Мы поднялись, уничтожили остатки порванного халата и огородами и темными улочками минут за пятнадцать добрались до домика мамы Эро.

   Как мы устраивали меня на ночлег в кромешной темноте, помню слабо, однако было какое-то стойкое ощущение, что что-то мы сделали не так, но усталость накрыла нас с головой обоих. И где именно нами была допущена ошибка, мы узнали уже утром.

   Или, правильнее будет сказать, в обед, потому что, если верить глазам, в тот момент, когда я проснулась, солнце уже не первый час заливало спальню своими лучами.

   — А я говорю, что ты не можешь настолько наплевательски относиться к традициям! — где-то очень близко, но все-таки достаточно далеко от моей комнаты вещал женский голос, даже близко не похожий на голос мамы Эро.

   — Я же объяснил... — Павлик был раздражен, но при этом почтителен и... испуган?

   В груди шевельнулось новое и незнакомое чувство: с кем это он там болтает?

   — Свои объяснения прибереги для своей матери. Меня волнует другое: ты целовал ее или НЕ целовал на празднике?

   — Ба-а-а-а-а... — простонал мой сообщник, а я мысленно возмутилась: какое дело вообще его родственникам до того, кого он целовал. Не мальчик же уже, вроде как...

   — Не бабкай! — голос металлически хрустнул, но женщина продолжила:

   — В купальне платье, в спальне твоя рубашка. Девочка голая в твоей кровати под твоим одеялом! Как я объясню это своим подругам?

   — Ба! Я спал в комнате близнецов!! — страдальчески взвыл Павлик и в этот момент раздался запыхавшийся и радостный голос его мамы:

   — Я нашла! Тушь, трафарет, ритуальная игла и брачное полотенце... Но жрец слегка ушел в запой, поэтому...

   — Мама!!!! — взревел Эро нечеловеческим голосом, а я поняла, что надо драпать отсюда. Как-то меня напрягли вот эти подло подслушанные разговоры.

   Откинула одеяло, с целью спустить ноги с кровати... и накинула обратно. Как-то мой внешний вид, а главное, отсутствие одежды на моем взволнованном теле свели на нет стремление к побегу.

   — Что на все это скажет достойный отец бедной девушки? — поинтересовалась невидимая мне бабуля Эро.

   С другой стороны, кого я любила в этом Зачарованном лесу? Ну, выскочу я голая из окна, ну, перепугаю полгорода своим волчьим оскалом... Но зато потом ищи ветра в поле. А папе Роду скажу, что все это вранье.

   И я даже окно спальни распахнула, чтобы наткнуться на грустный и всепонимающий янтарный козий взгляд.

   — Мама, встаньте у двери, мне не нравится, как Павликанчик смотрит по сторонам...

   — Зойка, жди здесь, — кивнула я козе и выдвинулась на голоса, спасать своего товарища по несчастьям.

   Немного напрягало полное отсутствие одежды в моей спальне. Моей, попрошу заметить, одежды в моей спальне. И мне плевать, что там бабка говорила о том, что это кровать Павлика. Он мне ее уступил. А вот сундук с вещами, подозреваю, был украден заботливыми эльфийскими родственничками, чтобы жертва в моем лице не сбежала.

   Наивные! Словно отсутствие одежды может меня остановить.

   Тонкое, почти невесомое покрывало цвета небесной лазури с огромным золотым драконом в центре было нереально красивым и почти воздушным. Его просто хотелось трогать! И я, не сдержавшись, прижалась к золотому боку древнего ящера лицом, втянула носом воздух и глаза прикрыла от удовольствия, так хорошо пахло от ткани. Зойка под окном заботливо мэкнула, напоминая мне о том, что не время релаксировать, что надо шевелиться. Ну, я и зашевелилась.

   Пока заворачивалась в покрывало, пока прятала под мягкой тканью свое изуродованное волчьими зубами плечо, все пыталась понять, с чем связано неприятное ощущение, что что-то делаю не так. Но потом скандал за стеной стал стремительно набирать обороты, и я выскочила из спальни.

   В коридоре никого не было, если не считать двух совершенно одинаковых подростков, которые остроухими головами прижались к тяжелой двери с большим медным кольцом в центре.

