— Наверняка это лучше, чем копать самим.

— Ты так думаешь? Готов выслушать лекцию?

— Секунду, — Худ героическим жестом осушил стакан. — Готов.

— Рудокопный червь имеет пять дюймов в длину и четверть дюйма в диаметре, это мутировавший дождевой червяк. Перемалывающее отверстие у него усажено по кругу мелкими алмазными зубами. Он переваривает руды металлов удовольствия ради, но в качестве корма его необходимо снабжать брикетами синтетического вещества, для каждой разновидности червяка особого, а у него на каждый металл по разновидности. Это все усложняет. На нашем участке шесть разновидностей, и я должен присматривать, чтобы у каждой разновидности наготове был свой брикет.

— Звучит не так уж сложно. А они могут сами находить свою пищу?

— Теоретически могут. А на практике не всегда. Но это еще не все. Руду разлагают бактерии у червя в желудке. Потом червь выбрасывает зернышки металла вокруг брикета пищи, а мы их подбираем. Так вот, эта бактерия очень легко погибает. Если погибает бактерия, гибнет и червь, потому что металлическая руда закупоривает ему кишечник. Тогда его тело съедают другие черви, чтобы сберечь руду. Только в пяти случаях из шести руда оказывается не та.

— Черви друг друга не различают?

— Точно, черт побери, не различают. Они жрут не те металлы, они жрут не тех червей, они жрут не те пищеблоки: а когда они все делают, как надо, то все равно сдыхают через десять дней. Так уж они задуманы из-за того, что зубы у них слишком быстро изнашиваются. Предполагается, что они должны плодиться, как черти, чтобы скомпенсировать потери, но очевидная правда состоит в том, что за работой им просто не хватает на это времени. Нам приходится опять идти к команде за новыми.

— Так они держат вас за интересное место.

— Точно. Делают, что хотят.

— А не может быть так, что они кладут в брикеты не те вещества?

Мэтт пораженно поднял на него взгляд.

— Держу пари, именно это они и делают. Или недокладывают нужных веществ, это еще заодно и деньги им экономит. Уж конечно, они не хотят, чтобы мы сами выращивали своих червей. Это… — Мэтт проглотил словцо. В конце концов, он не виделся с Худом несколько лет. Команда не любит, когда ее бранят.

— Пора обедать, — сказал Худ.

Они прикончили пиво и отправились в единственный в городе ресторан. Худу хотелось узнать, что произошло с его старыми школьными друзьями или одноклассниками — Худ нелегко приобретал друзей. Мэтт, которому про многих было известно, удовлетворял его любопытство. Они обговорили дела на работе у них обоих. Худ преподавал в школе на Дельте. К удивлению Мэтта, замкнутый паренек превратился в записного рассказчика. Он все время сохранял сухой, деловитый тон, и это делало его шутки еще забавнее. Оба они неплохо преуспели по службе и сколотили достаточно денег, чтобы можно было прожить. Настоящей бедности не было нигде на Плато. Команде от колонистов нужны не их деньги, как указал Худ за мясным блюдом.

— Я знаю, где сейчас вечеринка, — сказал он за кофе.

— Мы приглашены?

— Да.

Мэтт ничего не запланировал на эту ночь, но все-таки пожелал подстраховаться.

— И незваных гостей там принимают?

— Таких, как ты — да. Такие незваные гости там просто приветствуются. Тебе понравится Гарри Кейн. Это хозяин.

— Ты меня купил.

Когда они отправлялись, солнце опускалось за край Плато Гамма. Свои мотоциклы они оставили позади дома. Когда они обогнули его и вышли к фасаду, солнце показалось вновь — сияющий красный полукруг над вечным облачным морем за обрывом в пустоту. Дом Гарри Кейна стоял всего ярдах в сорока от обрыва. Они остановились ненадолго понаблюдать, как блекнет закат, а потом обернулись к дому.

Дом был огромным, расползшимся вширь особняком, спланированным приблизительно в виде креста, с выпученными стенами явно из архитектурного коралла. Даже попытки не было сделано скрыть его происхождение. Мэтт никогда раньше не видел некрашеного дома, но ему пришлось признать, что результат восхитителен. Остатки формообразующего баллона, придающего всем домам из архитектурного коралла их предательскую выпуклость, тщательно соскоблили. Ничем не прикрытые стены отполировали до розового блеска. Даже после заката дом слабо отсвечивал.

