— Поразительно, — сказал он с восхищением в голосе. — А микроволновые печи?

— Это печи, в которых используют микроволны — электромагнитные волны очень малой длины. Мне далеко до Джулии Чайлд — это известный шеф-повар, — но в такой печи даже я могу приготовить вкусное блюдо за считанные минуты.

Он помолчал, обдумывая мои слова.

— Тебе конечно же не хватает всех этих новинок, — наконец произнес он.

— Я начинаю привыкать жить по старинке, — солгала я.

— И твоя семья, — продолжал он, будто не слыша моих слов. — Они, должно быть, с ума сходят от беспокойства.

— Мама обычно начинала беспокоиться и воображать, что на меня напали хулиганы, если я приходила из школы на полчаса позже обычного, — признала я.

С тревогой я ждала тех слов, которые заставили бы меня остаться. Ему всего-то и нужно было сказать, что он любит меня, что все еще хочет меня теперь, когда знает обо мне правду.

Я сдерживала дыхание, наблюдая за борьбой чувств, отражавшейся на его лице, но наконец оно принял решительное выражение.

— Я никогда тебя не забуду, — проговорил он, нежно гладя меня по волосам, — но мне совершенно ясно, что ты принадлежишь своему времени.

С таким же успехом он мог взять нож и вонзить его мне в сердце. Я прижалась лицом к его плечу, исполненная решимости не дать ему увидеть, как мне больно. Губы у меня дрожали. Я боролась с подступавшими слезами.

Он мягко отстранил меня и потянулся за своей курткой. Надев ее, он взял меня за руку и повел к двери на чердак.

Вынув часы, он долго, дольше, чем необходимо, смотрел на них.

— Пора, — он вложил мне в руку часы и зажал вокруг них мои пальцы. — Это на память обо мне. — Голос его дрожал от волнения, чего раньше я никогда за ним не замечала.

— Спасибо, — хрипло поблагодарила я, едва узнавая собственный голос. Я открепила одометр со встроенным компасом от своей сумочки и протянула Натаниэлю. — Компасом вряд ли сможешь пользоваться в этом твоем ненормальном доме, — я изо всех сил старалась говорить ровным голосом, хотя сердце у меня разрывалось на части, — а одометр может пригодиться тебе в полетах. Он показывает, сколько миль ты п… прошел…

Не в силах договорить, опасаясь, что вот-вот разрыдаюсь, я замолчала. Натаниэль тоже молчал с несчастным видом. Наконец он прервал неловкое молчание.

— Что ж, больше ничего и не скажешь. Я кивнула.

— Да, полагаю, это так. Я ждала, моля про себя Бога, чтобы он попросил меня остаться.

— Да, — повторил он. Его взгляд притягивало ко мне как магнитом. — Благослови тебя Бог, любовь моя.

Я сжала дверную ручку и рывком открыла дверь.

— Натаниэль… — проговорила я полушепотом, поворачиваясь к нему.

— Да?

«Я люблю тебя», — мысленно воскликнула я. Но я не могла произнести эти слова вслух. Я спала с ним, я влюбилась в него, но он любил меня недостаточно для того, чтобы попросить остаться. А может, не верил, что я смогу приспособиться к их образу жизни, подумала я, лихорадочно пытаясь найти ответ на вопрос, так ли это на самом деле. Он знает, что я здесь чужая и навсегда останусь чужой.

Я встала на цыпочки и потерлась губами о его губы. Затем развернулась и вошла на чердак, стараясь не думать о том, какое потрясенное было у него лицо. Я скорее почувствовала, чем увидела, как он уставился мне в спину. Его взгляд, казалось, прожигал меня как лазер.

Сморгнув слезы, я заставила себя идти дальше, к тому месту, где я стояла во время первого землетрясения. Неужели это было всего неделю назад? Я увидела ящик с расщепленной доской, может, тот самый, о который я тогда споткнулась в темноте. Где-то заржала лошадь. Издалека донесся лай собак. Животные знают, подумала я. Каким-то образом они чувствуют, что скоро начнется землетрясение.

Внезапно я осознала, что мне не хватает Аполлона. По крайней мере, мне не пришлось бы совершать это путешествие во времени в одиночку.

