Бывший боксер и полицейский Антонио Карпинтеро против внешне респектабельных и откровенно преступных дельцов в романе Хуана Мадрида – известного испанского писателя, мастера детективного жанра.

Лоле Сальвадор Мальдонадо, Розе Монтеро и Кармеле Мадрид, трем сильным и решительным девушкам

Жизнь как лестница в курятнике: коротка и полна дерьма.

(Из разговора в мужском туалете на площади Пуэрта-дель-Соль в Мадриде)

В тот теплый солнечный день, в самом начале осени, я сидел на скамейке на площади Дос-де-Майо, наслаждаясь неожиданно хорошей погодой. Она села рядом.

Худенькая девчушка с чувственным ртом и слишком большой грудью, к которой она прижимала синюю полиэтиленовую папку.

Внимательно посмотрела на меня и улыбнулась, обнажив зубы. Двух передних не хватало.

– Я люблю тебя, – заявила она вдруг.

Я резко повернулся и положил руки на истертую спинку скамейки. Полуденное солнце светило ей прямо в лицо, глаза блестели.

– Люблю тебя, – повторила девушка. – Очень люблю тебя. Тебя. Да-да, тебя.

Я оглянулся. Старушка в темно-сиреневом шерстяном пальто кормила голубей крошками хлеба. Больше никого поблизости не было. Прием хорошо известный: девушка отвлекает вас под любым предлогом, а сзади кто-то упирает вам нож в шею и отбирает бумажник и часы. Я невольно сжал и разжал кулаки. У нее тоже мог быть нож.

Если она захочет им воспользоваться, я успею, вероятно, схватить ее за запястье. Хуже, если у нее пистолет. Вроде не похоже. Когда девица разгуливает с пистолетом, она не пытается подцепить типа вроде меня, греющегося в полдень на солнышке. Впрочем, все может быть.

– Сигареты у меня кончились, мелочи на метро нет, разговаривать мне не хочется, – предупредил я ее.

– Мне ничего не надо. Я только хочу тебя любить. Ты знаешь, что такое любовь?

Я снова незаметно оглянулся. Старушка по-прежнему кормила голубей, приговаривая ласковые слова. Мимо прошел мужчина в синем комбинезоне с сумкой, из которой торчали инструменты. Он спугнул голубей.

– Не по адресу обратилась, крошка. Я пустой, совершенно пустой, без гроша в кармане. Понимаешь?

Она снова улыбнулась. Протянула руку, сжала мои пальцы и стала гладить мою ладонь, как гладят маленького зверька. Рука ее была горячей и мягкой.

– Я у тебя ничего не прошу. Мне нужны не деньги, а любовь. Мне хочется обнять тебя.., приласкать. В мире так не хватает любви. Мы больше любим животных, чем людей. Разве мы не ласкаем собак, не целуем детей? Все должны любить и целовать друг друга. Все люди – ты, я, все. Не важно, кто.

– И давно ты так любишь людей?

Она энергично кивнула.

– Мир был бы другим, если бы мы любили друг друга, как учил Иисус Христос. Не так, как учит церковь, а по-настоящему, лаская друг друга. Разве ты не ласкаешь собак?

– Про собак ты уже говорила.

– Можешь положить голову мне на грудь. Я сделаю все, что ты захочешь. Честное слово. Если у тебя горе, расскажи мне. Я тебе помогу. Если у тебя нет дома и нечего есть, пойдем со мной в наш Дом, и там ты обретешь любовь, еду и кров.

– Рекламируешь какой-нибудь не совсем обычный отель?

– Не совсем обычный?

– Ну.., ты понимаешь, что я хочу сказать.

Она убрала руку и откинула волосы. Ей от силы было лет двадцать. А может, и того меньше.

– Нет, это ты меня не понимаешь. Ведь я не прошу, чтобы ты любил меня. Я хочу, чтобы ты позволил любить себя. Я реализуюсь только в любви.

– И давно ты так реализуешься?

– Уже три месяца. И счастлива, очень счастлива. Для счастья только и нужно, что уметь любить. По-настоящему, без притворства и жеманства. Как велел Бог.

