— А у меня была консультация в этом секторе, и я решила сама заглянуть к вам.

— Вот и отлично. — После недолгого колебания Ева вытащила кредитки из кармана. — Будьте добры, купите мне какой-нибудь батончик.

— Ладно. — Мира удивленно подняла брови, но кредитки у нее не взяла. — Я угощаю.

— Спасибо. — Ева спрятала кредитки в карман. — Я стараюсь по возможности избегать контактов с автоматами. Это эксперимент.

— Гм… Фруктовый или карамельный?

— Карамельный. Вы успели прочесть отчет по Напье?

— Боюсь, у меня хватило времени только на поверхностное знакомство.

Мира ввела код выбора, и автомат — с нестерпимо самодовольной, по мнению Евы, интонацией начал расписывать восхитительный вкус батончика, его бодрящее воздействие и удобство упаковки, позволяющей есть на ходу, после чего перечислил ингредиенты и калорийную ценность.

— На этих штуках следовало бы ввести немой режим. В обязательном порядке! — Ева сорвала обертку и вонзила зубы в дешевый эрзац-шоколад. — Вам требуется дополнительное время на изучение дела?

— Я, безусловно, возьму дополнительное время, а пока могу сообщить вам только то, что вы наверняка уже поняли и без меня. У него происходит эскалация. Поскольку он снова убил со столь незначительным перерывом, логично будет предположить, что он уже выследил и наметил несколько новых жертв. Ваш предварительный отчет указывает на отсутствие оборонительных ранений и на более жестокое предсмертное избиение.

— Она была ниже ростом, чем Мейплвуд. Она была более хрупкой. А он, насколько я могу судить, первым делом ударил ее по лицу и сломал челюсть. После этого она не могла оказать серьезное сопротивление.

— Судя по повреждениям, нанесенным при жизни, это его еще больше раздосадовало и озлобило. Думаю, он может полноценно продемонстрировать свою силу и превосходство, только если жертва сопротивляется.

— Избивать бесчувственный мешок с костями, конечно, не так интересно.

— Вы правы. Очевидно, для него она стала своего рода разочарованием.

— Если он разочарован, значит, следующий перерыв будет еще меньше. Видимо он без этого удовольствия уже жить не может. — Ева снова откусила от батончика и прошлась взад-вперед по коридору; Мира терпеливо ждала. — В четыре у меня пресс-конференция. И что мне делать? Посоветовать всем женщинам с длинными каштановыми волосами не выходить на улицу после наступления темноты? У меня такое ощущение, что я сколачиваю гроб вокруг него, но не успеваю вовремя поставить на место все нужные доски. А пока я их устанавливаю и подпираю, пока ищу крышку, он может убить еще кого-нибудь.

— Да, скорее всего, именно так и будет, — совершенно спокойно подтвердила Мира. — Возможно, он убьет еще не одну женщину, пока вы будете сколачивать стенки гроба и накрывать его крышкой. Но эти убийства будут на его совести, а не на вашей.

— Я знаю, но…

— Вам трудно смириться с мыслью, что где-то там живет женщина, занимается повседневными делами и знать не знает, что кто-то собирается оборвать ее жизнь самым жестоким и чудовищным образом. Вам трудно смириться с мыслью, что он может преуспеть, несмотря на все ваши усилия.

— Пока он планирует следующее дело, я сегодня вечером иду на какой-то гребаный званый ужин!

— Ева! — Мира взяла ее под руку и отвела в сторонку от проходивших по коридору полицейских. — Было время, когда вы вообще ничего не знали, кроме работы.

— И слава богу! Как можно сравнивать званый ужин с возможностью остановить убийцу?!!

— Все не так просто и элементарно, и вы это сами прекрасно понимаете. — Заметив, как упрямо вздернулся подбородок Евы, Мира покачала головой. — Скажу вам прямо: по моим расчетам, у вас было два, максимум три года, прежде чем вы сгорели бы дотла. У вас просто не хватило бы сил сохранить рассудок. Это была бы трагедия и для вас, и для департамента, и для города.

При одной мысли об этом у Евы все похолодело внутри.

— Я не дала бы этому случиться!

