Неправильно. На лбу выступили капельки пота, киска сжалась, а боль в клиторе и вагине стала почти невыносимой. Она чувствовала себя не в своей тарелке, неуверенной и испуганной.

В жизни Натали было несколько раз, когда она действительно боялась, но она призналась, что теперь, определенно, боится. Она связана с мужчиной, который, женщина уверена, может ей даже не понравится в плане как партнер по жизни.

Ну, на самом деле она его не ненавидела, подумала Натали, когда она добровольно отступила и позволила ему открыть дом, позволила ему понюхать воздух, а затем войти внутрь, чтобы убедиться, что безопасно, проверяя систему безопасности, подключенную к дому.

— Безопасно, cher, — голос Сабана был мягким и наполнен терпением, когда он повернулся к двери.

— Кто-то мог застрелить меня на улице, пока ты осматривал дом, — сообщила ему Натали, ее голос казался надломленным, что она поморщилась, когда мужчина закрыл за ней дверь и запер ее.

— Шансы на это были меньше. Мои чувства немного притупились сегодня вечером, я хотел быть уверен, что ты не попадешь в засаду до того, как войдешь в дом. Сенсоры на вертолете обнаружили бы оружие в этом районе или притаившихся убийц.

Она покачала головой. Она не хотела говорить о вертолете.

— Я собираюсь принять душ и лечь спать, — женщина отвернулась от него и направилась к лестнице.

— Холодная вода не поможет от лихорадки. Ты не сможешь спать, не сможешь понять это или применить к этому логику. Но мы можем все обсудить.

Она повернулась к нему, сжимая челюсть, борясь с эмоциями, поднимающимися внутри.

Черт бы его побрал, такого ранимого. Сабан ей нравился, несмотря на ее нежелание признать это. Натали нравится его игривое настроение, она любит его дразнить, но эта часть его, часть, которую он скрывал, она сомневалась, что ей понравится.

Мужчина смотрел на нее, спокойный, сдержанный, решительный. Эта решимость была словно броней, тенью, от которой он никогда не сможет убежать.

К счастью, он не заставлял обсуждать их ситуацию. Единственное, что спасло ему жизнь на данный момент.

Натали встретила взгляд Сабана. Всего на секунду она испугалась делать это, боясь удовлетворения, триумфа, который она увидела бы там. Этого не было. Темные глаза были мрачными, задумчивыми. На секунду она подумала, что, возможно, заметила в них сожаление.

— А что мы будем обсуждать, чего я еще не знаю? — женщина говорила тихо, хотя знала, что страх внутри нее еще пульсирует.

Породы удивительно проницательны. Скрывать эмоции от них просто не получалось.

Сабан глубоко вздохнул, прежде чем провести пальцами по волосам и сделать еще один шаг к ней.

— Сегодня я тоже прошел тесты, — сказал он.

Натали вздрогнула, эти тесты были более чем неудобными; они были слишком болезненными.

— Лихорадка все больше овладевает мной, и гормон этому только способствует, — он подошел ближе. Шаг. — Недели прошли, с того момента, как я впервые увидел тебя, я понял, что ты моя. Каждый день, горячка все больше и больше охватывает меня, и становится труднее терпеть прикосновение других, независимо от того, мужчина или женщина, пока воздействие лихорадки не начнет ослабевать. Моя плоть чувствительна, мое отвращение от прикосновений другой женщины невыносимы.

Натали оторвала от него взгляд и посмотрела через его плечо, борясь с комом в горле, слезами, который встал.

— Натали, — Сабан произнес ее имя так, словно наслаждался каждым слогом. — Я умею готовить. Стейки в морозилке. Позволь мне позаботиться о тебе сегодня вечером и ответить на твои вопросы. — Подойдя на шаг ближе, он протянул руку и коснулся ее щеки. — Позволь мне позаботиться о моей паре, хотя бы ненадолго, хотя бы в этом маленьком вопросе.

— Я ненавижу то, что ты делаешь со мной. Что это со мной делает, — пробормотала женщина, чувствуя, что оборона, которую она строила в течение дня, рушится. Он ничего не требовал, он просил, и это не уловка. Он не притворялся.

Сабан поморщился, его ноздри раздувались.

