Но ее неказистый товар смехотворно смотрелся на фоне стоящего рядом фруктового прилавка, где красивыми рядами располагались экзотические фрукты, привезенные из разных стран. Над ними радушно улыбалось лицо азербайджанского торговца. Проходившие мимо люди, естественно, не обращали никакого внимания ни на саму старушку, ни на ее яблоки.

Что-то переломилось в душе Феликса. Комок подступил к горлу. Не осознавая конкретного смысла своих действий, он направился в ее сторону. Подойдя к ней, Феликс, недолго постояв и о чем-то отрешенно задумавшись, сунул руку в карман брюк, вытащил оттуда горсть бумажных купюр и уложил сей ворох в руку оторопевшей старушки.

— Что это, внучек? — с испугом спросила она.

— Это деньги, бабушка… Возьми, тебе нужнее. А яблочками угостишь кого… — улыбнувшись, сказал Феликс и, подумав, добавил: — А это, пожалуйста, сделай милость, в церковь снеси, пусть праведным делам послужит. — С этими словами он положил на купюры сорванную с дорожного хама золотую цепь, развернулся и, ни слова не говоря, направился к машине.

— Как величать-то тебя, внучек? — На глаза растерянной, обескураженной старушки навернулись слезы.

Но Феликс уже ее не слышал.

Рядом с джипом остановилась синяя «Вольво». Из нее вышел невысокий, полный человек в бежевом плаще и мелкими шагами засеменил к джипу. Робко присев на заднее сиденье, он быстро заговорил:

— Феликс, ради бога, умоляю, оттяните срок отдачи денег еще немного. Вы же знаете о моих проблемах. Я рассчитаюсь, честное слово, рассчитаюсь. Дайте только еще немного времени… Не губите! Я же сам так глупо влетел. У меня же супруга сердечница. Того и гляди инфаркт случится. И младшей дочке моей все нездоровится, все болеет. Я вас очень прошу…

— Стоп! Стоп! Не лепечи так быстро! Погоди! — оборвал его словесный поток Феликс и задумался о чем-то своем, далеком от реалий настоящего момента.

Постепенно его мысли вернулись в русло происходящих событий. В той или иной мере Феликс научился разбираться в людях. Видя перед собой испуганное лицо коммерсанта, он осознавал, что тот не врет, что он на самом деле попал в форс-мажорную ситуацию. Феликс понимал, что было бы более выгодно в данном случае отобрать у несчастного его имущество. По большому счету, он за этим и приехал. Тем не менее что-то переломилось в его зачерствевшей душе.

Подумав, он неожиданно для себя подвел радикально противоположный итог этой короткой встречи.

— Хорошо… Я верю, что в скором времени ты сможешь взять кредит. Даю тебе еще полмесяца. Больше не могу. Не подведи меня и не забудь: с долгами нужно рассчитываться. Ступай. Тебя никто не тронет. Привет семье…

Удивленный таким неожиданным поворотом, коммерсант рассыпался в благодарностях и искренних заверениях своей преданности. Подобострастно попрощавшись с Феликсом, он мгновенно ретировался в пространстве.

Внимательно слушавший все это Гоша заметил:

— Фил, извини, но мне кажется, возможны неприятности. Кузьмич будет недоволен твоим добрым поступком.

— Это его проблемы, — отрезал Феликс. — Поехали.

Машина тронулась. Настроение стало безмятежным и радостным. Злость куда-то исчезла, растворилась без следа. На лице Феликса блуждала задумчивая улыбка… Он думал о чем-то давно забытом и трепетно-приятном.

Солнце светило все ярче и ярче, пробиваясь среди хмурых облаков. Его ласковые теплые лучи как бы на прощанье в преддверии зимы обогревали осенний город.

Вечером того же дня Феликс встретился с Крестом в ресторане «Арагви». Коля Крест уже сидел за столом небольшого банкетного зала и пил крепко заваренный чай. Увидев вошедшего молодого человека, он мрачно поздоровался с Феликсом и молча указал на стул. Когда тот присел, ему тут же принесли чашку чая.

