Он все больше и больше напоминал загнанного оглушенного жука, пытающегося избежать смерти на раскаленных прутьях электрической ловушки для насекомых.

Дуг испытывал нервное возбуждение и чувствовал, что его соседи испытывают то же самое. Но все трое по какой-то непонятной причине предпочитали сохранять маску невозмутимости и незаинтересованности. Они вели себя, как глубокие старики, безмятежно проводящие часы на парковой скамье и время от времени комментирующие сцены, разворачивающиеся перед глазами.

– Похоже, опять в пончиковую направился, – процедил Тегарден.

– Угу, – откликнулся Майк.

В какой-то момент Дуг даже пожалел почтальона. Он очень не любил наблюдать, как кто-нибудь страдает. Но стоило ему вспомнить о Билли и Триш, о Хоби и Стокли, о всех остальных, как жалось испарилась без следа, уступив место суровому чувству удовлетворения.

Почтальон получал по заслугам.

– Пытается просунуть письмо под дверь магазина, – прокомментировал Майк.

– Не выйдет, – констатировал Тегарден.

Почтальон бегом вернулся к своей машине и опять помчался вдоль улицы. В восьмой раз.

На девятые сутки блокады почты пошла вода, а после обеда зажглось электричество.

К концу следующего дня восстановилась подача газа и заработал телефон.

Двое суток почтальона никто не видел, и когда Дуг позвонил в полицию, Майк сообщил, что машина почтальона не трогалась со стоянки перед зданием почты уже пятьдесят два часа.

– Полагаю, нам пора его навестить, – сказал Майк. – Посмотрим, что происходит.

Они поехали все вместе на четырех машинах. Дуг не мог не думать про Тима и Джека.

Когда это все закончится, надо будет заказать мемориальную службу. По всем жертвам почты.

Над иссохшими песьими головами гудели полчища мух. В воздухе стоял удушающий запах разлагающихся обезглавленных трупов. Восемь человек плотной группой подошли к зданию почты. Прямо перед дверью, за перевернутой скамейкой. Дуг увидел то, чего здесь не было раньше.

Голова ребенка.

Нанизанная на столбик перевернутого почтового ящика.

Он переглянулся с Майком, и никто не произнес ни слова. Детская головка, как и собачьи головы, уже успела высохнуть и кишела мухами, Маленькие глазки вытекли.

– Вышибай! – кивнул Майк Тегардену, самому здоровому из полисменов, показывая на стеклянную дверь.

Тегарден с видимым удовольствием исполнил приказание. Осколки стекла со звоном полетели внутрь помещения. Путь был свободен.

В здании почты царил полный мрак. Окна заклеены, свет выключен. Мужчины осторожно двинулись вглубь. Дуг шел первым. В тишине гулко звучали шаги.

– Куда ты подевался, черт тебя подери! – заорал Дуг.

Ответа не последовало. Они продолжали медленно обследовать помещение. Тут был настоящий хаос. Высокий металлический стол, который когда-то стоял у стены, лежал вверх ногами, на полу валялись клочья бумаги, коробки, детали мебели. Стойку для посетителей украшала тушка крысы с отгрызенной головой.

Рядом белели кости покрупнее, наверное, собачьи, из них почтальон сложил изысканный геометрический узор. И всю поверхность стойки покрывала засохшая кровь.

Дуг медленно обошел вокруг. Здание почты казалось пустым, вымершим, но он все равно страшно нервничал и буквально на цыпочках подкрался к двери, ведущей в служебное помещение.

Изнутри послышался долгий низкий стон.

И испуганное всхлипывание.

Дуг застыл, сердце заколотилось как бешеное. Оглянувшись, он увидел страх на лицах полицейских. Звук услышали все, и никто не знал, что делать дальше. Только на Майка, кажется, это не произвело особого впечатления. Он попробовал оттеснить Дуга и возглавить штурм комнаты, но Дуг не пустил его. Он боялся, тем не менее, не мог позволить молодому человеку сделать то, что, по его глубокому убеждению, должен был сделать сам.

– Нет, – коротко произнес Дуг.

Майк с удивлением воззрился на него.

– Я пойду один.

Майк отрицательно покачал головой, спуская пистолет с предохранителя.

– Это слишком опасно.