   Подростки были так увлечены подслушиванием, что не замечали моего присутствия довольно долго. Вместе мы с интересом прослушали арию мамы Эро «Мой старший сын меня не любит, потому что не хочет подарить мне внуков». Ария была хороша и душещипательна, а исполнение точно бы тронуло мое черствое сердце и не раз заставило бы его умыться кровью и слезами, если бы мою персону не рассматривали в качестве потенциального сосуда для производства тех самых вожделенных внуков.

   Выступление бабушки Эро на тему «Ты мой единственный внук» было грозным и коротким. И тут я не выдержала, положила на плечо одного из подростков руку и, наклонившись вперед, прошептала:

   — Почему единственный-то? Вы разве Павлику не братья?

   Мальчишка справа схватился руками за горло, а его зеркальное отражение прижало ладонь к груди и посмотрело на меня обвиняющим взглядом Павлика Эро:

   — Напугала, кошмар! Я чуть не умер…

   Только хмыкнула в ответ, потому что, несмотря на свой испуг, юные шпионы по-прежнему вели себя предельно тихо. И еще нагло. Потому что тот, кто схватился за горло, впустил в свои легкие немного воздуха и свистящим шепотом спросил:

   — А что, правда, что вы с Павликом делали ЭТО в королевской купальне?

   Я секундочку подумала, а потом отвесила паразиту подзатыльник, но, видимо, немного не рассчитала силу, потому что мальчишка сдавленно ойкнул и ткнулся лбом в медное кольцо, которое огласило коридор мелодичным звоном.

   — Кто там? — грозно спросила бабушка, когда в дом вернулась тишина, и оба подростка, словно два зайца, бросились наутек.

   Если честно, то голос говорившей не располагал к веселью, мало того, он был пугающе агрессивен и силен. Я даже подумывала последовать примеру младших братцев Эро, но потом вспомнила, что я все-таки уже не в том возрасте, да и не в моих привычках бегать от проблем. По крайней мере, не от тех, которые можно решить. Поэтому я взялась за то самое медное кольцо и осторожно потянула на себя дверь.

   Павлик повернул голову на звук и застыл, словно это не я вошла в комнату, которая оказалась чьим-то рабочим кабинетом, а, по меньшей мере, василиск. Причем, василиск, совершенно точно модифицированный, потому что дышать жертва не перестала, но застыла с совершенно глупой улыбкой на губах.

   Я, наверное, тоже замерла на какое-то время, выпав из реальности, потому что не заметила, каким образом низенькая женщина, чья макушка доставала мне примерно до середины груди, подскочила ко мне и, пользуясь моей временной невменяемостью сжала мое довольно не хрупкое тело в поистине медвежьих объятиях.

   — Наклонись-ка, внученька! — безапелляционно велела она, а когда я склонила голову, смешная старушка чмокнула меня в подбородок и довольным тоном произнесла:

   — Ну, по крайней мере, у мальчика хороший вкус. Это у него явно не от отца...

   Мама Эро прошептала себе под нос совершенно неприемлемое в приличном обществе ругательство, и я бросила на нее недоверчивый взгляд — откуда эта эфемерная женщина вообще знает такие слова? Хуже джиннов ругается — затем испуганный на активную бабульку и, наконец, растерянный — на Павлика.

   А он улыбался, счастливый до безобразия, словно его родственники и не думали выстраивать коварных планов по поводу будущего наших совместных с Павликом детей. Мысль о детях оказала на меня какое-то странное влияние. Я почувствовала, как загорелись щеки, будто я долго-долго бежала навстречу морозному ветру, а потом с разгона влетела в теплую, сухую комнату с камином. И еще странное тепло заворочалось в животе и вдруг ударило одновременно по коленям и по мозгам.

   Я пошатнулась и повторила подвиг мамы Эро. В смысле, выругалась, не так неприлично, как она, но бодрая бабуля услышала и, вместо того, чтобы порицательно покачать головой, рассмеялась молодо и звонко и похлопала мою руку маленькой сухонькой ладошкой.

   — Подружимся! — утвердительно качнула головой и подмигнула мне. — Хотя цвета ты не умеешь выбирать.