Крест молчал. Молчал и Феликс. Они медленно попивали чай, стараясь не смотреть друг на друга. Наконец тишину нарушил Николай Кузьмич:

— Феликс, дорогой, я столько лет тебя знаю, но такой сердобольности в тебе не замечал. Почему ты отпустил Сидоренко? Почто не отписал его хату и машину?

— Кузьмич, я посчитал, что так нужно. Это было мое решение, — твердо ответил Феликс.

— А на мое решение тебе наплевать? — поднял глаза вор.

— Нет, не наплевать. Но я принял свое, как считаю, правильное решение. Я не хочу, чтобы о тебе и обо мне ходили слухи как о рвачах. Что якобы мы готовы с любого фраера последнюю рубаху сорвать. Я продлил ему срок отдачи до определенного дня. И в этот день я положу перед тобой всю требуемую сумму. Если чего-то будет не хватать — возьмешь с моей доли.

Крест внимательно посмотрел на Феликса. Аргументы, приведенные его молодым приятелем, показались ему убедительными. Сделав паузу, Николай Кузьмич сказал:

— Фил, друг мой, может, ты во многом прав, например в том, что имя нужно беречь от разных там кривых слухов. Но скажу тебе, братуха, как старый, опытный жулик. От добра добра не ищут. Ты пожалел сегодня этого лоха, а он, паскудник, продаст квартиру и все, что можно, да сквозанет куда подальше. Потом рыскай, ищи иголку в стогу сена. Что на это скажешь?

— А то скажу, что в назначенный срок деньги будут лежать у тебя на столе. Чувствую, что коммерсант не врет. Но если, не дай бог, я ошибаюсь, то достану его из-под земли. Найду и разберусь по полной программе! Деньги же, как и обещал, будут на твоем столе в намеченный день. Это моя проблема.

— Да, Фил, ты все же красавчик. Уважаю таких, как ты. По рукам. Проблем у нас с тобой больше нет, ты по-прежнему остаешься моим кентом и братом.

Крест вышел из-за стола, подошел к Феликсу и крепко обнял его.

— Все же хорошо, что есть такие люди в нашей среде, в нашем мире!

— Спасибо, Кузьмич, на добром слове…

Точно в обещанное время Феликс положил перед Крестом полиэтиленовый пакет с возвращенными деньгами. Сидоренко уложился в поставленный перед ним срок. Вернул всю сумму сполна, даже с лихвой. Феликс не ошибся в нем, давая ему оттяжку во времени. Но не это было главное. Главное было то, что наш герой при выборе из таких понятий, как выгода и милосердие, смог выбрать последнее.

Феликс никогда не изменял своим правилам. Правилам своей морали. Несмотря на то что эта мораль и принадлежала преступнику. Преступник преступнику рознь, а человек должен всегда оставаться человеком.

Прошло два года. Авторитет Феликса в преступной среде, и даже в воровской, рос как на дрожжах. Но никогда наш герой не шел на компромиссы со своей совестью. Он строго следовал заповедям, которые сам для себя придумал. В процессе переоценки ценностей заповеди иногда трансформировались, но основная линия его морали была неизменной.

За Феликсом прочно закрепилась преступная кличка Чикаго. Он получил ее за увлечение гангстерскими боевиками. Ему нравились времена гангстерского рассвета в Америке, времена «сухого закона» и великой депрессии. Эти годы чем-то напоминали начало девяностых в России.

В это время в стране шли большие перемены. Преступный мир тоже видоизменялся. С первого взгляда казалось, что сферы влияния криминалитета были все уже поделены, но то здесь, то там возникали очаги напряженности. Погибали одни лидеры преступного мира, на их место сразу приходили другие. Свято место пусто не бывает. И опять передел. Опять новый дележ. Стоило одному авторитету возвыситься или перейти дорогу другому, а, возвышаясь, переход дороги был неизбежен, как тут же его настигала пуля киллера. Или нож. Или взрывчатка.

На этом поприще особенно преуспели группировки нового типа. Они не признавали никаких понятий и законов. Главными их аргументами были сила и жестокость. Называли их беспредельщиками. Или еще чаще — отморозками.