Через пару минут передо мной стояла дымящаяся чашка капучино без сахара. Все как я люблю. За столько лет все-таки запомнил. Но я ждала, что будет дальше. Раз зашел, то пусть уж говорит.

Он вертел в руках свое двойное эспрессо. Все же выглядел он тоже уставшим. Но явно не тянул на переживающего отца, у которого дочь пропала на семь месяцев.

— Уже знаешь, кто будет? — он кивнул на живот.

Я поджала губы:

— Я, кажется, сказала, что тебя это не касается. Этот ребенок не имеет ни малейшего отношения к тебе.

Он лишь ухмыльнулся:

— Ну, знаешь ли! Как минимум у него будет моя фамилия, — он самодовольно отпил из чашки, — мои гены. И вообще, это мой внук или внучка.

Я презрительно поджала губы. Какое самомнение!

— Хочешь исправить прорехи в моем воспитании? Начинаешь новый проект? Неудачная идея. Я тебя к этому ребенку ближе чем на сто метров не подпущу.

Отец никак не отреагировал на мое заявление. Лишь покачал головой.

Вот так мы и сидели, молча пили кофе. Глаза мои начинали слипаться. Ему-то, может, и удобно, но я тут полночи сидеть не собираюсь.

Поэтому я встала и помыла кружку. Он удивленно посмотрел на меня.

— Ты куда? Мы еще не договорили.

Я раздраженно ответила:

— Так говори! Если ты не заметил, то я немного беременна и два дня провела в дороге. Смотреть на то, как ты пьешь кофе, то еще удовольствие.

Он внимательно и оценивающе прошелся по мне взглядом. Наверняка от него не укрылся мой не совсем опрятный внешний вид. Синяки под глазами и худоба не добавляли мне необходимого для Вознесенских лоска.

— Ну да, выглядишь ты не совсем достойно. Завтра, я надеюсь, ты займешься своим внешним видом, а пока разговор.

Его замечание стало последней каплей. Ни волнения, ни вопросов, а что я делала последние месяцы! Его интересует лишь тот, кто у меня в животе, и его желание что-то там мне объяснить. Просто поразительно. Люди не меняются.

Я вздохнула. Возможно, когда-нибудь моя надежда на то, что в моей жизни появится любящий отец и пропадет. А пока она все еще тлела за задворках души. Но теперь мне стоит перестать лелеять в душе обиду и начинать жить не только для себя.

— Я высплюсь, отдохну, поем и завтра, когда найду время, ты мне скажешь все, что хотел. Сейчас я попрошу тебя нас оставить. Тебе понятно, что я сказала?

Я постаралась вложить в свой голос максимальную жесткость. Чтобы наконец заставить его послушаться. Но горбатого могила исправит. Он лишь пошел за следующей чашкой кофе.

— Потерпишь полчасика. У меня важные новости.

Боже. За что мне это все? Тем не менее, пока я наблюдала его спину, устало поплелась к выходу из кухни. Пусть разговаривает с кофеваркой. Они, судя по всему, нашли общий язык.

На выходе я заметила, что дверь на кухню запирается. Мгновение, и я уже захлопнула шикарные раздвижные стеклянные двери и повернула ключ. На той стороне меня коснулся удивленный взгляд.

В следующую секунду я поняла, что эта квартира просто находка. Я видела, как отец что-то возмущенно мне говорит и… ничегошеньки не слышала! Хвала небесам.

Улыбнувшись, развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла в спальню. Однако какая же звукоизоляция, просто блеск!

Четыре часа ночи. Я потратила почти час сна на этого мужчину. Ничего, пусть остынет, и, может быть, утром мы поговорим с ним за завтраком от Анзора. Ведь Олег же взял его визитку?

Отругав себя за отсутствие расторопности, я снова разделась и улеглась. После очередного визита в туалет, естественно. Чем больше был мой живот, тем чаще я посещала комнату для естественных нужд.

Теперь можно наконец-то уснуть. Последним моим порывом было выключение будильника. Организм должен восстановиться. А то, что на моей кухне был закрыт отец, так не надо было со мной спорить. Еда там есть, кресла тоже. Разберется. Пусть вспоминает молодость.

Едва моя голова коснулась подушки, как я провалилась в сон. Сон, где сильные мужские руки сжимали мои ягодицы и насаживали меня на себя, а я стонала и заходилась от наслаждения…

Проснувшись от солнечного зайчика, прыгавшего по лицу, я сладко потянулась. Кажется, выспалась! Ну и замечательно. Малыш уже бодрствовал и весело долбил ножками. Я с нежностью погладила живот.

