Наталья недоверчиво посмотрела на Джулиана.

— Завтра?

Он мрачно кивнул и обнял ее за плечи. Все приготовления были закончены несколько дней назад, но Джулиан не решался ей сказать. До последней минуты он молил Бога, чтобы Германия и Австро-Венгрия не переступили роковой черты. Возможность для этого еще оставалась. Министр иностранных дел Эдвард Грей, выступая с посреднической миссией, предложил созвать международный европейский суд и таким образом урегулировать проблему. Берлин отклонил это предложение, сказав, что Австрия права и никакого суда не требуется. Началась мобилизация войск, так как каждая страна полагала, что к моменту объявления войны их армии должны быть в полной боевой готовности. Теперь уже никто не сомневался в неизбежности начала военных действий.

— Это невозможно! — вскричала Наталья, когда они пробирались сквозь бушующую толпу, охваченную патриотическими чувствами. — Ведь я останусь одна!

— Не волнуйся, милая! — крикнула женщина, в тесноте прижатая к ним. — Тебе недолго придется быть одной! К Рождеству все кончится!

— В самом деле? — Наталья не отрывала глаз от лица Джулиана. Он один среди возбужденных людей не испытывал патриотического подъема. Он был дипломатом и гораздо лучше знал реальное положение дел, чем эти поющие и орущие ура-патриоты, разгулявшиеся в праздничный день.

— Так говорят, — сказал Джулиан, стараясь ее успокоить, хотя очень сомневался в скором окончании войны. — Давай выбираться отсюда. У нас с тобой осталось слишком мало времени, и я не хочу терять его в этой суматохе.

Выбраться с Уайтхолла было так же трудно, как и попасть туда. Наталья уцепилась за Джулиана, в то время как тот прокладывал путь через толпу к тому месту, где их ждал «мерседес» с шофером. Всю последнюю неделю она напряженно следила за развитием событий в Европе. Если бы Англия пришла на помощь Сербии, объявив войну Австро-Венгрии, Наталья сейчас тоже громко кричала бы по-сербски «живио!», то есть «ура!», но, насколько она поняла, этого не произошло. Англия находилась в состоянии войны с Германией — союзницей Австро-Венгрии — только потому, что немцы двинули свои войска через нейтральную Бельгию.

— Дело не в одной лишь Бельгии, — терпеливо разъяснял ей Джулиан. — Это означает, что Британия выступает в качестве союзницы Сербии, так же как Франция и Россия. Скоро мы расквасим нос кайзеру, и Габсбургская империя развалится на части.

Наталья ухватилась за эту мысль сейчас, когда Джулиан протискивался к машине. Если ее муж собирается на войну, чтобы приблизить день освобождения южных славян, она обязана справиться с ужасом одиночества здесь, в Лондоне. Пусть это будет с ее стороны жертвой ради будущей Югославии.

«Мерседес» ждал их; шофер сидел с открытым окошком, сдвинув фуражку на затылок, и выкрикивал вместе с окружающими: «Долой Германию! Долой Германию!»

Увидев Джулиана, он сразу замолчал, поправил фуражку и вылез, чтобы открыть им заднюю дверцу; его лицо было красным и возбужденным.

Джулиан только усмехнулся.

— Отвези нас домой и как можно быстрее, — сказал он, размышляя о том, когда этого молодого парня призовут в армию и смогут ли родители найти более пожилого и непригодного к армейской службе человека, чтобы его заменить.

Наталья с облегчением села в автомобиль. Вся Трафальгарская площадь была заполнена кричащими людьми с развевающимися флагами, и «мерседес» сейчас представлял благословенный оазис тишины и спокойствия.

— Мне почему-то всегда казалось, что англичане сдержанны и не склонны проявлять свои чувства, — сказала она, когда их автомобиль начал потихоньку двигаться. В это время группа отчаянных парней с национальными флагами на плечах полезла на колонну Нельсона. — На самом деле они такие же пылкие, как и славяне.

— Я думал, ты должна была еще раньше это Понять, — сказал он с усмешкой, прижимая ее к себе, Наталья хихикнула и, несмотря на людей, тесно окружавших со всех сторон автомобиль, обняла мужа за талию. Пьянящее наслаждение, которое она испытала от его любовных ласк, явившихся для нее сюрпризом, было настолько острым и возбуждающим, что она на время забыла, при каких обстоятельствах они поженились. Сейчас, вспомнив о предстоящей разлуке, она сказала низким хрипловатым голосом:

— Я буду скучать по тебе, cheri.

Джулиан еще Крепче прижал ее к себе. Ему нравилось, когда она порой обращалась к нему по-французски, выражая нежные чувства, а иногда, сердясь, переходила на сербский.

— Если слухи верны и война окончится к Рождеству, разлука будет не такой уж долгой.

— Чем мне заняться, когда ты уедешь? — Автомобиль уже выбрался из толчеи и набирал скорость. — Могу я быть чем-то полезной во время войны?

— А что бы ты могла делать? — спросил он, и она почувствовала насмешку, которая почти всегда звучала в его голосе.

— Не знаю. — Ее темные, изящно очерченные брови сошлись вместе в глубокой задумчивости. — Должно же найтись и для меня какое-нибудь занятие.

Наталья подумала о том, что ее мать и Катерина делают сейчас в Белграде. Они наверняка не сидят сложа руки. Она вспомнила о том, как Катерина выскочила в Сараево из «даймлера», чтобы помочь раненным бомбой, брошенной Неджелко. Разумеется, Катерина не станет сидеть праздно во время войны.

— Я могла бы работать в госпитале, — задумчиво сказала Наталья. — Потребуется очень много санитарок.

— Причем квалифицированных, — добавил Джулиан. — Потребуется также очень много бинтов. Скатывание бинтов — это то, чем ты и мама могли бы заняться дома.

Голова Натальи лежала на его плече. Но, услышав последние слова, она, едва веря своим ушам, отпрянула от мужа.

— Ты в самом деле так считаешь? — недоверчиво спросила она. — Скатывание бинтов? Вместе с твоей матерью?

Она не знала, что больше ее испугало: скучная работа, недостойная Карагеоргиевичей, или необходимость сидеть часами за этим занятием с его матерью… Наталья содрогнулась.

Если бы леди Филдинг разразилась гневом по поводу их брака, Наталья могла бы ее понять и даже посочувствовать. Но холодная сдержанность и антипатия матери Джулиана были ей непонятны. Перспектива жить с ней в отсутствие мужа очень ее угнетала. Как он мог представить себе их, скатывающих вместе бинты, без какого-либо взаимопонимания?