За те секунды, что я металась по кухне, пытаясь достучаться до Максима, отец получил довольно сильную дозу увечий. Но мне было его не жаль.

Кажется, в моей душе умерли все чувства к нему, словно своими словами он выжег во мне пустыню. Странно, как у такого отца могла получиться такая дочь, как я. Как я вообще еще жива осталась?

Максим передал, что заедет за мной после четырех, и я попросила его забрать меня с работы. Мне просто необходимо было отвлечься.

Я уже в десятый раз смывала пятна на полу. Таким образом я пыталась стереть клеймо дочери убийцы. Стереть из своей крови принадлежность к «славному и могучему роду Вознесенских».

Как он мог? Как вообще в его голову пришла эта мысль, а главное — зачем? К тому времени мама уже была мертва. Он пережил горечь утраты… Я совершенно не понимала его.

На автомате, в сотый раз отжимая уже чистую тряпку, я не сразу услышала трель телефона. Встав и вытерев руки, я медленно приблизилась к нему. Звонила Юля. Я подняла трубку:

— Мирослава Илларионовна! Вы тут? Я так рада вас слышать! Вы придете сегодня? Мне бы очень хотелось вам все рассказать и показать. Вы будете? Мне все подготовить?

Она щебетала, как птичка, а я молчала. Я словно находилась в прострации. Но пора было возвращаться к жизни.

— Да, Юлечка, я скоро буду.

И, не дожидаясь восторженного визга, я сбросила вызов.

Не спеша я пошла одеваться. Влезла в просторное вязаное белое платье. Натянула под него теплые колготки для беременных — а то опять получу нагоняй от Макса. Завернув себя в зефирное пальто, всунув ноги в удобные, но нетипичные для меня угги, я посмотрела в зеркало.

Смутил меня отнюдь не внешний вид — я была похожа на беременного подростка-хипстера, — нет. Я смотрела на себя, а в отражении видела его. Его глаза, когда он понял, ЧТО наделал мой отец.

Эту боль в его взгляде, должно быть, я не смогу забыть никогда. Надеюсь, мне никогда не придется испытать этого — узнать, что жизнь близкого и родного человека стала разменной монетой в чьих-то разборках.

Как же это мерзко, низко, противно! Невозможно понять, что руководит такими людьми, когда они отдают приказ: «Убей!». Невозможно представить, как работают исполнители таких заказов… Что они чувствуют, нажимая на спусковой крючок?

Вздохнув, я шагнула в морозный день. Воздух на улице был пропитан зимой. Малыш внутри копошился, словно был недоволен таким количеством одежды и холодом, который пощипывал мои щеки.

Я не спеша переваливалась в сторону офиса. Ориентироваться было просто, но эта квартира находилась от него все же дальше, чем предыдущая. За мной тенью следовали трое. Целых трое охранников на одну маленькую меня!

Раньше меня это забавляло, потом раздражало, а потом и вовсе стало частью жизни. Но теперь все поменялось, теперь внутри меня растет маленькое чудо, и я действительно боюсь.

Пожалуй, только вчера я наконец-то осознала, что мне может грозить: смерть, увечья, и хорошо если меня, а не моих близких. Я не прощу, если что-нибудь случится с Максом или Машей и Кириллом. Да даже если пострадает Олег, Артем или тетя…

Я уверена, что они еще попробуют вернуться в мою жизнь. А недавний разговор на кухне показал, что не стоит разбрасываться людьми. Рано или поздно их может не стать. Рано или поздно…

Меланхоличное настроение никак не соответствовало необходимости идти на работу. Все пятнадцать минут, что я добиралась до офиса, я пыталась наскрести мотивации. Я же всегда любила свою работу — даже вынужденном затворничестве, где, казалось бы, можно было перевести дух, делала информационные брошюры.

А сейчас словно застыла. И лениво перебирала в уме причины, почему я должна быть бодрее.

Офис встретил меня чистотой и тишиной. Складывалось ощущение, что здесь все замерло. Даже обстановка мне намекает, что стоит подумать об отдыхе. Хотя я и не успела напрячься. Ох уж эта беременность…

Открыв дверь, я застала в общем помещении приятное оживление. Девочки действительно напоминали пчелок. Таких ярких, порхающих с… Мои глаза удивленно расширились.

