюбила Син и Дайану, но, несмотря на их мудрые речи, они знают о жизни еще меньше, чем я. Я буду осторожна и постараюсь во всем слушаться вас.

– Счастлива слышать это, – откликнулась Жасмин.

Наконец настал день отъезда. К крыльцу подъехало несколько карет. В три погрузили вещи, еще в двух разместились путешественники. Герцог распорядился взять и верховых лошадей – нельзя же, чтобы девушки с утра до вечера сидели взаперти в душных экипажах! В последней карете ехали слуги. Рохану и Торамалли оставили в поместье: старушки так одряхлели, что просто не вынесли бы тягот пути. На их место Жасмин взяла француженку, когда-то бывшую горничной Отем. Оран находила жизнь на севере довольно скучной, и Отем, поняв, что та несчастна, попросила мать забрать ее к себе в услужение. Оран с удовольствием перебралась в Куинз-Молверн и, поскольку оказалась достаточно умна, чтобы обращаться почтительно с древними служанками госпожи, угождая им или притворяясь, будто угождает, скоро завоевала собственное местечко в хозяйстве герцога.

Жасмин стала прощаться.

– Надеюсь, когда я вернусь сюда в начале лета, вы обе будете меня встречать, – наказала она.

– Будем, – пообещала Торамалли.

Рохана закивала головой, но все же добавила:

– В последний раз, моя принцесса. Мы обе очень-очень стары. А все, кого горячо любили, уже ушли. Кроме вас, конечно.

– Все равно подождите моего возвращения, – мягко попросила она, целуя их морщинистые щеки. – Постарайтесь почаще сидеть в зале у камина. И получше укрывайтесь по ночам. Не снимайте фланелевых нижних юбок даже в постели.

– С нами будут спать кошки, – закудахтала Торамалли. – Они греют лучше печки. Поезжайте, принцесса, ваша семья ждет вас.

Длинная процессия карет, принадлежавших герцогу Лан-ди и его родным, выехала из ворот Куинз-Молверна серым утром в конце ноября. Поездка заняла чуть больше недели. Наконец они прибыли в Чизуик-на-Стренде, деревушку, расположенную у самой границы старого Лондона. В парке Гринвуда листья уже опали и толстым слоем устилали землю. Когда экипажи остановились у крыльца, уже темнело.

– Мы с Барбарой отправимся в Уайтхолл, – сказал герцог матери. – Я приеду завтра и расскажу, что происходит при дворе. Думаю, девушкам стоит отдохнуть несколько дней, чтобы предстать во всем блеске во время первого визита.