Несмотря на то, что тело ныло, настроение было прекрасное. Банные процедуры заняли у меня не больше часа. Я никуда не торопилась.

Напевая песенку, вышла из просторной ванной. Она мне понравилась особенно. Панорамных окон в квартире не было, но они все равно были довольно большие. Окно напротив ванной на каркасе — и вовсе мой будущий любимый уголок.

В таком расположении духа меня и застал звонок в дверь. На часах было около двенадцати. Следовало позвонить Юлии и предупредить, что я буду в течение двух часов.

Пританцовывая, я пошла открывать дверь. За ней стоял хмурый Максим с пакетами еды. Все-таки Анзор — чудо! Ароматы сразили меня напрочь. Я сделала вдох, облизнула губы и аккуратно взяла пакет из рук мужчины.

Потом хотела закрыть дверь, но Максим подставил ногу, не дав мне этого сделать. Несколько секунд я смотрела на его лакированную туфлю, зажатую мною в проходе. Черт, отец!

Я резко развернулась и со всей возможной в моем положении скоростью ринулась на кухню. Перед закрытыми стеклянными дверьми я застыла. Сзади послышались шаги. Пакет был извлечен из моих рук, на талию легли теплые ладони.

Максим хотел что-то возмущенно сказать, но его взгляд остановился на весьма интересной картине по ту сторону стекла.

Там на сдвинутых креслах в закатанной до локтей рубашке спал мой отец. Вокруг него был с десяток чашек, должно быть от кофе. Я залипла. Было непривычно видеть всесильного Иллариона Вознесенского в таком виде.

— Мира, что он тут делает? Ты почему мне не позвонила?

Борясь с желанием рассмеяться, я уставилась на Максима, снимая его ладони со своей талии. Слишком уж мне нравилось, как они там устроились. Но нет. Надо держать себя в руках.

— А я что, должна обязательно сообщать тебе обо всех моих гостях? Максим Сергеевич, я много раз говорила вам, что не стоит переоценивать свою роль в моей жизни. Вы мне нужны исключительно для плотских утех.

Я собиралась открыть дверь, но мое запястье перехватили. Пакет с едой опустился на пол, а я оказалась прижатой к прохладному стеклу. Полы халата немного распахнулись, открывая довольно откровенную сорочку.

Глаза Максима потемнели. Его взгляд прошелся по моему телу, словно он уже стягивал эту тряпку с меня. Я задрожала. Да что за чертовы гормоны! Почему в его руках я плавлюсь как масло!

Он наклонился и поцеловал меня в шею, отчего мурашки прошлись от головы до кончиков пальцев. Его рука легла на мой живот, и малыш, повинуясь какому-то инстинкту, пнул его прямо в руку.

Он с нежностью опустил глаза вниз на маленький бугорок.

— Девочка, ты играешь с огнем. Я списываю все твои выходки исключительно ради сына. Но даже мне могут приесться твои игры. Я буду ждать, но и моему терпению есть предел.

Я гневно смотрела на него. Почему-то яростное желание сопротивляться ему, дерзко ответить, перечить боролось с потребностью утонуть в этих теплых объятьях и сдаться. Сдаться и отпустить себя, получив его полностью.

Но в голове включился тот чертов диктофонный разговор.

— А не ты ли эти игры начал? Ты же видишь — я не против, чтобы ты меня периодически трахал. Мы же хотим друг друга, верно?

Его лицо на секунду стало удивленным, а затем он отпустил мои руки. Глаза Максима медленно темнели, становясь практически черными.

— Это не то, что ты себе надумала.

— А что я должна была себе надумать? Ребенка ты мне заделал, но немного просчитался. Отцом я тебя не вижу. Наследника тебе, несмотря на возраст, — я ехидно усмехнулась — я предоставлять не собираюсь. Я не племенная кобыла. Но вот трахнуть меня в удобное для меня время можешь. Мне это сейчас даже полезно.

— Мира. Что бы ты себе там ни напридумывала, мне нужна ты. Целиком. И только «трахать тебя», как ты выразилась, меня не устраивает. Можешь поиграть пока в сильную, независимую женщину, но прошу тебя — недолго. Я бы хотел встретить нашего малыша вместе с тобой.