— Это все ты виноват, — поругала я вслух бросившую меня собаку. — Если бы ты не вырвался и не побежал по этим ступенькам…

Пол задрожал. Картины моей прежней жизни промелькнули у меня перед глазами — жизни без Натаниэля, мужчины, которого я любила, но который, напомнила я себе, вонзая ногти в ладонь в надежде, что боль приведет меня в чувство, ясно дал понято, что я должна оставить его. Без него у меня ничего не было… но я не обернулась. Я не могла.

Гул нарастал. Пол подо мной заходил ходуном. Я двинулась вперед, перешагнув через ящик. Внезапно меня охватила паника. Что если моя теория неверна? Что если я попаду в какое-нибудь другое время — в прошлом или будущем? Или, что еще хуже, вернусь в свое время и обнаружу, что землетрясение все разрушило, и мне незачем и не к .кому было возвращаться?

Сзади раздался оглушительный треск и почти в тот же миг Натаниэль вскрикнул от боли. Этот крик проник в мое несколько затуманенное сознание. Я быстро повернулась, стараясь сохранить равновесие. Через открытую дверь я увидела Натаниэля, распростертого на полу в спальне лицом вниз. Деревянная полка свалилась со стены и теперь лежала у него на затылке, а рядом валялась тяжелая мраморная подставка для книг. Меня окатила волна страха. Натаниэль был совершенно неподвижен, как-то неестественно неподвижен.

Я вовсе не спасла его, если уж на то пошло, именно я стала причиной того, что с ним сейчас произошло. Одному Богу было известно, насколько серьезно он ранен. И все же, если я останусь, чтобы помочь ему, я лишусь единственной возможности вернуться в свое время.

Я почувствовала головокружение и странную невесомость. Меня словно втягивало в гигантскую воронку и все вокруг двигалось в замедленном темпе. Ужас завладел моим сознанием, пока мир, казалось, вращался вокруг меня, но одна мысль оставалась ясной и четкой — я нужна Натаниэлю.

Я бросилась к дверному проему и вцепилась в ручку двери, со страхом думая, что, возможно, уже опоздала. Ощущение у меня было такое, будто какая-то невидимая сила разрывала меня пополам.

Пол подо мной сильно содрогнулся, и я упала вперед на колени.

— Натаниэль, — выдохнула Я, подползая к нему.

Когда я коснулась пальцами его виска, он застонал, потом сбросил с головы полку и попытался привстать на одно колено.

— Ты все еще здесь, — хрипло проговорил он, уставившись на меня так, словно не был уверен, не галлюцинация ли я.

— Ты жив, — чувство облегчения буквально затопило меня, хотя я и увидела на кончиках пальцев кровь Натаниэля.

Он достал из кармана куртки платок и прижал к виску.

— Это всего лишь царапина. Но ты… — он заговорил громче, стараясь, чтобы его было слышно за грохотом землетрясения, — ты не вернулась в свое время.

— Может, я еще успею.

Раздираемая противоречивыми чувствами, . я стояла не в силах двинуться с места, как кролик, ослепленный фарами приближающегося автомобиля. Подземные толчки продолжались, и сердце у меня все так же разрывалось на части. Но я должна уйти. Повернувшись, я решительно направилась к чердаку. Натаниэль бросился ко мне и, повалив на пол, сам упал сверху, прикрыв меня своим телом, как раз в тот момент, когда тяжелая дубовая балка над дверью на чердак рухнула вниз, а вместе с ней и часть потолка. Куча обломков и мусора загородила вход, лишив меня шанса вернуться в свое время. Я молча уставилась на завал. Слезы потекли у меня по лицу, когда я осознала, что нет никакой возможности разобрать его вовремя. Тем не менее я принялась разгребать обломки, отчаянно пытаясь добраться до двери, пока голос Натаниэля не привел меня в чувство.

— Слишком поздно, — сказал он, затем. взяв меня на руки, отнес на широкую кровать и сам лег рядом, прикрывая своим телом как щитом. Я дрожала в его руках, кровать раскачивалась, со стен и потолка сыпалась штукатурка. Осознание действительного положения вещей придавило меня, как бетонная плита. Я была заперта здесь, одна без семьи. Навсегда.