Его другая рука погладила изгиб ее ягодицы, а кончики пальцев легонько прижались к узкой складочке.

— Сабан, я люблю тебя. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Клянусь, я уже выучила свой урок, — ладно, она ошиблась, она была неправа, но она была достаточно взрослой, чтобы признать это. — Тебе не следовало так уходить. Ты не должен был оставлять меня.

— Я никогда больше не покину тебя, cher, — эти слова прошептали ей в поясницу за секунду до того, как его губы коснулись ее плоти. — Если ты еще когда-нибудь будешь такой глупой, я отшлепаю тебя на месте.

Его рука легко опустилась на изгиб ее попки.

Натали застыла, широко раскрыв глаза от невероятной вспышки жгучего удовольствия, прорвавшейся сквозь нервные окончания.

— Сабан.

Неужели этот слабый хныкающий звук действительно слетел с ее губ? Она звучала как нимфоманка, умоляющая о большем.

— Ты будешь хорошей девочкой в будущем, не так ли, cher?

Акцент звучал так невероятно сексуально, что она почти кончила от одного этого звука.

— Это смешно, — воскликнула Натали, когда еще один сильный шлепок приземлился на ее зад, посылая этим тепло удовольствия, обернувшееся вокруг ее уже набухшего клитора.

Его рука опускалась на ее задницу снова, снова. О,боже, она чувствовала, как ее плоть горит, краснеет, и она знала, что должна быть возмущена, разъярена, но вместо этого она горела от возбуждения.

Натали чувствовала влагу между бедер, покрывающую ее киску, распространяющуюся вдоль клитора и увеличивающую его чувствительность.

— Я больше не уйду, пара, — Сабан наклонился вперед, его губы прижались к ее плечам, а зубы заскрежетали по спине. — Я буду любить тебя до тех пор, пока ты не поймешь, что в этой жизни для меня не существует ничего, кроме тебя. Я буду защищать тебя, иногда, от самого себя, — он укусил ее за плечо. — Но я никогда больше не покину тебя.

Его рука скользнула между их телами, нашла влагу, собирающуюся вдоль набухших складочек, и Сабан зарычал, будто изголодавшийся.

Его прикосновение было подобно пламени. Она чувствовала, как внутри нее разгорается наслаждение, как ее тело молит о большем. Ей следовало бы бороться с ним, но Натали не могла найти в себе силы отказать себе, не говоря уже о нем, в том, что он мог ей дать.

То, что, как она знала, нужно им обоим.

— Кончи, cher.

Натали нетерпеливо обернулась, когда он поднялся, поворачивая ее к себе. Ее руки обвились вокруг его шеи, притягивая его грудь к ее груди, а его губы к своим.

Она хотела этого поцелуя. Сгорала от желания, умирала от желания. Когда они поцеловались, то поцелуй был наполнен вкусом дикой похоти и бурных эмоций. Гнев и страх пронизывали каждую каплю страсти, каждое движение губ, их стоны смешивались, а руки ласкали.

О,боже, его руки. Мозолистые и сильные, они скользили по ее плоти, пока его губы двигались к ее шее, облизывали, оставляли следы. Неистовство ощущений пронзило ее. Натали чувствовала лихорадку, похожую на молнию, обжигающую ее плоть.

— Моя! — Сабан прорычал это слово у изгиба ее груди. — Моя навсегда.

Она не боролась с этим, не могла бороться с этим. Часы, когда Сабан оставил ее одну, дали ей возможность подумать, почувствовать. Она столкнулась с мыслью о жизни без него и нашла ее невыносимой.

— Кончи для меня, cher.

Его пальцы скользнули внутрь ее киски, поглаживая с наслаждением, когда его губы накрыли твердую горошину ее соска.

И Натали сделала так, как он просил, она кончила, вздрагивая, выгибаясь, чувствуя, как наслаждение настигает ее нежными, всепоглощающими волнами.

— Ах, cher, — он лизнул ее сосок, провел по нему зубами. — Маcher.

— Я люблю тебя, — Натали прошептала эти слова, прижимаясь к его шее, и почувствовала ответную дрожь, пробежавшую по его твердому телу. — Я всегда буду любить тебя.

Она никогда не сможет уйти от него, как от Майка. Это знание было одновременно пугающим и волнующим, то, что он владел ее сердцем и душой.

— Я дорожу тобой, — он всосал ее сосок. — Я обожаю тебя, — его голова переместилась к ее животу. — Ах, cher, я люблю тебя, и мне не жить без тебя.

Его губы опустились к набухшим, мокрым складочкам ее киски.

Удовольствие превратилось в вихрь ощущений. Она выкрикивала его имя, пока Сабан лизал, сосал, пробовал на вкус и рычал во влажном жаре ее лона.

Его зубы теребили набухшие складки, язык лизал, ощупывал и обволакивал ее клитор с резкими, но легкими ласками, от которых она взрывалась.

Когда он накрыл ее своим телом, его член толкнулся внутрь ее киски, Натали заставила себя открыть глаза и потерялась в его взгляде.

— Я пометил тебя, — грубо прорычал Сабан. — Моя. Навсегда.

— Завоевал меня поцелуем, — прошептала она, выгибаясь ему навстречу. — Завоюй меня еще, Сабан.

Своим поцелуем ягуара, вкусом похоти и прикосновением воина-победителя он похитил ее сердце и стал частью ее души.

Натали выкрикнула его имя, когда он завладел тем, что принадлежало ему. Его эрекция рвалась вперед, шелк на твердой плоти скользил, лаская, обжигая наслаждением, которое разожгло еще больше наслаждения и отправило ее в мир, где ничто не имело значения, кроме удовольствия, прикосновений, вкуса его поцелуя.

Напряженные крики эхом отдавались, она чувствовала пламя экстаза, его пульсирующую силу, его член с силой входящий в нее, когда ощущение превратилось в голод, а голод в клеймление ее тела.

Натали извивалась под ним, выгибаясь дугой, пока мужчина входил в ее лоно все глубже, пока сила желания не взорвалась в ней, яркая, горячая, будто гром, и наполненная всей любовью, которую она хранила внутри, запертая, испуганная болью потери этого мужчины. Если она потеряет его, то какую часть себя тоже потеряет?

Она чувствовала его мощный оргазм, чувствовала, как шип удлинился внутри нее, запирая Сабана в ее лоне, как его сперма брызнула, горячая и яростная.

Натали поняла, что пропала бы без него полностью.

— Я люблю тебя больше жизни, — прошептала она со слезами на глазах, прижимая его к себе, впиваясь ногтями в его спину, прижимаясь губами к его плечу. — Не оставляй меня, Сабан. Никогда, никогда не оставляй меня.

— Даже смерть не оторвет меня от тебя, — Сабан поднял голову, его зеленые глаза были почти черными от эмоций, разрывающих их, душа к душе. — Даже смерть, Натали, не смогла бы оторвать мою душу от твоей.

Она подняла руку к его лицу, позволила слезам пролиться и позволила ему укрыть ее в своих сильных руках, в объятиях, столь же освобождающих, сколь и защищающих.

Это никогда не будет легко, но прямо здесь, защищенная своим ягуаром, любимая, укутанная его объятиями, она знала, что за это стоит бороться.

И вместе, одно сердце, одна душа, они прошептали:

— Я люблю тебя.