В центре зала был накрыт стол с огромным тортом. Он был изящный и какой-то весь модный, что ли. Я направилась к нему и рассмотрела надпись: «С возвращением, ура!».

Автор, должно быть, Юля. У нее всегда были проблемы с субординацией. Зато выражала эмоции она искренне, хотя и чересчур непосредственно.

Наконец, меня заметили, и помещение пронзил радостный вопль. Юля ринулась ко мне, но, заметив мой живот, затормозила буквально в метре.

— Ой! А вы беременны?

Ее глаза расширились, а губы сложились в привычное «О». Умеет же она вопросы задавать. Я тяжело вздохнула:

— Всем добрый день, я сегодня ненадолго, поэтому прошу быстро и по существу. — И уже с более теплой улыбкой добавила: — Я тоже очень рада вас видеть! Думаю, перед тем как уйти, попьем все-таки чаю.

И под восторженный галдеж я отправилась к себе в кабинет. Признаться, я соскучилась по обществу своих девчонок и рабочей атмосфере. Это было как-то привычно и незаметно все эти годы, но теперь чувствовалось, что команда у нас подобралась отличная.

Я открыла дверь в свой кабинет. Вошла и сразу повесила дутое пальто на вешалку слева. Меня что-то привлекло, и я обернулась.

Вся комната была заставлена горшками с распустившимися белыми орхидеями. На каждом растении каскадом спускались по три-четыре цветоноса, образуя лавину цветов. Расставлены они были веером, что создавало ощущение бурлящего водопада.

Я завороженно смотрела на эту потрясающую картину, и в уголках глаз стало щипать. Мне много раз дарили цветы. И огромные букеты от ухажеров, и лаконичные каллы от отца, и вульгарное безобразие от Виктора… Но таких эмоций я еще не испытывала.

Сомневаюсь, что дело было в беременности и гормонах. Это так красиво! Подкупало и то, что вся эта красота будет радовать меня несколько месяцев при должном уходе, а не завянет через пару дней, оставляя лишь затхлый запах прокисшей воды.

Я подошла к цветам, нежно касаясь бархатных лепестков. Даже то, что они не источают аромат, было чудесно. Сейчас меня раздражали запахи. Я положила руки на живот и мечтательно улыбнулась. Может, стоит отпустить себя и довериться ему?

— Мирослава Илларионовна, я принесла все документы, как вы и просили. Правда, красиво?

Голос Юлии вывел меня из состояния задумчивости. Я обернулась и наткнулась взглядом на внушительную стопку из папок. Проследив за моим взглядом, девушка виновато улыбнулась:

— Благодаря Максиму Сергеевичу нам удалось выстоять. Заказов много, дел в производстве достаточно. Я думала, вы обрадуетесь.

Я подавила легкий укол раздражения. Но связан он был отнюдь не с работой. Вот это необращение к Максиму… Ревность! Банальная ревность сжирала меня изнутри. Пора было признаться в этом самой себе.

— Я очень рада, Юлечка, правда, сейчас о былых объемах работы я могу лишь мечтать. — И как бы невзначай добавила: — А я смотрю, вы с Трофимовым сработались.

Я потянула руку к верхним папкам. Разберу хотя бы часть, а остальное посмотрю дома, в уютной кроватке. Старый стул показался мне каменным троном. И как я раньше на нем сидела?

Юля либо не поняла суть моего вопроса, либо сделала вид, что не понимает. Ее веселый щебет снова заставил меня обратить на девушку внимание.

— Ой, что вы! Я так рада, что вы вернулись. Представляете, он еще больший трудоголик, чем вы, хотя я думала, такое невозможно! — она хохотнула. — Сидел сутками здесь, и вечно злой такой, раздраженный. Меня гонял нещадно. И, честно сказать, я боюсь его до чертиков. Он на меня ужас наводит.

Она передернула плечами. Очень хотелось верить ее словам. Сидел сутками на работе, вечно злой… Это был бальзам для моей гиперревнивой душонки. И когда это я успела таковой стать?

— Юля, спасибо большое, что продержались тут без меня. Я постараюсь больше не исчезать с радаров. Ну, если только через пару месяцев — на недельку.

И я с улыбкой погладила свой животик, а про себя подумала: ну, две недельки, ладно.