— М-м-м, — пан Ясневский бросил на нее короткий взгляд, переворачивая страницу, и от этого взгляда она еще более смутилась. — Обязательно отправьте вестника в Школу, а лучше сами, при личном, так сказать, контакте обо всем расскажите отцу.

   — Я обязательно, просто... м-м-м, — не найдя лучших слов, шона благоразумно решила замолчать, тем более директор вернулся қ чтению.

   — Ну, мне все понятно! — Вельзевул Аззариэлевич дочитал до конца и небрежно швырнул протокол допроса на стол.

   — Да? — в один голос удивились Сонья и Ангелина.

   — Ы?.. Кхы. Все... у меня, — внезапно подал голос очнувшийся Истров, и все на него посмотрели.

   Пан Ясневский осуждающе покачал головой.

   — Дорогой мой, если вы хотите сделать карьеру, то надо работать, а не ерундой заниматься.

   — А? — ничего толком не понимая, эфор принял вертикальное положение и двумя руками схватился за голову. — Что это было?

   — А нечего трогать чужих жен, тем более, если они под защитой Золотого дракона, — назидательно произнес Вельзевул Аззариэлевич и по-мальчишечьи весело подмигнул Сонье, после чего снова посмотрел на Истрова.

   — Где украденные у меня вещи?

   — Вещи?

   — Вы мне записку в отель присылали... Да что ж такое-то? Прекратите симулировать! Извольте встать и выполнять свои обязанности!

   Истрова то ли волной страха, то ли нездорового рабочего рвения, то ли другой какой волной снесло с дивана и усадило в кресло за рабочий стол.

   — Записка, вещи... конечно же... Я прошу прощения, столько всего... Вы у дежурного... я провожу.

   — Не стоит, — директор Школы Добра остановил поднявшегося было начальника местного эфората властным движением руки. — Я знаю дорогу.

   Все еще хмурясь, он шагнул к двери и заявил, пропуская вперед обеих подозреваемых:

   — Девушек я у вас забираю, — и после того, как спина в мелкую полосочку вышла в коридор, добавил злым шепотом:

   — И я не Пауль Эро, два раза повторять не стану. Еще раз увижу тебя рядом с одной из них — останешься без рук, — и улыбнулся искренне. — Хорошего дня, сиг Истров, и дождливого вечера.

   Герм Истров с минуту смотрел на закрывшуюся дверь, затем с остервенением изодрал в клочья ненужный более протокол допроса и проворчал себе под нос:

   — Вещи... Кому они нужны? Одна расческа и две рубашки... Крохобор, а еще директор...

   — Сонья, вы где остановились? — спросил директор, когда мы вышли из эфората. Спросил у меня, но смотрел при этом на Ангелину. И смотрел так, что мне стало неловко. Ну, во-первых, я сразу же почувствовала себя лишней. А во-вторых, от этого взгляда стало жарко и стыдно, и одновременно подумалось о том, что Павлик как-то уж слишком давно отправился в Призрачный замок, а судя по тому, как вели себя эфоры Речного города, вестей от него не было.

   С другой стороны, может, и не должно было быть вестей. Не станет же Поль о своих передвижениях перед Истровым отчитываться…

   Я окинула директорский профиль сомневающимся взглядом, раздумывая, стоит ли ему рассказывать о моем утреннем визите за Зойкой, но потом решила, что все-таки не стоит. Какое дело пану Ясневскому до каких-то убийств? Его семьи это не касается же…

   — Сонья? — я, кажется, задумалась и забыла ответить на вопрос, поэтому Вельзевул Аззариэлевич все-таки адресовал мне вопросительный взгляд. — У вас все в порядке?

   — Да, — поспешила соврать я, и пан Ясневский нахмурился. Вот как он это делает? Он и Алекс тоже. Интересно, у них там, у этих Ясневских, есть внутренний детектор лжи? — Правда, все хорошо. Просто я переволновалась немного… Мы у Дунаи остановились… То есть я…

   К концу своей коротенькой речи я вдруг смутилась, потому что у Дунаи-то, на самом деле, остановилась я. А Павлик ночевал в эфоратских казармах. И утром он как-то не стремился перевезти ко мне свои вещи. Или мои к себе. И эта мысль неожиданно и совершенно нелогично расстраивала.