— В данный момент я не виню тебя за ненависть ко мне, малыш. Возможно, в этот момент я тоже себя ненавижу. Позволь мне позаботиться о тебе, — мужчина протянул ей руку. — Совсем чуть-чуть.

Натали смотрела на его руку, борясь с собой так же, как и с ним. Это та его сторона, которую она не видела. Ни передразниваний, ни флирта, ни преднамеренной мужской невинности, что не шло ей на пользу.

Она на мгновение задумалась, кто этот человек, этот мужчина Пород, чьи глаза были такими мрачными, чье выражение не было доминирующим, а скорее наполненным тихой гордостью и уверенностью.

Натали подняла свою руку и вложила в его, чувствуя шероховатость ладони Сабана, силу его пальцев, когда он сжал ее руку и повел на кухню.

— Подросток Пород, дочь спаренной пары, она знала, кем ты для меня являешься, — сказал он, ведя ее к кухонному столу и усаживая на стул.

Натали сидела, не зная, что сказать.

— Она экстрасенс или что-то вроде того, — Сабан пожал плечами. — У КэссиСинклер есть дар, который никто из нас не смог определить, но иногда она видит вещи. Она сказала мне больше года назад, что ты войдешь в мою жизнь, — он отвернулся от холодильника и улыбнулся Натали довольной и озадачивающей улыбкой. — Я ей не поверил. Но она впихнула мне десятки книг: «Как очаровать современную женщину», «Секс и новое поколение», — он пожал плечами, вынул стейки из морозилки и подошел к прилавку. — Глупышка.

— Но ты их прочитал? — Натали откинула волосы за плечо и попыталась дышать, борясь с внезапно вырвавшейся из нее вспышкой лихорадки.

Сабан понял. Его голова дернулась, брови нахмурились, его глаза внезапно вспыхнули первобытным знанием.

— Прочел, — его голос слышался тверже, звучал глубже. — Если бы ты вошла в мою жизнь, то я хотел быть готовым.

Затем лихорадка спустилась до ее киски, заставив сжать бедра и задержать дыхание.

Кулаки Сабана сжались на стойке, а тело напряглось.

— Сабан, мне нужно подняться наверх.

Она встала из-за стола.

— Я нужен тебе, — мужчина стоял к ней спиной, но прорычал слова, заявление, мучительно уверенное.

— Только не так, — Натали громко выдохнула, затем попыталась вдохнуть достаточно воздуха в легкие, чтобы дышать несмотря на огненный ком в животе. — Я доверяла тебе достаточно, чтобы позволить оставаться в моем доме. Я достаточно доверяла Лайонсу и Уайетту, чтобы убедиться, что со мной ничего не случится. Ты втянул меня в это.

Сабан медленно покачал головой.

— Ты же знал, — прошептала она со слезами на глазах. — Ты знал, что делаешь, когда поцеловал меня.

— Ты принадлежишь мне, — он повернулся, его глаза светились, голод и нужда преобразили его черты в жестоко высеченные линии. — У тебя был один день, чтобы почувствовать, что росло во мне неделями. Один гребаный день, Натали. Я горел из-за тебя дни и ночи напролет. Я жаждал твоих прикосновений, и даже того, чего ты мне не дала. Я флиртовал, дразнил. Делал все, что в этих долбаных книгах сказано, что должен делать мужчина, и ничего не получалось.

Натали смотрела на него в замешательстве и неуверенности.

— И ты думал, что самое умное поступить по-своему? — наконец она горько спросила. — Что единственный оставшийся шаг — заставить меня подчиниться? Ты заставил меня, Сабан. Чем это отличается от изнасилования?

Чем это отличается? Его губы приоткрылись, ярость заколотилась в нем, что женщина могла подумать о таком, что она могла когда-нибудь поверить, что он заставит ее…

Сабан почувствовал, понял уверенность, с ее точки зрения, что это именно то, что он сделал. Он выпустил свое разочарование, злость на ее отрицание, и голод, и он обрушился на нее, не давая Натали пути к отступлению, она не сможет убежать.

Он никогда в жизни не насиловал женщин. Каджунская болотная крыса, который вырастил его, был бы в ужасе от того, что молодой человек, которым он так гордился до своей смерти, сделал что-то настолько мерзкое.