— Послушай, Натаниэль, произошло недоразумение…

— Я сказал убирайся! — Натаниэль схватил своего дядю за шиворот и, рывком стащив с кровати, поставил на ноги. — Если ты прикоснешься к ней еще раз хотя бы пальцем, я сделаю так, что тебе больше не удастся причинить вред ни одной женщине.

— Я не дотронусь до нее. Обещаю, — сказал заискивающе дядя Эфраим. — Ты не… я хочу сказать, Фейс так мечтала увидеть свадебную церемонию…

Натаниэль убрал руку.

— Я не унижу тетю Фейс рассказом о том, чему только что был свидетелем. Вы можете остаться на свадьбу, и ты будешь вести себя как джентльмен, или я брошу тебя на одно из моих судов и устрою тебе купание с раины под киль.

Эфраим, потирая зад, попятился к двери.

— Я все еще твой дядя, поэтому позволю себе дать тебе совет, — пробормотал он, бросив на меня полный ненависти взгляд, перед тем как выйти в коридор. — Ты совершаешь ошибку, Натаниэль, доверяя такой, как она.

Виктория быстро закрыла за ним дверь и кинулась ко мне.

— Тейлор, с тобой все в порядке? Натаниэль был уже рядом со мной, осторожно вынимая кляп у меня изо рта. Стиснув в пальцах разорванный ворот сорочки, я уронила голову на руки. Видя, как я расстроена, Натаниэль поспешно натянул простыню и прикрыл меня. Я вся тряслась как в лихорадке.

— Ну-ну, успокойся, все в порядке. — Он прижал меня к груди, моментально внеся умиротворение в мою душу одним своим присутствием. Рядом с ним я чувствовала себя в полной безопасности, зная, что, пока он держит меня, со мной не может случиться ничего плохого. Мне хотелось навсегда остаться в его объятиях, но я понимала, что глупо было даже думать об этом.

— Мой дядя, он не?..

— Нет. Он меня не… — Я бросила взгляд на Викторию и слово «изнасиловал» застыло у меня на губах. — Он не оскорбил меня.

У Натаниэля, который в этот момент машинально разбирал мне пальцами спутанные волосы, бормоча какие-то слова утешения, вырвался вздох облегчения. В следующую минуту, очевидно, осознав, что делает, он поспешно опустил руки.

Виктория переводила взгляд с меня на Натаниэля и обратно, и с ее лица не сходило загадочное выражение. Что-то в ней смутно тревожило меня; временами она казалась слишком уж искушенной в жизни для двенадцатилетнего ребенка.

Аполлон вспрыгнул на сундук у подножия кровати и взобрался на покрывало. В следующее мгновение, перебравшись через руки Натаниэля, он уже лизал мне лицо.

— Эй… парень, полегче. — Я рассмеялась. — Между прочим, как ты оказался в доме? — спросила я, внезапно вспомнив, что утром Аполлон был водворен в загон за домом.

Виктория смущенно улыбнулась.

— Он выл весь день. Мне стало жаль бедняжку и я тайком принесла его к себе в комнату. Мы с ним уже спали, когда вдруг услышали твой крик.

Натаниэль нахмурился, явно собираясь отругать сестру, но сдержался. Аполлон был сейчас героем дня и, очевидно, на настоящий момент вне критики.

— Можно, я оставлю его, Натаниэль? Можно? — принялась упрашивать Виктория, обхватив руками Аполлона, который оставил наконец в покое мое лицо и нашел прибежище у нее на коленях.

— Ты не можешь его оставить себе, Виктория, он не твой, — напомнил ей Натаниэль. Она облизала губы.

— Правда. Но я думала, может он останется у меня наверху на сегодняшнюю ночь, если, конечно, Тейлор не возражает. Я обещаю, что глаз с него не спущу, и он сможет опять ее защитить, если…

— Хорошо, я сдаюсь, — усмехнулся Ната-ниэль, — перед превосходящими силами противника в этом женском царстве. Смотри только, чтобы юный проныра не оставался ни минуты без присмотра. И, ради Бога, держи его подальше от Пруденс.

Аполлон громко фыркнул. Похоже, он считал свое дальнейшее пребывание в загоне для гусей недостойным героя.

— Я рада, что ты чувствуешь себя лучше, — сказала я, обратив в этот момент внимание на порозовевшие щеки Виктории.

Девочка просияла.