Словно здесь гордились его исключительно колонистским происхождением.

Архитектурный коралл был еще одним подарком трамброботов. Генетические манипуляции с обыкновенным морским кораллом дали самый дешевый из всех известных строительных материалов. Хоть сколько-нибудь стоил только пластмассовый баллон, направляющий рост коралла и содержащий взвешенную в воздухе особую подкормку для коралла. Все колонисты жили в коралловых зданиях. Не многие захотели бы построить себе дома из дерева, кирпича или камня, даже будь это позволено. Но большинство старалось придать своим домам внешность, чем-либо напоминающую внешность построек на Плато Альфа. Для подражания команде привлекались краска, дерево и металл, поддельные каменные стены, мощные шлифовальные круги, с помощью которых стачивались неизбежные выпуклости.

При дневном свете или во тьме, а дом Гарри Кейна был совершенно нетипичен.

Шум обрушился на них, стоило открыть дверь. Мэтт смирно стоял, пока его уши приспосабливались к уровню звука — особенность, выработавшаяся ради выживания у его предков на Земле, когда ее население насчитывало девятнадцать миллиардов человек, хотя до Земли и было в ту ночь одиннадцать и девять десятых светового года. Последние четыре столетия человек на Земле был все равно, что глух, если он не мог вести разговор в то время, как тысяча пьянчужек орет ему в уши. Народ Мэтта тоже сохранил кое-что из этих привычек. Большая гостиная была набита битком, а на немногочисленные стулья в основном не обращали внимания.

Комната действительно была большой, а бар напротив входа был огромным. Мэтт прокричал:

— Гарри Кейну приходится много принимать.

— Уж это точно! Пошли со мной, поприветствуем его!

Пока они прокладывали себе путь через комнату, Мэтт уловил обрывки разговоров. Вечеринка продолжалась недолго, заключил он, и некоторые практически никого не знали, но выпивка была у всех. Гости были всех возрастов и профессий. Худ говорил правду. Если на этой вечеринке и не любили незваных, Мэтту об этом никогда не узнать, потому что никто в нем зайца не опознает.

Стены были, как и снаружи, из мерцающего розового коралла. Пол, от стены до стены покрытый мохнатым ковром из мутированной травы, гладким был только возле стен; несомненно, его выровняли песком после того, как дом был окончен и направляющий баллон убран. Но Мэтт знал, что под ковром не кафель и не деревянные половицы, а все тот же розовый коралл.

Они добрались до бара, помятые не больше, чем следовало. Худ перегнулся через стойку так далеко, как мог, то есть, по причине своего роста — не слишком далеко, и окликнул:

— Гарри! Две водки с содовой и я рад тебе представить… Черт подери, Келлер, как тебя звать?

— Мэтт.

— Мэтта Келлера. Мы знакомы со школы.

— Очень приятно, Мэтт, — сказал Гарри Кейн, протягивая руку для пожатия. — Рад тебя видеть здесь, Джей. — Гарри был ростом почти с Мэтта и значительно шире, а на его широком лице господствовали еще более широкая улыбка и бесформенный нос. Он выглядел в точности как бармен. Гарри налил две порции водки в стаканы с заранее охлажденной водой. Передал их через стойку. — Развлекайте себя сами, — добавил он и направился вдоль стойки обслужить двух новоприбывших.

Худ сказал:

— Гарри считает, что самый лучший способ принимать всех сразу — это изображать первые пару часов бармена. Потом он передает это дело добровольцу.

— Неплохо придумано, — заметил Мэтт. — Твое имя Джей?

— Сокращенно от Джейхок. Джейхок Худ. Один из моих предков был канзасец. Джейхок, ястреб-соечник — птица-символ Канзаса.

— Дико, верно, что нам потребовалось восемь лет, чтобы узнать друг друга по имени?

В это время часть толпы заметила Худа и направилась к ним. Худ едва успел ухмыльнуться в ответ, прежде чем они оказались посреди суматохи знакомств. Мэтт почувствовал облегчение. Он был уверен, что видел, как Гарри Кейн передал что-то Джею Худу вместе с его выпивкой. Приличия заставили его воздержаться от вопросов, но это подействовало на его любопытство и ему хотелось об этом забыть.