— Это не зависит от вашей воли, — тихо возразила Мира. — В феврале исполнилось два года с тех пор, как вы пришли ко мне для стандартного тестирования после выстрела на поражение в подозреваемого.

— «Подозреваемый» — довольно расплывчатое определение. Я помню этого типа, державшего в руке окровавленный нож, пока девочка, которую он только что зарезал, лежала в луже крови у его ног…

— Вы тогда еле-еле прошли тестирование. И повлияла на вас не ликвидация — сама по себе необходимая и оправданная, — а эта девочка. Вы держались исключительно и только силой воли. Вы это знаете, и я это знаю.

Ева снова, в который раз, вспомнила, как стремительно бежала вверх по лестнице, а воздух содрогался от душераздирающих криков. Помнила, что увидела, когда распахнула дверь. Слишком поздно.

Она казалась куколкой. Маленькой куколкой со стеклянными глазами в руках чудовища.

— Я до сих пор ее вижу. Ее звали Мэнди. — Ева судорожно вздохнула. — Некоторые случаи бьют сильнее всех остальных.

— Я знаю. — Мира не удержалась и легко провела ладонью по руке Евы от локтя к плечу. — Вы выполнили свой долг, но не смогли спасти девочку. Ее смерть стала тяжким ударом для вас. У вас были и еще будут другие случаи, которые поразят вас с такой же силой. Но в последнее время вы стали жить более открыто, и вам это абсолютно необходимо. Сегодня вы идете на званый ужин, хотя все ваши мысли до сих пор заняты расследованием. Этот званый ужин, может быть, и не улучшит показатели раскрываемости, но, я вас уверяю, он продлит ваши годы на службе. Значительно продлит.

— Было время, когда эти ваши слова разозлили бы меня до чертиков.

— И это я тоже знаю, — усмехнулась Мира.

— Может, вы и правы. В конце концов, это всего лишь ужин. Надо же когда-то есть! — Ева взглянула на обертку у себя в руке. — Время от времени.

— Я ознакомлюсь с делом более внимательно. Если будет что-то еще, свяжусь с вами незамедлительно. Это расследование станет для меня приоритетным. Обращайтесь ко мне за консультацией в любое время. Днем или ночью.

— Спасибо. — Ева скатала обертку в шарик и метко бросила его в ближайшую урну. — И спасибо вам за поддержку. Во всех смыслах.

Она зашла в туалет и умыла лицо ледяной водой, после чего вытащила рацию.

— Пибоди?

— Да!

Ева представила ее себе в полутемной комнате отдыха — растрепанную, с округлившимися, ошеломленными со сна глазами.

— Подъем, солдат! Пресс-конференция через пятнадцать минут. На крыльце управления.

— Есть. Дайте мне только встряхнуться. Считайте, что я уже там.

— Приходи, я сама тебя встряхну.

— Даллас, вы просто душа общества!

Губы Евы дрогнули в улыбке, когда она прервала связь. Может, это не такая уж плохая идея — жить более открыто? Время от времени.

«В конечном счете, — решила Ева, — пресс-конференции — это не столько больно, сколько противно. Мелкая неприятность вроде легкого желудочного расстройства». В выборе места чувствовалась большая политика: пресс-конференция проходила на ступенях парадной лестницы Центрального управления полиции, то есть мероприятие становилось как бы полицейской инициативой, в которой мэр принимал участие лишь на правах приглашенного лица. И в самом деле, мэр сделал небольшое вступительное слово, а потом отступил в сторону, предоставив трибуну шефу полиции Тибблу.

Тиббл говорил кратко и по делу. Впрочем, ничего другого Ева от него и не ждала. В темно-сером костюме со строгим синим галстуком и маленькой золотой эмблемой Нью-Йоркского департамента полиции на лацкане он производил как раз нужное впечатление: излучал солидность и властность, тревогу и гражданское негодование. Он не стал отвечать на вопросы. Как и мэр, он только сделал заявление.

— Мы не сидим в окопах. Мы работаем ради порядка и каждый день посылаем своих офицеров поддерживать его.

Это была сильная позиция и мудрый ход, позволивший отпасовать мяч Уитни. В результате, хотя новых фактов не сообщили, прессе бросили горсть костей, а широкой публике дали понять, что высшие офицеры полиции города не сидят сложа руки.