— Я…

— …И я был бы негодяем, настаивая на продолжении. Одним словом, решение за тобой, Дейзи. Я прошу тебя подумать и сказать — можно не сразу, попозже, — согласна ли ты стать моей женой.

С этими словами Морис снова прильнул к руке Дейзи, и очень хорошо сделал, потому что она как раз открыла рот и вытаращила глаза. Справиться с собой ей помогла только необходимость хоть что-то ответить, и Дейзи промямлила:

— Морис, это так неожиданно…

— Я же не тороплю тебя, любовь моя! Обдумай все — но знай, что я не буду спать эту ночь. Я буду мучиться и вспоминать вчерашнее блаженство, которое ты мне подарила.

С этими словами Морис Эшкрофт обжег ее влажным и скорбным взглядом и ретировался в свой номер. Дейзи постояла еще немножко в коридоре, а потом на негнущихся ногах вошла в номер и повалилась прямо на застеленную постель.

Ей сделали предложение! Нет, не так. Ей сделал предложение мужчина, в которого она влюблена без памяти. Почему она все еще здесь? Почему не бежит говорить ему, что она согласна?

В абсолютно сомнамбулическом состоянии Дейзи поднялась, собрала чемодан, убрала нарядное платье, приготовила привычные джинсы и свитер с кроссовками на завтра, приняла душ, почистила зубы, вернулась в комнату и снова улеглась на кровать. Мысли в голове отсутствовали, вспоминалась только одна фраза: «Согласна ли ты стать моей женой?»

За стеной сладко похрапывал Морис Эшкрофт. У него были все основания спать сном младенца, и он успел даже некоторое время погордиться собой во время вечернего туалета.

Операция прошла более чем успешно. Элегантно, стремительно, без единого прокола. Балаболка очарована по самое не могу, он уже может считать себя женатым. Сразу по приезде он отведет ее к мамочке на семейный ужин, потом с месяц всякой предсвадебной ерунды, потом регистрация брака и сразу же — все проблемы с адвокатами и наследством, пока она не очухалась. Потом, так и быть, можно съездить в свадебное путешествие.

Завтра с утра позвонить «Гамбсу, Гамбсу и Гамбсу», маминому адвокату, который собаку съел на таких делах. Он составит брачный контракт. И через месяц Морис Эшкрофт с небрежной гордостью — или горделивой небрежностью — посмотрит в глаза папе и сообщит, что отныне у него полно денег. А Дейзи… Ну что — Дейзи! Она вполне сойдет за жену, на первых порах, а дальше видно будет. Спать с ней не то, чтобы очень захватывающе, в постели она бревно бревном, но ведь никто и не собирается хранить супружескую верность. А для развлечений есть Мими… И Стелла… И Хелен… И вообще…

Ван Занд, явившийся к самой посадке в самолет, был одновременно расслаблен, хмур и несколько раскоординирован в пространстве. Возможно, именно поэтому — а также потому, что Дейзи почти по всем пунктам соответствовала ему, — выгодный контракт так и не был подписан. Ван Занд мялся, мычал и наконец сообщил, что сейчас его гораздо больше занимает некий кинопроект с молодыми актрисами, а не моющие средства и их рекламирование.

Дейзи язвительно поинтересовалась, не этих ли молодых актрис они имели удовольствие лицезреть в день приезда, Ван Занд ушел от ответа, а потом и задремал. Морис сделался мрачен, но потом вспомнил, что должен изображать трепетного влюбленного, ожидающего своей участи, и с азартом взялся за дело — схватил Дейзи за руку и уставился на нее молящими зелеными очами, — а потому Дейзи немедленно выкинула из головы все мысли о бизнесе и решительно ответила, что согласна выйти за Мориса замуж.

В аэропорту Морис расцеловал невесту в обе щечки и умчался, предоставив ей самой ловить такси. Мотивировал он это тем, что должен осчастливить маму. В нынешнем своем состоянии Дейзи могла только умиляться сыновней любви, и потому до дома добралась сама, не переставая мечтательно улыбаться и время от времени протяжно вздыхать.

Ну а потом грянул понедельник.

