— А уснуть можно? Кажется, мне очень надо теперь уснуть… От вас даже пахнет здорово — вот точно, все есть для того, чтобы запутать противника!

— Спи. Только замолчи.

Дальше ничего и не было. Вот только проснулась я в своей постели, переодетая в красное платье. Ужас какой… Я действительно не умела пить, но таких приключений от себя не ожидала. Что он теперь со мной сделает? Я прокручивала в голове то, что могла вспомнить, зарывалась под одеяло все глубже, но оно уже не дарило чувства защищенности.

Когда я вышла из спальни, Максим Александрович уже сидел на диване, расслабленно раскинув руки по спинке. Я встала перед ним. Он скользнул взглядом по моему обнаженному и дрожащему телу с ног до головы.

— Господин… Я… мне очень стыдно.

— Доброе утро, пьянчужка.

Даже если я уже была красной как рак, то после этого смогла покраснеть еще сильнее. Упала на колени, не смея поднять лицо.

— Накажите меня.

Он резко наклонился вперед, ухватил за подбородок и заставил смотреть на него.

— Почему? Твоя болтовня была вне квартиры. Хотя немного неуважения все же прозвучало, но ничего из ряда вон.

— Я… накажите. Тогда, возможно, мне не будет так стыдно. И если вы накажете, то тема закончится, будет закрыта раз и навсегда.

В темных глазах блеснул огонек, но он не улыбнулся:

— Хорошо. Встань в центр, отвернись, наклонись и упрись руками в колени. Десять ударов.

Я слышала, что он вытаскивает ремень из штанов. Зажмурилась. От первого, хоть не такого уж сильного, удара вскрикнула.

— Не кричи. Считай.

— Один.

Он бил с небольшим размахом. Было немного больно, но я терпела.

— Два.

— За что я тебя наказываю?

— Три. За то, что я напилась.

— Нет. За то, что ты пользовалась тем, что я не поставлю тебя на место прямо там.

— Четыре. Пять.

— Еще ты посмела давать оценку моим поступкам.

— Шесть. Простите!

— Саб не оценивает. Саб только принимает.

— Семь, — этот удар уже был болезненнее. Или просто разгоряченная кожа реагировала острее. — Восемь.

— Значит, я нравился тебе до того, как все началось? — сейчас мне показалось, что он улыбнулся.

— Девять. Пожалуйста… мне и без таких признаний неловко.

— Ты больше никогда не пьешь текилу.

— Конечно, господин! Десять.

— Поблагодари.

— Спасибо, господин.

Я оставалась в той же позе. А он теперь встал впереди меня.

— Тебя тошнит от похмелья?

Я прислушалась к ощущениям:

— Нет, господин.

— Тогда встань на колени и сделай то, что должна делать каждое утро.

Ягодицы горели, но я изменила положение. На этот раз он сам расстегнул штаны и приспустил вместе с нижним бельем. Член был возбужден — такое воздействие оказывают на него моя раскрасневшаяся попа или моя покорность?

Он вдруг обхватил ладонями мое лицо.

— Возьми меня за бедра.

Я неуверенно приподнялась и положила руки куда сказано. Он заставил меня посмотреть на него.

— Я доволен тобой. Это не наказание. Просто мне хочется сегодня так. Если станет неприятно, подними одну руку вверх. Ясно?

Я пока не понимала. Открыла рот, впуская член, а Максим, так и не убирая рук, удерживая мою голову достаточно крепко, начал сам двигаться. Не слишком резко и не слишком глубоко, поэтому я через минуту расслабилась. От активной роли он возбуждался моментально, но не вбивался на полную длину. Мои пальцы сами сжимались на его бедрах. Он снова трахал меня в рот, но теперь по другим правилам, и от этого ощущения были совсем иными. Лишь перед самым концом чуть ускорился и тут же выплеснулся. Он не вытащил член полностью, поэтому я тщательно облизывала головку языком прямо во рту.

Когда посмотрела вверх, то натолкнулась на его взгляд — он следил за моей реакцией, но сам до сих пор тяжело дышал. Могу с точностью сказать, что именно так ему нравится больше всего, потому и кончил быстро. Пассивность его сдерживает, а ощущение власти подгоняет.

Лишь потом он вынул, дав мне возможность поблагодарить, и неожиданно опустился на пол, так и продолжая сжимать ладонями мое лицо:

— Сейчас было ужасно?

