Такое приметное место, как Большой Каменный Нос, граница новой страны, не могло остаться без внимания казаков. Будем утешаться мыслью, что еще предстоят запоздалые, но счастливые открытия в архивах – в «столбцах» Сибирского приказа, в известных «портфелях» Миллера. Может быть, там отыщутся основные донесения Семена Дежнева или подробная переписка Якутского острога о дежневском походе.

Скупо писал Дежнев в дошедших до нас бумагах о Большом Каменном Носе, о том, что он лежит «промеж сивер на полуношник», упоминал и о строенье из китовой кости, но, что важнее всего, он описывал острова, на которых живут люди с моржовыми зубами. Этому описанию уделено Дежневым всего двадцать два слова в первой «отписке» 1655 года и ровно столько же во второй[3]. Но в этих немногих словах заключено замечательное свидетельство о первой встрече русских с эскимосами.

Академик Л. С. Берг видит в дежневских островах, населенных «зубатыми людьми», острова Гвоздева – так справедливее называть «острова Диомида» – по имени их русского первооткрывателя, нанесшего их на карту в 1732 году.

В самой узкой части пролива лежат эти три небольших островка, один меньше другого. От Малого Диомида до берега Америки всего сорок верст. В хорошую погоду со скал острова можно видеть и Азию, и Америку. Третий, самый малый, остров, как бы оторвавшийся от своих собратьев, лежит много южнее их. Он необитаем и похож по виду на холм.

Любопытно, что эти островки угрюмого Севера первоначально были названы в честь героя сказаний Эллады. Диомед-мореход, плававший к стенам Трои с флотилией из восьмидесяти кораблей, сидевший потом в чреве троянского коня, в конце своей полной приключений жизни исчез возле одного из островов Адриатики. Спутники Диомеда превратились в хищных птиц – так гласило сказание. Его знал Карл Линней, и поэтому он дал альбатросам название Diomede. Английский мореплаватель Ф.-У. Бичи в 1826 году назвал острова именно Диомедовыми, так как здесь проходила северная граница обитания альбатросов.

Эскимосы исстари жили на двух островах Диомида, и чукчи не зря называли своих соседей «ротастыми». Они прорезали углы рта у нижней губы и вставляли в прорезы точеную моржовую кость или камни. Об этих людях Дежнев упоминал снова во второй «отписке», но так же скупо, как и в первый раз.

Но он свидетельствует, что русские «тех зубатых людей на острову видели ж». Когда это происходило? Подплывали ли деревянные киты к островам альбатросов? На каком из двух островов побывал Дежнев? Трудно дать ответ на эти вопросы, но ведь Дежнев говорит, что «зубатых людей» он видел «на острову». Значит, встреча с эскимосами состоялась все же именно там, а не на Большом Каменном Носе, куда эскимосы могли приезжать по торговым и другим делам.

Дежнев – первый европеец и первый русский, сообщивший сведения об островах, лежащих на самой середине туманного Аниана. Но всему видно, что страшный «Необходимый Нос» был пройден. Что делали в водах пролива Дежнев и Герасим Анкудинов, начиная с того дня, когда они миновали северные ворота Аниана? В то время Семейка Дежнев мог еще со спокойной душой праздновать и свои именины, и день Зосимы и Савватия – покровителей поморов. Короче говоря, Дежнев с товарищами пробыл в северной части пролива около месяца. Трудно представить себе, что казаки сидели сложа руки. За месяц многое было можно сделать – осмотреть подробно места вокруг Большого Каменного Носа, не раз побывать на восточном берегу пролива, не говоря уже о посещении островов «зубатых людей».

Наши мореходы не могли оставить без внимания того живого движения, которое совершалось между восточным и западным берегами пролива и его островами. Это движение вызывалось разными причинами – торговлей, войнами, охотой на рабов, морскими промыслами. Здесь, на Большом Каменном Носе, на отмелях у самого морского берега бывали многолюдные торжища, когда связки мехов подавались на остриях длинных копий, а продавец держал в правой руке нож, а в левой – шкуру рыси с Большой Земли.

Федоту Алексееву Попову не удалась «немая» торговля, которой вначале с таким успехом занимался и Исай Игнатьев в Чаунской губе.

