Рейс усомнилась, действительно ли Митч возражает против трансляции из суда. Отказавшись от гонорара, он мог бы компенсировать убыток бесплатной рекламой. Она провела в его обществе два выходных дня, а он и словом не обмолвился о перспективе телесъемки. Точно так же он утаил от нее намерение Абигайль Карнивали потребовать более высокого залога, чем она была в состоянии выплатить. Зачем эти увертки? Она имеет полное право быть в курсе всего происходящего.

К тому моменту, когда вечернюю тишину нарушил телефонный звонок, у нее вырос на Митча здоровенный зуб. Она бросилась к аппарату, преследуемая верной Дженни, и схватила трубку, как гранату.

– Ну и мерзавец ты, Митч! Ты скрыл от меня возможность телетрансляции с суда. Я не хочу красоваться на экране, понятно? Это не цирк для прессы, а вопрос моей жизни.

На другом конце провода установилась мертвая тишина. Это ее не остановило.

– Ты меня понял, Митч? Никакого телевидения.

– Это не тебе решать. Все зависит от судьи, – Его голос звучал утомленно, почти обреченно, и это заставило ее опомниться. – Я категорически против камер в зале суда, но решаю не я, а судья.

– Почему ты не говорил мне о запросе телеканала? – спросила она уже без прежнего негодования. Он так устал!

– Я сам только этим утром узнал о нем по факсу, а потом весь день провел в суде.

– О! – только и смогла она ответить, упрекая себя за несдержанность. Ей хотелось кричать, рвать на себе волосы от отчаяния.

– Судья Рамирес метит в члены апелляционного суда. Как бы я ни настаивал, она впустит телевизионщиков.

Ройс помнила судью высшего суда штата Глорию Рамирес по предварительным слушаниям, когда хватило всего трех минут, чтобы решитьу что штат считает представленные доказательства достаточными, чтобы передать ее дело в суд. Дядя Уолли, присутствовавший на несчетных процессах, уверял Ройс, что судья Рамирес – одна из лучших законниц, но ее недостаток – честолюбие.

– Снимать суд надо мной несправедливо!

– Юриспруденция стремится к справедливости, но не всегда достигает цели. Камеры заставляют всех участников нервничать, речи становятся высокопарными. Но ничего не поделаешь – будь готова к худшему. Благодари Бога, что штаг без пяти минут банкрот. Обвинение в отличие от нас не имеет средств, чтобы дрессировать своих свидетелей.

Ее совершенно покинуло бойцовское настроение. У нее было такое ощущение, будто ее послали в нокдаун. Возразить было нечего. Решение действительно остается за судьей. Она пожалела, что говорит с Митчем по телефону, а не лично – ей захотелось заглянуть ему в глаза. Ладно, Ройс, не останавливайся на полпути, будь честна сама с собой: тебе хочется, чтобы он тебя обнял.

От поцелуев Митча она была способна забыть обо всем на свете, даже о том, что Брент ежедневно названивал Кэролайн, хотя клялся Ройс в любви. Митч умел заставить ее подвергнуть анализу самые потайные чувства. После того как он после страстных поцелуев оставил ее одну, она провела бессонную ночь, посвященную тягостным раздумьям.

Лишь на один вопрос ей не удавалось найти ответа: чем объяснить ее реакцию на Митча? Пришлось довольствоваться объяснением, что ее гложет чувство вины при мысли об отце. Где было тогда сострадание Митча? С другой стороны, она была вынуждена признать, что Митч изо всех сил старается ей помочь, когда все остальные беспомощно опустили руки. Она находилась в растерянности, разрывалась между прошлым и настоящим, между памятью об отце и плотским желанием.

Она догадалась, что Митч целовал ее неспроста, а чтобы доказать, что способен вовремя остановиться, памятуя об обещании вести себя профессионально. Ройс хватало ежевечерних бесед с ним, чтобы обрести уверенность в себе и оптимизм, которых ей так отчаянно не хватало. Ей хотелось удержать их отношения на этом уровне – дружеском, но прежде всего профессиональном.

– Как продвигается твой процесс? – спросила она его.

– Сегодня утром в дело вступило жюри присяжных. Наступил самый ответственный момент: ожидание и потуги отгадать вердикт.

