Девушка пришла в замешательство, потом ужаснулась.

— Я вижу, ты поняла. Вскоре после того его жена, моя мать забеременела. Должен признать, они воспитали меня почти как члена команды. Я люблю их обоих. Не знаю, кто был мой отец. Он мог быть мятежником или вором.

— Вам это, полагаю, безразлично. — Тон девушки был злым.

— Да. Вернемся к Сынам Земли, — поспешно сказал Иисус Пьетро. — Ты совершенно права. Они нам больше не нужны, ни как источник пополнения, ни для иных целей. Ваша группа мятежников была самой крупной на Горе Посмотрика. Остальных мы соберем в свой черед.

— Не понимаю. Банки органов устарели, ведь так? Почему бы не опубликовать эту новость? Будет праздник на весь мир!

— Именно потому мы ее и не оглашаем. Эти мне ваши сентиментальные идейки! Нет, банки органов не устарели. Просто теперь нам потребуется меньший запас сырого материала. А как средство кары за преступления, банки органов так же важны, как и всегда!

— Сукин ты сын, — сказала Полли. Она покраснела, голос ее стал ледяным, она едва сдерживала ярость. — Так значит, мы бы могли обнаглеть, если бы знали, что нас убивают бесцельно!

— Вы не будете умирать бесцельно, — терпеливо объяснил Иисус Пьетро. — В этом нет необходимости со времени первой пересадки почки между идентичными близнецами. В этом нет необходимости с тех пор, как Ландштейнер впервые выделил группы крови в 1900 году. Что тебе известно о машине в подвале у Гарри Кейна?

— Предпочитаю не отвечать.

— С тобой трудно иметь дело.

Девушка в первый раз улыбнулась.

— Мне это уже приходилось слышать.

Собственная реакция застала Иисуса Пьетро врасплох. Вспышка восхищения, а за ней — жаркая волна желания. Замарашка-колонистка сделалась вдруг единственной девушкой в мире. Иисус Пьетро удерживал на лице каменно-застывшее выражение, пока волна не схлынула. Это заняло несколько секунд.

— А как насчет Мэттью Ли Келлера?

— Кого? Я хочу сказать…

— Предпочитаешь не отвечать. Мисс Торнквист, вы, вероятно, знаете, что на этой планете нет наркотиков правды. В корабельных библиотеках есть инструкции, как изготовить скополамин, но команда не давала мне полномочий их использовать. Поэтому я изобрел иные способы, — он заметил, как она напряглась. — Нет-нет. Больно не будет. Меня самого отправят в банки органов, если я применю пытки. Я только собираюсь устроить тебе приятный отдых.

— По-моему, я знаю, о чем вы говорите. Кастро, что вы такое? Вы сами наполовину колонист. Отчего вы на стороне команды?

— Должны быть закон и порядок, мисс Торнквист. На всей Горе Посмотрика только одна сила, способная принести закон и порядок, и эта сила — команда. — Иисус Пьетро нажал кнопку вызова.

Он не мог расслабиться, пока девушку не увели, а потом обнаружил, что дрожит. Заметила ли она эту вспышку желания? Какая неловкость! Но она, должно быть, решила, что он просто сердится. Конечно, она так решила.

Полли шла по хитросплетениям коридоров, когда вдруг вспомнила Мэтта Келлера. Она внутренне смягчилась под царственной неприступностью, предназначенной для двоих ведущих ее полицейских-Исполнителей. Отчего Кастро интересовался Мэттом? Он ведь даже не член организации. Не значит ли это, что он смог убежать?

Странно вышло той ночью. Мэтт ей понравился. Заинтересовал ее. А потом вдруг… Для него это, должно быть, выглядело так, будто она его отбрила. Ну, теперь это неважно. Но Исполнение должно было его выпустить. Он был всего лишь подставным лицом.

Кастро. Зачем он все это ей говорил? Не часть ли это «гробовой обработки»? Ну, она будет терпеть, пока сможет. Пусть Кастро побеспокоится, кому известна тайна трамбробота номер 143. Она не сказала никому. Но пусть он побеспокоится.

Девушка в приятном удивлении оглядывалась на изогнутые стены и потолок с выцветшей, шелушащейся краской, на винтовую лестницу, на истертый, потускневший ковер из домашней травы. Она смотрела, как пыль поднимается облачками от ее ног и проводила руками по коралловым стенам в тех местах, где от них отслоилась краска. Ее новенький, свободный свитер яркой окраски словно светился в угрюмой атмосфере заброшенного дома.