Миссис Пардью и Клифф заперлись с Дейзи в кабинете и в течение двух часов обрисовывали ей положение агентства. Дейзи слушала, хмуро кусала карандаш, кивала, а потом ласково улыбнулась Клиффу и мягко, но решительно изложила свои соображения. Миссис Пардью долго молчала, а потом негромко произнесла:

— Милая, а ты уверена? В конце концов, все мы взрослые люди, и ты вовсе не обязана…

— Я приняла решение. Мы были вместе почти четыре года. Я благодарна всем без исключения сотрудникам. Даже формально, по закону, я должна выплатить людям жалованье и компенсацию, но я не хочу относиться к этому только формально. «Эмеральд» тонет, но флага не спускает. То, с чем я останусь, в любом случае не назовешь грошами, да это и неважно. Важно то, что все будут обеспечены и смогут без спешки найти себе работу. Так что с этим все.

— Дейзи, но ведь ты наверняка захочешь начать новое дело…

— Я уже его начала. Я выхожу замуж.

Показалось ей или нет, но за дверью что-то глухо стукнуло. Миссис Пардью нахмурилась.

— Это молодой Эшкрофт?

— Да. Морис сделал мне предложение, я его приняла.

— Дейзи, я хочу предупредить…

— Не надо, миссис Пардью. Мы любим друг друга. Вряд ли в ближайшие пару-тройку лет я захочу заниматься бизнесом. Эшкрофты — патриархальная семья, они скорее предпочтут видеть невестку дома, чем во главе фирмы. А Морис сумеет меня обеспечить.

Клифф издал неопределенный звук, но промолчал. Миссис Пардью поднялась со стула.

— Что ж, в таком случае — поздравляю. Хорошо бы было — с чем.

Когда они выходили из кабинета, Дейзи увидела в коридоре Гаса. Он стоял и с задумчивым видом смотрел на потолок, где мигала неисправная неоновая лампа. Лицо Гаса по обыкновению не выражало ничего. Дейзи нахмурилась, дождалась, когда финансовый отдел скроется в своем царстве, и прошипела негромко и язвительно:

— Подслушиваем у дверей начальства? Очень красиво.

— Не понимаю, о чем ты.

— У меня хороший слух. Ну-ка, зайди!

Гас немедленно бросил пялиться на люстру и безропотно вошел в кабинет. Дейзи набрала воздуха в грудь, чтобы устроить грандиозный скандал, но друг детства опередил ее.

Тихий, грустный, чуть удивленный голос, усталые интонации. Грустный Умный Лис смотрел мимо Дейзи, на улицу, туда, где солнце вызолотило листву.

— Не ругай меня, Маленький Храбрый Заяц. Нелегко прощаться со своим детством. Ты уходишь, и я сержусь. Не на тебя. На себя.

— Гас, я…

— Ты ничего не обязана объяснять, Дейзи. Ты просто… будь счастлива. Пожалуйста. И еще одно. Знай это просто так, на всякий случай. Если я буду тебе нужен, если захочется поговорить или помолчать — я буду рядом. Всегда. Ничего не изменится, девочка. Мы — друзья.

Дейзи почувствовала, как в носу закипают шипучей газировкой слезы. Странно — в эту минуту она почти ненавидела Мориса Эшкрофта…

— Гас, не надо таким тоном, пожалуйста! Я ведь не умираю, не уезжаю в Австралию — я просто выхожу замуж за человека, которого…

— Я сказал то, что хотел сказать. Теперь позволь мне не слышать того, чего я не хочу слышать.

— Почему ты его ненавидишь?

— Ненавижу? Нет, неправильное слово. Я не ненавижу. Я не понимаю. Но готов признать, что некоторые вещи понять невозможно. К тому же во многом виноват я сам.

— Теперь не понимаю я.

— И не надо уже, Дейзи. Всему свое время, а я свое упустил. Теперь это было бы нечестно. Да, вот еще что. Я написал заявление в пятницу.

— Какое заявление?

— Об увольнении. Мне срочно надо, так что никакой компенсации не выписывай.

— Гас Уиллис! Это ты нарочно…

— Дейзи Сэнд. Я взрослый мужчина, у меня есть руки и голова, и я вполне способен прокормить себя сам. Если ты заупрямишься, я все равно не возьму твои деньги, так что не трудись и раздели мою долю на всех, а лучше — отложи себе на черный день.

— Ой, да ладно, какой черный день…

Он стремительно приблизился, навис над столом, глядя ей прямо в глаза. Теперь его голос изменился, стал резким, почти злым.