— Нет, господин.

— А если я попробую в другой раз с чуть большим напором?

Понятно, значит, он сдерживался — я не ошиблась.

— Я… я не знаю, господин. Если только совсем немного…

Он чмокнул меня в губы и задумчиво улыбнулся, но так ничего и не сказал.

После завтрака Максим Александрович отпустил меня на все четыре стороны. Вот так прямо и отпустил: «Можешь, — говорит, — навестить родных или погулять. У меня, — говорит, — дел по горло. Только к ужину не опаздывай, — говорит». Это чтобы я уж совсем от радости петь не начала, наверное. Но еще он мне кредитку свою дал и номер озвучил.

— Купи себе нужное. И перекуси где-нибудь.

Первым порывом было отказаться. Что мне нужно, пока я здесь? И его доброжелательность обманчива: уверена, если куплю себе что-то из верхней одежды, то он все равно не разрешит при нем надевать. Но нутром почуяла, что должна взять и непременно потратить хотя бы небольшую сумму. Даже не знаю точно, что это означает. Возможно, знак доверия ко мне. Или проверка — готова ли я принять спокойно и финансовое его покровительство. Поэтому приняла и улыбнулась, как могла искреннее:

— Спасибо, господин. Начну с кондитерской.

Бабье лето — мое любимое время. Жаль, что уже на исходе. Но оттого и любимое: все скоротечное, вот-вот грозящее уйти сквозь пальцы и ничего от себя не оставить, начинаешь ценить ярче, ныряешь в него… без предварительных ласк. Уже завтра или послезавтра может сильно похолодать, потому и солнце, будто намекая на это, забывает о трепетной нежности и отпаривает подопечных с особенной страстью. Даже жарковато. К родителям я не поехала — до сих пор не представляла, как вести себя в их присутствии. Если начну объяснять, в чем они неправы, то непременно сорвусь. Могу сказать и такое, о чем потом пожалею. Купила пирожных, прихватила запас и с собой, выпила терпкого сладкого кофе, долго гуляла по улицам, рассматривая витрины. Странное дело: раньше мне постоянно что-то хотелось — вот такую юбку или туфли на высоченной платформе, которые я нацепляла бы дома, чтобы покрутиться перед зеркалом, но вряд ли бы когда-то осмелилась выйти в них на улицу. А теперь, имея в кармане практически ничем не ограниченный лимит, вдруг поняла, что эти вещи мне попросту не нужны. Они привлекали тем, что были недоступны.

Заглянула в тот самый ресторан, в котором мы обедали ровно неделю назад с Максимом Александровичем. Поразительно, но официант меня узнал, по взгляду было заметно… и проводил к тому же столику. Возникло странное чувство, что я попала в компьютерную игру — вроде бы ничего вокруг не вызывает подозрений, живет само по себе, но я тем не менее в самом центре событий. Не знаю уж, что там для себя определил персонал этого заведения, но для них я была Его женщиной. Мне стало даже немного неловко от слишком доброжелательного отношения, как если бы я чем-то это заслужила. Однако просидела я там долго, издали наблюдая за редкими в дневное время гостями и разглядывая обстановку. Не отказала себе и в мороженом — так заманчиво официант мне его прорекламировал.

Выйдя из ресторана, решила пешком отправиться домой — хотя бы цветы полью, да гляну, целехонька ли моя квартирка. Не спешила, потому заглядывала во все попадающиеся магазинчики, которые, чем дальше от центра, становились все меньше и проще. В одном взгляд зацепился за стаканчик для зубных щеток — совершенно ненужная мне вещь, но такая интересная: до половины заполнена какой-то голубой жидкостью, в которой плавают маленькие пластмассовые рыбки. А может, именно это мне и нужно? Бесполезная штука, которую я поставлю в ванной, и глядя на нее, буду вспоминать, как купила ее только потому, что она попалась мне на глаза! Потому что я импульсивная! Потому что мне нравятся забавные вещицы! Потому что я — это до сих пор я! Именно это мне и нужно — как талисман, который никогда бы не выбрал для своего строгого интерьера Максим Александрович. Маленькая, совсем ничтожная революция, которую никто, кроме меня, и не заметит. Но, быть может, заставит меня лишний раз улыбнуться.