Она глубоко вздохнула, чувствуя, что Митч готовит ее к неприятной новости.

– Я собираюсь просить об отсрочке рассмотрения твоего дела.

– Почему? – Ее охватила паника. – В чем дело?

– Дела идут хуже, чем я ожидал. Пол не нашел никаких улик, пускай самых призрачных, которые помогли бы выйти на того, кто тебя подставил. Я не могу заморочить присяжным головы, не имея ни малейшей зацепки. – Он умолк, чтобы промочить горло. – Но ты не беспокойся. У защитников есть три священных правила: отсрочка, битва, апелляция. Наступило время для первой стадии игры – отсрочки. Тебе она будет только на руку. Публика уже забыла подробности преступления. Согласно последнему опросу, виновной тебя считают уже только шестьдесят процентов. В дальнейшем этот процент будет неумолимо снижаться. У тебя будут более снисходительные присяжные.

– По твоим словам, справедливость принесена на алтарь стратегии и тактики. По-моему, такова сущность всей системы, и мне придется с ней мириться, нравится мне это или нет.

На это Митч ничего не ответил. Помолчав, он произнес.

– Ройс… – В такие моменты его низкий, вкрадчивый голос неизменно действовал на нее, как молния, пронзающая потайные уголки тела. Но продолжение вышло отнюдь не сексуальным: ее снова ждали неважные новости: – Пол занялся твоими подругами и Уолли.

Совсем недавно она стала бы с пеной у рта отстаивать их полную непричастность, но сейчас, после бессонной ночи, полной трезвых мыслей, она удержалась от негодующего возгласа. Похоже, она никому не вправе доверять. Ведь под угрозой все ее будущее, ее надежды, мечты… Ей необходима правда о человеке, который питает к ней настолько сильную ненависть, что готов ее уничтожить.

– Митч!.. – умоляюще произнесла она. Рейс опасалась, что он вот-вот вернется, и она снова потеряет контроль над собой. Единственный выход заключался в том, чтобы находиться на почтительном расстоянии от него, – Я хочу домой.

Прежде чем ответить, Митч выдержал долгую паузу.

– Ладно. Но дождись пятницы, когда тебе доставят новый матрас.

– Давай не оглашать наши отношения, пока не кончится процесс, – предложил Пол Вал. Они сидели на диване у него дома. Он не стал упоминать о том, что Митч неоднократно предостерегал его не нанимать подозреваемых. Он знал, что Митч прав, но ничего не мог с собой поделать.

– Условились. – Вал стала ластиться к нему, соблазнительно улыбаясь.

Опять? В этот вечер они уже дважды занимались любовью. Теперь Полу больше хотелось посидеть у камина, выпить вина, поболтать. Ему было любопытно, чем вызван неутолимый сексуальный аппетит Вал. Несомненно, причина крылась в ее неудавшейся семейной жизни. Он уже давно ждал, чтобы Вал сама затронула эту тему, и пришел к выводу, что потребуются наводящие вопросы.

– Я был женат десять лет, – начал он, полагая, что его откровенный рассказ о собственном прошлом побудит Вал выложить побольше о себе.

– Что случилось потом? – спросила она, смущая его взглядом своих темных глаз.

– Наш брак уже несколько лет трещал по всем швам. Даже если бы не случилось той гадости у меня на работе, мы бы не стали дальше жить вместе. Виноват я: я был слишком поглощен работой и слишком поздно понял, как легко разом всего лишиться.

Он подробно рассказал ей о памятной облаве, с которой начались его неприятности.

– Кто на самом деле прихватил деньги? – спросила она.

– Один из коллег. У его сына была лейкемия, и ему были отчаянно нужны деньги. Ты не можешь себе представить, какой это соблазн – пачки несчитанных купюр. Ты с полным правом думаешь: одной пачкой больше, одной меньше…

– Ты никому ничего не сказал?

– Нет. Я ему сочувствовал. Если бы мой ребенок был при смерти, а у меня кончилась страховка, я бы тоже взял деньги. В любом случае доказательств у меня не было, так чего ради тащить беднягу на разборку, когда у него и так хватает бед? – Он видел, что она всерьез сочувствует ему. Ее отношение к нему не исчерпывалось сексом.