— И для очистки этих авгиевых конюшен, — продолжал Перри, — нужен очищающий поток народного гнева, негодующий поток общественного мнения.

— Я аплодирую вашим чувствам, господин Перри, — сказал Пуаро и добавил: — Жаль! Очень жаль, что вам не нужны деньги!

Он поднялся и быстро пошел к дверям.

Некоторое время остолбеневший издатель смотрел ему вслед.

— Подождите… — растерянно сказал он. Я еще ничего не сказал…

Но Пуаро его уже не слышал. Его поспешный уход объяснялся тем, что он терпеть не мог шантажистов.

Эверит Дэшвуд, молодой энергичный сотрудник журнала «Бранч», шутливо хлопнул Пуаро по спине.

— Вы правы, старина, — сказал он. — В нашем деле столько грязи, столько подлости, что можно завязнуть по уши! Но это не для меня. Я стараюсь этого избегать.

— Вот именно, — сказал Пуаро. — Вы так не похожи на Перри.

— Чертов кровопийца! — в сердцах сказал Дэшвуд. — Он запятнал нашу профессию журналиста. Если бы мы могли его проучить.

— За этим дело не станет, — сказал Пуаро. — Я сейчас расследую одно необычное дело, связанное с политическим скандалом…

— Пытаетесь очистить наши авгиевы конюшни, — рассмеялся Дэшвуд. — Неблагодарное это дело, да и трудновато вам придется, старина. Разве только вы повернете воды Темзы и смоете к чертовой матери здание парламента.

— Мне кажется, — сказал Пуаро, — что вы тот самый человек, который мне нужен. Вы энергичны, настойчивы, ну, словом, парень что надо и способны сделать многое.

— Предположим, вы правы, — засмущался Дэшвуд. — Но что из этого?

— А вот что, — сказал Пуаро. — У меня есть план. Если он осуществится, мы сможем сорвать сенсационный политический заговор. А это, мой друг, самый подходящий материал для вашего издания.

— Отлично, — заинтересовался Дэшвуд. — О чем материал?

— Замышляется грандиозный скандал вокруг имени одной добропорядочной женщины.

— Женщины? — удивился Дэшвуд. — Это же отличная тема. Женский вопрос всегда интересовал читателя.

— Тогда садитесь, — сказал Пуаро, — и слушайте.

А слухи понемногу ползли и ползли.

Вот что говорили в таверне «Гуси и перья» в Литл-Уимплингтон:

— Лично я не верю ни единому слову. Джон Хаммет всегда был честным человеком. Не то что некоторые нынешние политики.

— Так говорят о всех мошенниках, пока они не попадутся.

— Все говорят, что на одной только афере с палестинской нефтью он заработал сотни тысяч фунтов… Незаконная сделка, скажу я вам…

— Все они жулики из одного притона. Грязные мошенники, вот кто они.

— Вот Эверхард этого бы не сделал. Он — человек старой закваски.

— Да не верю я, что Джон Хаммет был тем, кем его сейчас считают. Не верю я этим газетам.

— Жена Ферьера — его дочь. Вы видели, что пишут о ней?

Они смотрели и перелистывали зачитанный и замусоленный экземпляр еженедельника «Экс-рей ньюс», где в одной заметке говорилось:

— Все это вранье, — сказал чей-то голос. — Миссис Ферьер не похожа на таких особ. Сутенер? Не может этого быть.

— Ну, положим, — возразил другой голос, — от женщин можно всего ожидать. Они могут такое преподнести…

Разговоры продолжались.

— Но, моя дорогая, это абсолютная правда. Мне подробно рассказала Ноэми, ей — Поль, а ему, по секрету, — сам Энди. Она совершенно развращенная особа.

— Да она всегда была ужасно неряшливо и вульгарно одета, когда открывала благотворительные базары.