— Таблетки, которые ты дала мне, сотворили настоящее чудо. — Она повернулась к Аполлону. — Идем, Аполлон, я посажу тебя назад. — Послушно он затрусил вслед за ней к двери.

Неужели он все-таки поддается дрессировке, подумала я и покачала головой, не веря своим глазам.

Натаниэль осторожно опустил меня на постель и, подоткнув простыню под моим подбородком, сел рядом.

— Я ужасно сожалею… Не понимаю, что нашло на моего дядю. — Он нахмурился. — Ты случайно не обмолвилась ему насчет своего рода занятий?

— Разговор об этом даже не заходил. Он кивнул.

— Надеюсь, и не зайдет после того, что произошло сегодня. — Помедлив, он добавил. — Ты была права насчет моего дяди. Мне следовало довериться твоей интуиции.

— Значит, ты признаешь, что можешь мне доверять? — ухватилась я за его слова. Явно испытывая неловкость, он ответил:

— Достаточно, по крайней мере, чтобы понять, что ты не сумасшедшая.

Пока и этого довольно, решила я, заглянув ему в глаза и увидев в них откровенное беспокойство за меня.

— Спасибо тебе, — сказала я дрожащим голосом, только сейчас в полной мере осознав, чего мне удалось избежать. — Никогда не думала, что мне доведется увидеть, как ты бросаешься на защиту моей чести.

Мы оба улыбнулись.

— Господь свидетель, — проговорил он, устремив на меня столь пронзительный взгляд, что я невольно вздрогнула, — ты достаточно красива, чтобы свести с ума любого мужчину. И, однако, если бы я не был стопроцентно уверен в обратном, то вполне мог бы подумать, что ты вообще никогда не была проституткой и все это твоя очередная фантазия.

— Ты только что говорил о моей интуиции, — сказала я, тщательно подбирая слова. — Может, пора тебе начать доверять своим инстинктам?

— Может быть. Но, по крайней мере, все это доказывает одно. Теперь у меня нет ни тени сомнения в том, что ты искренне желаешь исправиться. В противном случае ты обчистила бы дядю Эфраима до нитки за удовольствие поразмяться с тобой между простынями.

Я содрогнулась.

— Он был отвратителен… — В мозгу у меня всплыли обрывки ночного кошмара. — Почему-то он все время сравнивал меня с Джессикой.

— С Джессикой? Странно. Он почти не знал моей мачехи. Как тебе известно, она сбежала, когда Виктория была совсем крошкой. Как я припоминаю, они встречались с дядей Эфраимом всего пару раз, не больше.

Я нахмурилась.

— Мне так не показалось. Судя по его словам, он хорошо ее знал.

Натаниэль отпустил мою руку и поднялся,

— Как бы там ни было, теперь это не имеет никакого значения. В конечном итоге, все это в прошлом. Ведь так?

Как только Натаниэль вышел, я достала из комода ночную рубашку, выбранную для меня мадам Ривьер, прошлепала в ванную и наполнила ванну горячей водой, горя нетерпением поскорее соскрести с тела там, где к нему прикасались пальцы дяди Эфраима, воображаемую грязь.

На этот раз я взяла Аполлона с собой и посадила его в ванной у двери, чтобы не дать никому войти. Натаниэля он конечно впустит… но я сомневалась, что дядя Эфраим осмелится пройти мимо собаки после того, как свел с ней столь близкое знакомство.

Я легла в ванну и закрыла глаза. В голове у меня крутились обрывки мыслей. Слава Богу, что Натаниэль появился так вовремя… Должно быть, он все-таки испытывает ко мне какие-то чувства, если набросился с кулаками на собственного дядю. Он встал на мою защиту, заступился на меня, чего никто никогда не делал, за исключением, пожалуй, Алекса. Он даже начал сомневаться в правильности собственных выводов о роде моих занятий. Я вспомнила, как вальсировала с ним во сне в танцевальном зале и он поцеловал меня…

О чем я только думаю, позволяя чувству к Натаниэлю завладеть всеми моими помыслами, мечтая о близости с человеком, с которым у меня, скорее всего, не могло быть никакого будущего? Это было полнейшим безумием. Пора перестать предаваться глупым мечтаниям. Он был связан обещанием и полон решимости жениться на Пруденс в субботу… но даже если бы все обстояло иначе, он и тогда не дал бы воли своим «нецеломудренным чувствам» ко мне. Я была в его глазах яблоком с червоточинкой. Проституткой, оказывающей дурное влияние на его слишком впечатлительную сестру.