– Это не опасно. Уже не опасно. – И, посмотрев в глаза молодому полицейскому. Дуг добавил:

– У меня с ним личные счеты.

Майк некоторое время подумал, изучающе глядя ему в глаза, потом кивнул, изображая то ли согласие, то ли понимание.

– Хорошо, – сказал он. – Но возьмите с собой вот это. – Он протянул пистолет. – Знаете, как с ним обращаться?

– Не очень, – усмехнулся Дуг. – Но это не имеет значения. Все равно не поможет. Сам знаешь.

– Все же возьмите. На всякий случай.

Из соседней комнаты снова донесся не то стон, не то плач... По-видимому, кто-то очень страдал от боли.

– Это уже... – начал Майк, но Дуг опять придержал его за руку.

– Я пойду один.

Полисмен остановился и опять уставился на него. Дуг выдержал взгляд, принял из руки Майка пистолет и повторил:

– Я сам. Все в порядке.

– Ладно, – медленно кивнул Майк. – Но мы будем здесь, если что. – Слова прозвучали убедительно, тон – отнюдь. – Если услышу что-нибудь подозрительное, появлюсь немедленно.

– Согласен.

Дуг сделал пару шагов вперед и оказался в служебной комнате.

В логове почтальона.

Он уставился на Дуга из-за баррикады. Точнее, оно уставилось. Потому что почтальон почти утратил человеческий облик. Тело усохло, стало костлявым, изломанным, похожим на скелет гигантского насекомого. Грива когда-то кроваво-рыжих волос посветлела, стала бледно розовой и торчала во все стороны грязными свалявшимися космами. На лице с провалившимися глазницами и запавшими щеками выделялись огромные ярко-белые острые зубы.

Вокруг в хаотическом беспорядке были навалены полки, доски, инструменты, банки, мешки и прочая почтовая дребедень.

Сзади хлопнула дверь.

Почтальон рассмеялся хриплым, угрожающим смехом, и Дугом моментально овладел прямо-таки животный страх. Воздух был странно тяжелым. В нем что-то витало и потрескивало, словно в атмосфере, заряженной электричеством.

Из-за тусклого освещения, Дуг не сразу заметил, что они с почтальоном в этой комнате не одни. В дальнем углу, у стены, почти скрытая тенью перевернутого стола, скрючилась неподвижная фигура с всклокоченными волосами.

Она жалобно скулила. Дуг подошел ближе, стараясь разглядеть лицо.

Жизель Бреннан.

У него перехватило дыхание. Жизель словно мумия была укутана оберточной бумагой. Одна рука, торчащая из бумаги, вывернулась под совершенно неестественным углом, явно сломанная. Она была обмотана оранжево-синими фирменными конвертами «Экспресс-почты» и притянута к туловищу резиновыми бинтами.

Сквозь обертку в нескольких местах сочилась кровь и засыхала, оставляя черные потеки.

Лицо Жизель, щеки, подбородок и шея были заклеены узенькими бумажными полосками. Полоски образовывали бесчисленное количество геометрических узоров – квадратов, прямоугольников, параллелограммов. Тончайшими Волосками были заклеены и ее губы – это создавало впечатление, что они зашиты суровыми белыми нитками. Одно ухо оторвано.

– Жизель! – произнес Дуг, шагнув вперед.

Девушка застонала.

Приглядевшись, он заметил на белой коже ее лба несколько волнистых черных линий, отходящих от чернильного круга с какими-то буквами.

Знак погашения.

А под самыми волосами – ровная полоска марок, тоже со штемпелями.

– Что это? – обернулся он к почтальону. – В чем дело? Какого черта вы с ней сделали?

Почтальон снова рассмеялся низким, скрипучим смехом, напомнившим Дугу скрип ногтей по классной доске.

– Почтовый несчастный случай. – Тихий скрипучий шепот был едва различим.

– Скотина, – выдохнул Дуг. Внезапно он понял, что сделал почтальон. Он превратил девушку в посылку. В несчастную посылку, которую предстоит отправить.

Тварь закашлялась и проскрипела:

– Почтовая служба не может нести ответственность за повреждения, полученные в результате доставки почтовых отправлений. Если бы она пострадала во время работы, она бы подпадала под действие федерального закона охраны труда. Но она работник-почасовик и получила травму во время инцидента, не связанного с исполнением служебных обязанностей.