— Он очень странный, — сказала девушка. Она говорила с командским акцентом, непривычным и быстрым.

Мужчина отнял руку от ее талии, чтобы повести ею вокруг.

— Именно так они и живут, — сказал он с тем же произношением. — Вот именно так. Ты могла видеть их дома с автомобиля по пути к озеру.

Мэтт улыбнулся, глядя, как они поднимаются по ступеням. Он никогда не видел двухэтажного кораллового дома, слишком трудно было надувать такие баллоны, да и второй этаж имел тенденцию прогибаться, проседать, если только не поддерживать его давлением в двух направлениях. Отчего бы им не спуститься на Плато Дельта, если они хотят посмотреть, как живут колонисты?

Но с чего им интересоваться? Их собственная жизнь куда увлекательнее.

Что они за странный народ. Трудно их понимать, не только из-за наивной быстроты речи, но и потому, что некоторые слова значили другое. Лица их были чужими, с расширенными ноздрями и высокими, выдающимися скулами. По сравнению с людьми, которых знал Мэтт, они казались слабыми, с неразвитыми мышцами, и до такой степени грациозными и красивыми, что Мэтт даже усомнился, мужчина ли мужчина. Вид у них был такой, словно им принадлежит весь мир.

Заброшенный дом подвел его. Мэтт было думал, что все потеряно, когда парочка членов команды гуляючи забрела внутрь, таращась вокруг и тыча пальцами, словно в музее. Но если повезет, они пробудут наверху какое-то время.

Мэтт очень тихо выбрался из темного шкафа, лишенного теперь дверок, прихватил их корзинку с запасами для пикника и на цыпочках выбежал из двери. Есть место, где можно спрятаться, место, о котором ему следовало бы подумать раньше.

Он перелез через низкую каменную стену, держа в одной руке корзину для пикника. Со стороны пустоты за ней оставался гранитный карниз шириной в три фута. Мэтт уселся по-турецки, опершись спиной о каменную стену; голова его на дюйм не доставала верха стены, а пальцы ног находились в футе от сорокамильного обрыва в ад. Он открыл корзинку для пикника.

Там было более, чем достаточно на двоих. Мэтт съел все: яйца и бутерброды, тюбики с кремом и термос супа и пригоршню оливок. Потом он пинком отправил корзину и клочья пластиковой обертки в пропасть, проводив их взглядом.

Рассмотрим.

Любой может увидеть бесконечность, посмотрев ясной ночью вверх. Но только в мирке Горы Посмотрика можно увидеть бесконечность, посмотрев вниз.

Нет, это не настоящая бесконечность. Как, собственно, и ночное небо. Можно увидеть несколько ближайших галактик, но даже если вселенная окажется конечной, вы можете заглянуть в нее лишь на небольшое расстояние. Мэтт же мог увидеть кажущуюся бесконечность, глядя вниз.

Он видел, как корзинка для пикника падает. Уменьшается. Исчезает.

Пластиковая обертка порхает вниз. Исчезла.

Не осталось ничего кроме белой дымки.

В некий далекий день этот феномен назовут «Трансом Плато». То был род самогипноза, хорошо известный жителям Плато обоих социальных классов, отличавшийся от других его видов только тем, что любой мог впасть в это состояние случайно. В этом отношении транс Плато был сравним со стародавними, малодостоверными случаями «высокогорного гипноза» или менее давними исследованиями «взгляда вдаль», разновидности религиозного транса, встречавшейся только в Поясе Астероидов Солнечной Системы. Взгляд вдаль приходит к шахтеру, который проводит слишком много минут, глядя на одну избранную звезду на фоне голого космоса. Транс Плато начинается с долгого мечтательного взгляда вниз, в туманную пустоту.

Добрых восемь часов у Мэтта не было случая расслабиться. Не будет у него такого шанса и этой ночью, и он не хотел сейчас задерживаться на этой мысли. Здесь был его шанс. Он расслабился.

Вышел из транса Мэтт со смутным подозрением, что прошло какое-то время. Он лежал на боку, лицом к обрыву, глядя в неизмеримую тьму. была ночь. И чувствовал он себя удивительно.