Где находилось то, без сомнения торговое, «пристанище», возле которого высаживались люди Дежнева и Попова осенью 1648 года? Было это все, очевидно, уже за мысом Пеек, как называли чукчи Большой Каменный Нос. Почему не допустить мысли, что наши мореходы плавали по проливу в поисках места для выгодной торговли и тогда именно в числе других «пристанищ» посетили и острова «зубатых людей»?

Сорок верст не препятствие для коча, и, даже идя на веслах, Дежнев мог пригрести и к восточному берегу пролива, к концу земли Кыымын – так чукчи именовали северо-западный край Нового Света. И еще не известно доподлинно, какие «чукчи» затеяли сражение с Дежневым и Федотом Поповым на неведомом «пристанище».

Голубые бусы, рассыпанные по прибрежному песку, тяжелый дым русских пищалей, звон панцирного железа – все это не трудно себе представить. Это была первая битва с обитателями побережий Аниана, после которой стали слагаться чукотские сказания о белых людях с усами, как у моржей. Битва эта произошла 20 сентября, в первый день после праздника Зосимы и Савватия. Тогда Федот Попов и пролил свою кровь па серый приморский песок.

Несколько неясно, долго ли продолжали после этого Федот со своей «якутской бабой» и Герасим Анкудинов путь вместе с Дежневым. «...и того Федота со мною, Семейкою, на море разнесло без вести», – пишет Дежнев сразу же вслед за скупым упоминанием о «драке», в которой был ранен Федот Попов.

Итак, из шести деревянных китов, построенных в Нижнеколымском зимовье, уцелел только один! Семену Дежневу были вверены судьбы двадцати четырех человек, сидевших в коче, гонимом бурями Тихого океана.

В самый день покрова, 1 октября, или чуть позже началась великая буря. Ходуном ходили деревянные суставы коча, судно уже не слушалось руля. Его носило «всюду неволею» и наконец выкинуло на покрытые седыми бурунами берега где-то между устьем Анадыря и мысом Ананнон. Так был пройден весь пролив между Азией и Америкой. Если бы Дежнев читал Гастальди и Розаччо и умел производить счисления, он был бы поражен. Пресловутый пролив Аниан находился на 66° северной широты, почти на том самом месте, которое отвели ему космографы Венеции и Амстердама!

Но не было здесь плодов земных, найденных пылким Мальдонадо. Метель и цинга раскрывали свои страшные объятия перед русскими храбрецами. Им надо было теперь подниматься к северу вдоль гористого берега, искать спасения на Анадыре, как будто для Дежнева и его товарищей там был дом родной!

По существу, совершилось открытие новой страны к югу от устья Анадыря, у нижней границы Анадырского залива. Здесь, у края земли, жили кереки – бесстрашные охотники за моржами. Дежнев впоследствии еще не раз встретился с ними в боях за обладание знаменитой анадырской отмелью. А пока двадцать пять полураздетых, истомленных людей бродят вокруг разбитого коча, вытаскивая из-под его обломков все то, что может пригодиться им в их, может быть, последнем страдном пути. С коча сняли все, что можно было взять с собой, даже остатки казенной писчей бумаги, о нехватке которой Семен Дежнев не раз потом вспоминал на Анадыре.

«И пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем, холодны, наги и босы, а шел я, бедной Семейка, с товарыщи до Анандыры-реки ровно десять недель, и попали на Анандыр-реку внизу близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет, и с голоду мы бедные врозь разбрелись. И вверх по Анандыре пошло двенадцать человек, и ходили двадцать дён, людей и аргишниц, дорог иноземских, не видали, и воротились назад, и, не дошед за три днища до стану, обночевались, почали в снегу ямы копать», – так напишет Дежнев через семь лет после этой страды.

Фома Семенов Пермяк, один из первых разведчиков Нижнего Анадыря, проживший потом тридцать три года в новой стране, стал отговаривать товарищей от ночевки в снежных могилах. На его зов поднялись лишь Иван Зырянин и Сидор Емельянов из Великого Устюга. Остальные люди от голода не могли и шагу шагнуть. Слабыми голосами просили они передать Дежневу, чтобы он хоть «постеленко спальное» да худую одежонку прислал и немного еды, чтобы добраться им до стана.