— Я работал у тебя сантехником, Дейзи Сэнд, я всю жизнь читал книги, но это не значит, что по математике у меня неуд. И еще я не глухой, не слепой и не тупой. После выплат по заказам, зарплате и компенсациям ты останешься практически ни с чем, если не считать твоего личного счета, оставленного твоим дедом. Поверь мне, богатому гораздо труднее стать среднеобеспеченным, чем бедняку — миллионером. Учись экономить.

— Но Морис…

— Я буду счастлив ошибиться, Дейзи. Счастлив!!!

— Не понимаю тебя.

— Не хочешь понимать, так вернее. Давай не будем ссориться. Я еще раз повторяю — что бы ни случилось в твоей жизни — я всегда буду рядом. Просто знай это — и все.

Гас Уиллис выпрямился и резко вышел из кабинета. Дейзи смотрела ему вслед, а на душе становилось все тоскливее и тоскливее.

Гас шел по коридору к выходу. Помахал рукой Долли, криво улыбнулся Мэг и Сью, хлопнул по плечу Джеда. У самых дверей он столкнулся с Морисом Эшкрофтом. Тот был уверен, что Гас уступит ему дорогу, но юноша и не подумал сделать это. Он прошел мимо, вроде бы слегка задев Мориса плечом, но в результате этого соприкосновения Эшкрофт отлетел к стене и ошалело уставился в спину уходящего мятежника.

Минуту спустя, Морис входил к невесте, надув губы и нахмурив брови.

— Дорогая, я должен решительно поставить вопрос об этом твоем Уиллисе…

— Он ушел, Морис.

— Вот именно! Он меня чуть не убил по дороге. Он совершенно распоясался, этот Уиллис! Если ты не уволишь его…

— То что?

— То его уволю я! В конце концов, это и мой сотрудник.

— Уже нет. Гас ушел совсем. Сам.

— Отли… То есть, странно, конечно, но это даже к лучшему. Ты расстроена?

— Нет, вовсе нет.

— Мама ждет нас сегодня на ужин. Это нечто вроде семейного… совета.

— Смотрин, ты хочешь сказать?

— Ну какие смотрины! Она же дружит с твоей матерью. Просто известие о моей свадьбе волнует ее, она же мать!

Дейзи заставила себя улыбнуться и вяло поцеловала Мориса в подставленную щеку. Перед ее внутренним взором стоял, вернее, уходил, не оборачиваясь, Гас Уиллис, и от этого становилось горько во рту и почему-то страшно. Как будто Дейзи предстояло одной войти в темный-претемный лес.

Подъехав к дому Эшкрофтов на такси, Дейзи была вынуждена некоторое время посидеть и посчитать — сначала до десяти, потом до двадцати. Сердце колотилось в груди, словно пойманная птичка в клетке, и это очень удивляло всегда жизнерадостную и общительную девушку. Тем более мама сто раз рассказывала про «милую Урсулу»…

Тут надо отметить, что мама Дейзи была в некотором роде жертвой Обстоятельств. Девушка из хорошей семьи, она получила образование в Англии (где и познакомилась с милой Урсулой), а потом приехала обратно в Штаты — и влюбилась в сына нефтяника. Нет, папа ей ни в чем не уступал по части образования и хороших манер, но вот дед, обожаемый дед Дейзи, превратил жизнь своей невестки в истинный кошмар, даже не догадываясь об этом.

Примерно до пятидесяти лет мама жила под дамокловым мечом в виде дедовых соленых анекдотов из жизни нефтяников на далеких буровых станциях. Дейзи их слушать не разрешалось, но она успела выяснить, что основные темы этих анекдотов сводились к тому, что женщин на буровых мало, а белых медведей — много.

Дед на нефти сколотил миллионное состояние, поэтому все его слушатели смеялись над анекдотами вместе с ним, иногда начиная даже заранее, а вот мама… Мама бледнела и краснела и не чаяла, когда же мужчинам подадут бренди и сигары, и можно будет увести дам.

Потом дед и отец отдали Дейзи в обычную школу, где она немедленно подружилась с сыном шофера-дальнобойщика. Да, демократия превыше всего, но… Мама грезила о закрытой школе для девочек и тихо проклинала упрямого свекра.

