А сам Артем сейчас душу бы продал за бутылку водки. Чтоб в умат и забыться…
Под ногой хрустнуло, и это вывело Артема из задумчивости. Он опустил взгляд под ноги — глиняные черепки. Надо полагать, какой-нибудь мелкий зверек постарался, прыгал тут везде, проверял, можно ли чем-то поживиться, и сбросил с полки на пол какие-нибудь кувшины или миски.
— Смотрите! — это глазастый ребенок подобрал что-то с пола и выбежал на середину пещеры, где было посветлее.
— Гляди, Ямамото-сан! — Постреленок протянул подобранное оказавшемуся поблизости Артему. Пришлось смотреть.
Вырезанная из дерева, потемневшая от времени фигурка. Тщательно прорезана плутоватая щекастая физиономия с глазами-щелочками, торчащие из спутанной шевелюры рожки, худосочная козлиная бороденка, выпуклый волосатый живот и кривые ноги с толстыми ляжками. Манерой исполнения поделка напоминала знаменитые японские нэцкэ, только те, помнится, вырезались из кости, а не из дерева.
— Не ты обронил? — спросил Артем, отдавая фигурку подошедшему Такамори.
— Не я, — серьезно ответил Такамори, который, похоже, вообще не умел быть несерьезным и не умел понимать все иначе, чем буквально.
И тут вдруг с Такамори стали происходить поразительные вещи: глаза распахнулись во всю возможную ширь, руки, сжимающие фигурку, явственно задрожали, лицо закаменело. «Эге-ге, — подумал Артем, — а ты у нас, оказывается, не такой уж и бесстрастный старичок». А потом по лицу Такамори пробежала, быстро сменяя друг друга, целая палитра эмоций: безмерное удивление, неприкрытая радость и… испуг.
— Что-то случилось? — вежливо поинтересовался Артем.
Такамори быстро спрятал фигурку за пазуху:
— Ничего. Просто… Просто кто-то вырезал злого духа, имени которого я не хочу называть. Лучше, если его никто не будет видеть. Мало ли… Ты слышал такую пословицу: назови кого-нибудь вором — и он украдет? Дурное начало очень липкое, пристает легко, оттереться потом сложно.
— А-а, понятно, — протянул Артем, ничуть не доверив объяснениям Такамори. Старик явно темнил, сочинил что-то наспех, более-менее правдоподобное, чтобы отвязаться от расспросов. Да и пес с ним, впрочем. Только сейчас и размышлять, что над загадочным поведением Такамори.
— Мы все станем жить в одной пещере? — спросил Артем.
— Здесь хватит места для всех, — сказал Такамори, оглядываясь. — Зачем искать другие пещеры?
— У себя, на своем берегу, я привык проживать в отдельных пещерах, — сказал Артем. — А пещера, в которой жили все скопом, у нас носила название «коммуналка».
— Коммунарка, — повторил, попробовал на вкус незнакомое слово Такамори, не сумев справиться с незнакомым звуком «л». — Мне нравится. Очень певуче. Похоже на тихий шелест травы под порывами несильного ветра. А ты, Ямамото, раз так, найди себе отдельную пещеру, здесь хватает пещер.
— О'кей, как говорят на нашем берегу, что означает «полностью согласен».
Артем направился к выходу, бормоча под нос:
— В певучем слове «коммуналка», мой друг Такамори, слышится шипение примусов, визгливая ругань на кухнях, тяжелый стук кулака по двери уборной и требовательный бас «Другим тоже надо!». Счастливые вы люди, японские бродяги, живете на вольном воздухе, ваши мозги свободны от тяжких дум про какие-то там квадратные метры, вон у вас сколько этих метров, и ни за один платить не надо. И я теперь с вами будут хлебать это счастье полной ложкой…
Артем присел на вырезанные в скале ступени… Вот что удивительно — Такамори с его идиотской фигуркой и бурной на нее реакцией повернул его мысли от меланхолии к простым, без трагической примеси размышлениям. Видимо, сознание стремилось уйти из опасной зоны и нашло для того зацепку.