— Одно притворство, дорогая, да и только. Говорят, что она нимфоманка[20]. Об этом написано в «Экс-рей ньюс». Они не прямо об этом пишут, но нужно уметь читать между строк. Удивляюсь только, откуда у них такие сведения.

— А что ты думаешь об этой стороне политического скандала? Говорят, что ее отец запустил руку, и довольно глубоко, в партийную казну.

Разговоры продолжались.

— Мне это так не нравится, миссис Роджерс. Я хочу сказать, что всегда считала миссис Ферьер приятной женщиной.

— Как вы думаете, неужели все то, что написано в газетах, правда?

— Не думаю. Она открывала в июне один благотворительный базар в Пелчестере, была давка, и я оказалась недалеко от нее. Она улыбалась, такой я ее и запомнила. Приятная женщина.

— Да, все это так, но ведь вы знаете, что дыма без огня не бывает.

— Конечно, это все правда. Господи, Боже мой, никому нельзя верить на этом свете.

— Эти нападки на мою жену выводят меня из себя, — сказал Эдвард Ферьер. Его лицо было бледным и измученным. — Это клевета, все клевета. Я подам на них в суд.

— Я вам не советую этого делать, господин премьер-министр, — спокойно сказал Пуаро.

— Но этот проклятый поток лжи необходимо пресечь, — кипятился премьер.

— Вы уверены, что это ложь? — улыбаясь, спросил Пуаро.

— Черт возьми, — взорвался Ферьер, — конечно же уверен!

— А что говорит по этому поводу ваша жена? — спросил Пуаро.

Вопрос Пуаро застал Ферьера врасплох.

— Она говорит, что не следует обращать внимания на эти сплетни… — сказал премьер. — Но я не могу молчать… когда все об этом говорят.

— Да, — согласился Пуаро, — об этом все говорят.

Вскоре во всех газетах появилось сообщение:

Предположения, слухи, домыслы о том, что миссис Ферьер уехала не в Шотландию — она якобы и не собиралась туда ехать, — носились в воздухе.

Сплетни, скандальные истории из тех мест, которые она недавно посетила.

И снова разговоры.

— Говорю вам, Энди видел ее. Видел в таком ужасном месте. Она была то ли пьяная, то ли перебравшая дозу наркотиков, и с этим аргентинским сутенером Рамоном… Вы поняли…

И опять слухи.

— Миссис Ферьер уехала с аргентинским танцовщиком. Ее видели в Париже, она курила марихуану. Да она все эти годы постоянно принимала наркотики, а пила как сапожник.

Постепенно сердца добропорядочных англичан, которые сначала никому и ничему не верили, ожесточились против миссис Ферьер. Всем казалось, что в этом что-то есть. Такая распутная, наглая женщина не может быть женой премьер-министра.

Потом появились фотоснимки.

Миссис Ферьер, сфотографированная в ночном клубе в Париже, лежит на коленях у темноволосого смуглого брюнета, правой рукой она обнимает его за шею.

Другой снимок: миссис Ферьер лежит полуобнаженная на пляже, голова ее покоится на плече у сутенера. Под фотографиями подпись: «Миссис Ферьер развлекается».

А вскоре в суде слушалось дело о клевете, возбужденное против еженедельника «Экс-рей ньюс».

Процесс открылся речью королевского адвоката сэра Мортимера Инглвуда. Его речь дышала негодованием. Он возмущался теми, кто своей мишенью в позорном заговоре избрал достойнейшую женщину, жену премьер-министра страны, миссис Дагмар Ферьер.

Королевский защитник подчеркнул, что этот случай напоминает знаменитую историю об ожерелье королевы, описанном в романе Александра Дюма. Тогда враги хотели очернить Марию Антуанетту, королеву Франции, в глазах простого народа. На этот раз враги Англии пытаются скомпрометировать честную и благородную леди, которая занимает в стране положение жены Цезаря.

В своей речи королевский адвокат прошелся как по фашистам, так и по коммунистам, которые, как он считал, подрывают устои британской демократии.