Ройс знала, что ей не следовало идти с Митчем в ночной клуб. Она чувствовала себя неудобно в его обществе в заведении, полном обнимающихся парочек. Однако она бы не выдержала в этот вечер одиночества.

– Хочешь выпить? – осведомился Митч.

– Шампанское и кьянти для меня и так перебор.

Митч огляделся и доложил:

– Столиков нет, у стойки ни одного свободного места. Значит, придется танцевать.

Для танцев было выделено крохотное полукружье. Рядом находилась сцена с задернутым занавесом из бордового бархата. Рядом меланхолический квартет наигрывал вальс.

«Чем ты тут занимаешься?» – тревожно спросила себя Ройс, оказавшись в объятиях у Митча. Он не стал прижимать ее к себе, но и его теплой ладони, разместившейся на ее голой спине, оказалось достаточно, чтобы она начала терять голову. Прикосновение его сильного тела тоже не способствовало хладнокровию. В процессе танца они терлись друг о друга бедрами – о-о!..

– Завтра я отвезу Джейсона в лагерь, – сообщил Митч, не зная, что бы еще сказать. В его объятиях Роде чувствовала себя так, словно проглотила аршин. Расслабится ли она когда-нибудь в его обществе, сможет ли ему доверять?

– Как долго он там пробудет? – Она старалась не смотреть на темные завитки волос, выбивающиеся из-под его расстегнутой до середины груди рубашки.

– Все лето. Вернется как раз перед судом.

– Как ты думаешь, Джейсон никому не скажет, что видел меня? – Она говорила Митчу о посещении Джейсона, и он тоже потребовал, чтобы паренек помалкивал.

– Он не проболтается. – Митч удивлялся, почему Ройс так напряжена. Он весь вечер делал все возможное, чтобы доставить ей удовольствие. Впрочем, личина славного парня не сработала пять лет тому назад, не сработает и теперь. Роль заботливого мужчины кому-нибудь, возможно, и приносит победу, но у него не было под рукой подробной инструкции, а сам он не знал толком положенных по роли реплик.

Что же сработает с Ройс? Не позволять ей много думать. Она твердит «нет», вспоминая судьбу отца, хотя на самом деле хочет его. Он уже давно устал от хождения вокруг да около. Сегодня ночью или никогда!

Но сперва он расставит все точки над «i». Он переменил позу и принудил ее поднять на него глаза.

– Добро пожаловать в настоящий мир, детка. Я не рыцарь, а самый закоренелый сукин сын во всей округе. Пять лет тому назад тебе довелось узнать, каким мерзавцем я могу быть. Помни, выживает сильнейший. Тебе нужен я.

Ройс затаила дыхание. Что спровоцировало его на эту тираду? Ее сбивал с толку и его неистовый взгляд, и язвительный тон. Он внушал ей страх.

– Я знаю, мне нужна твоя помощь.

Рейс надеялась, что понимает подлинный смысл его слов. Ее отношение к действительности было сформировано отцом – интеллектуалом и идеалистом. Митч, наоборот, олицетворял реальность, холодный, уродливый мир во всей красе, а не идеализированный мирок, в котором привыкла прятаться она.

Митч, насколько она его понимала, познал жестокость мира еще… а собственно, когда? В каком возрасте он покинул дом – в пятнадцать, в шестнадцать лет? Или еще более юным? Что же удивляться его цинизму? Он был отлично подготовлен к сражению с любым недругом.

Ее отец, которого она горячо любила и по которому грустила все сильнее и сильнее, был совсем другим. Когда у ее матери обнаружили рак, он сломался. Ройс переехала к нему, чтобы как-то поддержать как раз тогда, когда мать более всего нуждалась в его поддержке.

О да, она ухватила суть. Правосудие в Америке – идеал, искаженный до неузнаваемости грубой реальностью, но Митч владел ключом к системе. Она нуждалась в нем больше, чем когда-либо в ком-либо еще. Он был последним человеком в целом свете, к которому ей хотелось бы попасть в зависимость, но у нее уже не было выбора.

– Пока ты училась строить глазки в школе для девочек, я рос на улице. Моей школой были задворки. Я учился во флоте, где меня кормили и позволяли заниматься.