Потом непокорная дочь Дейзи вознамерилась жить одна. Дед был еще жив и горячо приветствовал это решение, папа тоже не возражал, а мама опять была в шоке — как это так, молоденькая девушка одна, без родителей…

Потом дед умер, разделив свое состояние абсолютно поровну между всеми, даже очень дальними родственниками, и мама притихла, но Дейзи прекрасно знала мамину тайну. Маме очень хотелось жить и вращаться в аристократическом обществе. То есть в обществе, где никто не рассказывает неприличных анекдотов и где дочерей после окончания закрытой школы для девочек выдают замуж, сдавая из рук в руки свекрови.

К сожалению, таких людей в современном Нью-Йорке найти было сложно, и потому за «милую Урсулу», однажды позвонившую маме поболтать, мама ухватилась, как утопающий — за соломинку. Еще бы — настоящая аристократка, да еще жена конгрессмена, да еще особняк в тихом старом районе…

Сама Дейзи Урсулу никогда не видела, просто приняла к сведению, что это мамина подруга — и забыла о ней.

На самом деле мама вовсе не была занудой и ханжой, просто у нее была такая мечта, что ж тут поделать. В обычной жизни мама была смешливой, легко краснеющей, немного сентиментальной и очень доброй женщиной, поэтому и на неведомую Урсулу Дейзи автоматически перенесла все эти качества. Мориса Эшкрофта она приняла дружески, ну а потом уж и влюбилась в него.

Таким образом, сейчас Дейзи, вроде бы, ничего не угрожало, однако девушка все никак не могла решиться выйти из машины. Помог шофер, кротко заметивший, что лично ему пейзаж нравится, но он вряд ли сможет рассказать про его прелести жене и троим детям, которые ждут от папы выручку за сегодняшний день. Дейзи вздохнула — и ринулась навстречу неведомому, мельком успев подумать, что юбка все-таки коротковата…

Дом был стар — этим исчерпывалось все. После современных домов с их пластиковым и никелевым блеском, после гудящих автострад и шумных улиц у попавшего в особняк Эшкрофтов создавалось впечатление, что он перенесся в какую-то не слишком добрую сказку, где непременно фигурируют фамильные призраки, ведьмы и злые мачехи.

По стенам вился темно-зеленый траурный плющ, сад был ухожен, но мрачен, и даже бледные лилии, высаженные перед крыльцом в строгий ряд, наводили на мысли о высоком, вечном и мрачном. Окна были чисто вымыты, но за ними даже в этот теплый солнечный вечер таилась холодная тьма. Птицы — и те пели как-то сдержанно.

Дейзи ткнула в кнопку звонка и вздрогнула, когда далеко за дверью прозвенело печально и церковно. Потом дверь бесшумно отворилась, и Дейзи едва не заорала при виде костлявой тетки в кружевной наколке. Тетка посмотрела на Дейзи с укором и молча отступила, давая пройти внутрь.

Увидев Мориса, сбегающего навстречу невесте по широкой дубовой лестнице, Дейзи испытала неимоверное облегчение и горячую благодарность — хорошо, что он блондин, а не брюнет, это как-то оживляет обстановку. А потом раздался голос, в котором звучали благородная скорбь, усталое радушие и явное сомнение.

— Боже мой, милая Сэнди! Добро пожаловать.

На площадке второго этажа стояла высокая белобрысая дама в строгом черном платье. Ножи пластических хирургов сотворили для этой женщины немало чудес, но за все приходится платить — и Урсула Эшкрофт могла либо улыбаться, либо говорить, и то и другое — с большим трудом. Гладкая кожа, неестественно яркие румяна, волна платиново-белокурых волос падает на один пронзительно синий, прямо-таки ультрамариновый глаз. Над вторым черной ниточкой изгибалась замысловатая линия выщипанной брови. Губы выглядят так, будто их надули Насосом и покрасили алой краской, и теперь любое движение грозит нарушить рукотворную гармонию.

Из-под черного платья виднелись костлявые ноги на шпильках, а вот руки Урсула Эшкрофт обнажила зря. Именно они выдавали ее истинный возраст.

Морис кашлянул и звонко пропел:

— Ее зовут Дейзи, мамочка, Дейзи Сэнд, и она моя кошечка и душечка.

Дейзи кивнула и еле удержалась, чтобы не сделать книксен. Урсула несколько скривилась — возможно, улыбнулась — и пригласила Дейзи наверх величавым движением руки.