   — Тебя проводить?

   Вежливость — это все-таки недостаток. Ведь видно же, что провожать меня ему совсем-совсем не хочется!

   — Или, может, я тебе переход выстрою?

   — Спасибо, но я хочу пройтись… Тем более, что тут недалеко совсем…

   Лило как из ведра, но мое желание прогуляться директор Школы Добра воспринял с понимающей улыбкой. Правильно, пусть лучше считает, что я переживаю из-за случившегося, чем строит предположения о том, что меня волнует на самом деле.

   Я шагнула из-под эфоратского навеса и стремительно ушла в дождь. И думала я о долгах. И еще о законах. Волчьих и незыблемых. В какой-то момент во мне на секунду проснулась совесть и, закатав рукав, я глянула на бабочку Нель, но та была на месте, не думая меня пугать внезапными шевелениями, перемещениями и изменениями температуры. По хорошему, конечно, надо было с этим разобраться, выяснить, как работает татуировка и чем она мне поможет в воспитании маленькой эльфийской девочки, а в том, что она поможет, я не сомневалась.

   Но в сутках было только двадцать четыре часа, а события и проблемы на меня сваливались быстрее, чем я успевала с ними справляться. Поправив совершенно мокрую манжету, я остановилась, вдруг осознав, что абсолютно не представляю, куда идти и где искать своего должника.

   Дождь все лил и лил, а холодное платье и тяжелый плащ липли к телу, и невыносимо было терпеть все это. А еще хотелось обернуться. Я так давно не оборачивалась... Когда в последний раз? И ведь это для дела, а не по прихоти, не из-за глупого желания поноситься по лесу, доводя своим видом местных зайцев до инфаркта. По Речному городу и не поносишься... Представляю себе, какую истерику подняли бы русалки, если бы узнали, что по счастливым мокрым улицам, разбивая зеркальные лужи рыжими лапами, бегает одинокая волчица.

   Но я все равно решилась. Стуча зубами и озираясь по сторонам, я стянула с себя мокрую одежду, увязала все во внушительный, тяжелый от воды узел, а потом закинула голову, подставляя лицо под ледяные струи.

   И немедленно стало жарко и хорошо. Дрожь пробежала по телу, болезненная, но приятная... Я клацнула зубами, едва удерживаясь от того, чтобы не завыть радостно в серое небо... Еще раз оглянулась, а потом мир изменился.

   Палитра запахов стала сочнее и разнообразнее. Сразу закружилась голова, а инстинкты взвизгнули, требуя бежать в луга и леса, ловить зайцев и... размножаться. «Размножаться!!!» — вопили они, оглушая и буквально лишая дыхания. Это что-то новенькое...

   Тряхнула головой и даже всем телом содрогнулась, отгоняя наваждение, а после этого схватила в зубы приготовленный заранее узел с одеждой и побежала. Волчица знала, где искать волка. Был, правда, один неприятный момент, когда в голове раздался сигнальный звоночек, напоминая, что в этом городе сегодня три волка. И все трое намного сильнее меня, но я понадеялась на инстинкт. Уж он-то меня пока еще не подводил.

   Поэтому и в этот раз я не удивилась, почуяв запах Гринольва. Немного усталости, немного болезни, много крови, но, в общем и целом, это был именно он.

   Мне оставалось только поразиться месту, которое вожак выбрал для того, чтобы зализать свои раны, но волкам излишняя эмоциональность не свойственна. Не в животной ипостаси. Поэтому я просто вскочила на мост, ведущий ко входу в водяную мельницу и, преодолев его в три прыжка, толкнула лапой дверь.

   Первого своего визитера Каравай Бубликович счел за лучшее просто не заметить. Мужчина был грязен, окровавлен и черен лицом. И он не был человеком, и тритоном тоже не был. Он вломился на мельницу часа три назад, зыркнул на мельника страшным глазом и с тех пор лежал на мешках в углу, время от времени негромко рыча и выговаривая что-то невидимому оппоненту, используя для этого отрывистый горловой язык.

   А потом пришла визитерша. И не заметить ее хозяин водяной мельницы просто не мог.