«Итак, что же получается? — задумался Артем, глядя на погрузившуюся в вечер Долину Дымов. — С тех пор как люди наведывались сюда последний раз, прошло лет пять, вряд ли больше — иначе сгнило бы все подчистую. Но в свое время это место основательно обжили. Наш Такамори здесь бывал, но в составе другой компании. Долина просто создана для проживания в ней лесных бродяг, но почему-то наши горные скитальцы здесь не живут. Теперь складываем все слагаемые и получаем в сумме… в сумме получаем… Санаторий!»
У этих господ, именующих себя разными наименованиями, одно другого звучнее, есть местечко, куда они приползают залечивать раны, восстанавливать силы, отдыхать от самурайского преследования и успокаивать нервы. Как говорится, тут у них любовь с интересом, тут у них л-лежбище. Долина Дымов — это самый запасной из вариантов яма-буси, когда совсем уж припечет. Как сейчас припекло: мужчин почти не осталось, тем более что на Артема, как на чужака, Такамори рассчитывать не может — залетный морячок Ямамото в любой момент может сделать яма-бусям ручкой и слинять в одному ему ведомом направлении.
Тогда делаем еще один шаг по пути, выстланному логикой, и получаем совсем удивительный вывод: Долина Дымов должна являться, не может не являться Величайшей Тайной этих яма-буси. Почему же тогда его, чужака, гайдзина, допустили к Величайшей Тайне, коей владеют лишь избранные, лишь вставшие на путь… как там его… обретения могущества, прошедшие по этому пути какое-то расстояние, доказавшие свою верность, ну и так далее? Неужели только из-за того, что он храбро вмешался в кровавую битву и спас ребятенка? Что-то здесь не так. Спросить, что ли, у Такамори напрямую? А почему бы не спросить, что мешает!
Артем взял и спросил. Вернулся в пещеру, взял старика-предводителя под локоток: «Можно тебя на минуту, Такамори-сан», вывел из пещеры и, глядя в глаза, влепил вопрос в лоб, как пулю:
— Скажи мне, чем я заслужил такое доверие? Почему ты привел меня сюда, в место, куда и не всем яма-буси, полагаю, разрешен доступ? А ты привел сюда малознакомого гайдзина.
На худом морщинистом лице старика проскользнула тень какой-то эмоции, но поди догадайся, какой, поди проникни сквозь узкие глазные щели.
— Ты такой же отверженный, как и мы, — сказал Такамори. — Тебе отныне нет места среди людей равнины. Тебя запомнил сбежавший самурай, можешь не сомневаться — он запомнил тебя и подробно опишет твою внешность остальным. Ее даже нет нужды старательно описывать. И без его рассказа люди равнины, увидев перед собой гайдзина, или убьют, или заточат в бамбуковую клетку, как дикого зверя. У тебя нет другого выбора, Ямамото, кроме как быть с нами и помогать нам.
Вроде бы прозвучало вполне убедительно. Но почему-то Артем не поверил речам Такамори безоговорочно и до конца. Его не покидало убеждение, что старик чего-то недоговаривает. Ну не могло, к примеру, тому же Такамори не приходить в голову такое простое соображение, что голова малознакомого гайдзина — потемки, стало быть, невозможно предсказать, что выкинет в следующую минуту гайдзин. А вдруг ему придет в голову отправиться на поклон к сегунам и самураям, дескать, я вам расскажу, где прячутся «спящие в горах», а вы уж меня за это щедро наградите. А ведь на плечах Такамори забота о женщинах и детях. Выходит, он не только великую тайну чудо-долины, но и судьбу женщин и детей вверил в ненадежные гайдзинские руки. Что это? Врожденное благородство? Точный расчет? Ну скажите на милость, что мешало Такамори столкнуть непредсказуемого чужака с того уступа, откуда они любовались горным пейзажем, а потом рассказать своим, дескать, оступился косолапый гайдзин, вот ведь увалень какой, но зато теперь нам, бабоньки и девоньки, некого опасаться.
— А по-твоему, я не могу быть заслан самураями? — задал Артем вопрос, который с его стороны задавать было, возможно, и неразумно. — Разве не могло такого быть, что хитрые самураи разыграли нападение, пожертвовали четырьмя не самыми полезными своими товарищами ради того, чтобы внедрить меня в ряды яма-буси? И передо мной поставили задачу — я должен выведать, где находится знаменитая Долина Дымов?
— Это как-то не приходило мне в голову, — сказал Такамори, его лоб прорезала глубокая вертикальная складка, старик погрузился в раздумье.