– Что случилось с твоими родителями?

Танец закончился, вокруг захлопали в ладоши. Митч не отпустил Ройс. Сжимать ее в объятиях и сохранять трезвую голову, тем более, когда ее губы были так близко от его губ, – для этого требовалась необыкновенная выдержка. На танцевальном пятачке было темно, свет падал только на певца, который опять стал самозабвенно выводить любовную песенку. Митч устранил то небольшое расстояние, которое во время первого танца с грехом пополам разделяло их тела.

Ройс знала, что ей следовало бы вырваться, но стоило ему взглянуть на нее своим томным взглядом, как она утрачивала всякую волю. К тому же ее расстраивало собственное положение и плачевное состояние дел в американской юриспруденции. Что ее ждет? Она мечтала об утешении и находила его в объятиях Митча.

– Помнишь, что ты обещала, Ройс? – Он снова взялся за угрозы. – Мое прошлое – табу. Если ты собираешься в нем копаться, ищи себе другого адвоката.

– Я ни в чем не копаюсь. – Только бы он не узнал о раскопках Уолли! – Я знаю о тебе совсем мало, зато ты обо мне – все.

– Не все. – Он как бы невзначай провел пальцем по ее ладони. Ее тело прореагировало на эту мимолетную ласку самым бесстыдным образом. – Ты не рассказала мне, как плох Брент в постели.

– Почему ты решил, что он плох в постели? – Уже сказав это, она спохватилась, что ступила на минное поле.

– Ты была с ним обручена, но помирала от желания забраться мне в штаны.

Как ей хотелось отвесить ему пощечину!

– Брент великолепен в постели. – Это не совсем соответствовало действительности, но она не собиралась делать Митчу такой роскошный подарок. – Я уже призналась, что меня влекло к тебе. Это все объясняет.

– Все ли?

– Конечно! Чего тебе от меня нужно?

– Ты знаешь, чего мне нужно.

Она притворилась, что не замечает, как предмет его гордости угрожает просверлить дыру у нее в паху. Среди танцующих он не сможет ею овладеть. Хотя… Ей не хотелось думать о том, как она отошьет его потом. Как-нибудь справится.

Митч раскачивался в такт музыке, прижимая к себе Ройс. Его рука путешествовала по ее обнаженной спине. Он чувствовал, как она трепещет, и наслаждался. Черт возьми, телесное общение получается у них гораздо лучше словесного. В эту ночь он не допустит, чтобы между ними опять встало прошлое.

Ройс задавалась вопросом, как она теперь выпутается. В том, что Митч вожделеет ее, не было никакого сомнения, как и в том, что она отвечает ему тем же. У нее так сжимало грудь, что стало трудно дышать. Между ног становилось все горячее. Оставался единственный достойный выход – не молчать.

– Кто следующий певец? – Она слишком поздно поняла, что шепчет в его глухое ухо. Он принял прикосновение ее губ к мочке его уха за любовную игру и провел языком по ее горлу, пустив стаю крупных, как борзые, мурашек по ее спине.

Голос Митча был горяч и нетерпелив:

– Есть только одно занятие, которое превосходит медленный танец.

Она отлично поняла, что он хочет сказать. Беспокойный предмет у него в штанах превратился в копье с раскаленным наконечником. Она помимо собственной воли обняла его за шею и спрятала лицо у него на груди. Она отчаянно призывала себя остановиться, но призывы не доходили. Его объятия были нестерпимо эротичными и в то же время дарили покой. Она испытывала такие мучения, что ей требовались поддержка, уверенность в том, что все кончится благополучно. Это было детством, слабостью, но она ничего не могла с собой поделать.

Его сильные руки настойчиво мяли ей поясницу. Потом одна рука скользнула ниже и ухватила ее за ягодицу. Они уже не двигались, а стояли на месте; танец превратился в сексуальную пародию. К счастью, всем вокруг было искренне наплевать, чем они занимаются. Почти все целовались взасос, как на школьном выпускном вечере. Митч прижал Ройс к своему одеревеневшему члену, и она застонала. Он принялся ее целовать, действуя языком в медленном ритме музыки; в том же ритме двигались его бедра.