– Прекрасно, но у меня нет желания. Просто сижу и греюсь на солнышке. Я полагал, за это платить не надо, но, как видно, ошибался.

Девушка тряхнула головой, как бы отгоняя дурные мысли. Лицо ее выражало досаду. Она вытащила из папки и молча протянула мне брошюру, напечатанную на розовой бумаге. На обложке было написано: "Я тебя люблю".

Вверху нарисовано огромное солнце, лучи которого освещали слова: "Свет Мира".

– Что это такое?

– Почитай, тебе будет полезно. "Свет Мира" откроет тебе истину. Почитаешь, а потом, может, и позволишь любить себя.

– Почему бы тебе не сделать воистину благое дело и не оставить меня в покое? Уходи, это будет доказательством твоей бесконечной любви к ближнему.

Она встала и разгладила юбку. Сейчас она казалась еще моложе, совсем девочка.

– Извините, – голосок у нее стал тоненьким и дрожащим. – Можете оставить себе наш журнал. Прочитайте его, пожалуйста. Захотите позвонить, там есть телефон нашего Дома. Попросите Марию, меня позовут.

Я заглянул в журнал. "Любовь – единственная живая субстанция мироздания…" – прочитал я и протянул ей брошюру.

– Отдай лучше кому-нибудь еще, Мария, может, ему пригодится.

– Нет, оставьте себе. И простите за беспокойство.

– Сколько это стоит? – спросил я и тут же пожалел.

– Ему нет цены. Не хотите платить, можете взять так.

Ну а если…

Я вынул монету в сто песет, подержал ее какое-то мгновение в руке, ласково поглаживая, а потом все же протянул девушке. Она быстро спрятала деньги.

– Выпей кофейку.

– Спасибо, – сказала она и ушла.

Я смотрел, как она шла через площадь, прижимая к груди папку. Легкий ветерок шевелил ее распущенные волосы. Потом она скрылась на улице Даоис.

Брошюру я скомкал и выбросил. Желание погреться на солнышке пропало. Я закурил и пошел домой. Что еще можно было делать при полном отсутствии денег?

Это произошло в конце сентября. Был на редкость солнечный день. А потом погода в Мадриде испортилась.

Бывают истории, о которых не скажешь точно, когда они начались и когда закончились, если они вообще когда-нибудь кончаются. Эта, возможно, началась примерно через месяц после того, как начальник службы безопасности компании "Транссегур" вызвал меня и объявил, что очень доволен моей службой и обязательно позвонит, когда у них снова появится вакансия.

Всего три месяца я носил хорошо отглаженную синюю форму с дешевым пистолетом системы "габилондо" калибра 9 мм на поясе. Наша группа охранников имела в своем распоряжении машину типа "фургон", на которой мы объезжали в конце дня десятка полтора небольших фирм, забирали у них дневную выручку и развозили по банкам. Моей зарплаты хватало на еду и даже на уплату кое-каких старых долгов.

Вот почему, собственно говоря, в тот день, когда в половине двенадцатого раздался звонок в дверь, я еще лежал в постели.

Накинув старый шелковый халат времен моей боксерской молодости, я отправился открывать.

Он вошел и крепко меня обнял. Волнистые, как и прежде, каштановые волосы, широкая улыбка, отличный костюм.

– Тони, старик! Сколько лет!..

Следом за ним молча переступил порог какой-то тип, медленно закрывший за собой дверь. Худой, жилистый, одетый с продуманной элегантностью, свидетельствующей о наличии собственного портного. Ему было лет шестьдесят. Бледное лицо казалось напудренным фиолетовым тальком и светилось каким-то фосфорическим мертвым светом, придававшим ему выражение ледяного спокойствия.

Другой все еще обнимал меня за плечи.

– Ты прекрасно выглядишь, старик. Как я рад нашей встрече! Ну-ка, дай посмотреть на тебя!

Красивое загорелое лицо без единой морщины, довольная улыбка, немного напоминающая домашнего кота, закормленного цыплятами.

– Луисито Роблес, – наконец произнес я.

– Тони! – повторял он, хлопая меня по спине. – Совсем не изменился, дружище.., разве что чуть-чуть располнел. Не следишь за собой, а? Что же мы стоим! Можно войти?