А утром лесовик совершил поступок, поразивший его самого до глубины души. Он вошел в загон для коз с первыми лучами солнца, ласково потрепал по круглому боку вредную Зойку и, застегивая на ее шее сделанный за ночь ошейник, сообщил:
— Ты уж не обижайся! Она баба неплохая, хоть и молодая еще. И не шарахайся так, никто тебя не съест... По крайней мере, я на это надеюсь...
Задумчиво наклонил голову к левому плечу и почесал Зойку между рогами.
— И да, на твоем месте я бы ее не злил. Не знаю, сколько там волчьей крови, но рычит она знатно...
Зойка посмотрела на хозяина прозрачным янтарным глазом и мягкими губами ткнулась в середину ладони. Ну что за подлое животное! Целый год портила дядюшке жизнь, а теперь еще и заставляет себя виноватым чувствовать!..
— Лучше бы вам воспользоваться мгновенным переходом, — в десятый раз повторил дядюшка Гаюн, которому я уже девять раз успела сообщить о том, что моих магических способностей не хватит на такую сложную работу.
— До ближайшего эфората день пути. И это налегке и без ребенка.
Я только кивнула и продолжила сборы. А что делать? Афиноген не мог — или не хотел? — назвать мне имя убийцы, утверждая только то, что он в замке, и нам с Оливкой нельзя туда возвращаться. Поэтому стремительный военный совет, в котором участие принимали оборотень, одна штука, и ангел-хранитель, тоже один, постановил: двигаться в уже знакомый мне эфорат, но своим ходом, не пользуясь услугами замкового транспортника.
Из дома неожиданно гостеприимного лесовика мы выходили, загрузившись по самые уши. Точнее, я выходила: с заплечным мешком, в котором дядюшка уютно устроил Оливку, с перекидной сумкой и с козой на прицепе. А невидимый Гаюну Афиноген вылетел налегке, весело посмеиваясь и корча мне рожи.
Коза упиралась всеми четырьмя копытами, безумно ворочала глазами, совершенно по-конски храпела и вообще вела себя непотребно. Меня хватило минут на тридцать, а потом я схватила нежно Зойку за правое ухо и ласковым голосом произнесла:
— Перегрызу горло.
— Ме! — обиженно ответила мне коза и преданно вильнула хвостом.
Ну, вот. Другое дело.
Впрочем, обнадеживающая сговорчивость еще недавно совершенно невоспитуемой козы не повысила градус моего настроения. Я знала, какой прием ждет меня в эфорате. Глупо надеяться, что за десять месяцев там забыли историю моего триумфального появления.
История одного коварного преступления, которое закончилось постыдным разоблачением
Гавриил испуганно оглядел вверенное ему хозяйство и еще раз пересчитал склянки. Так и есть: пять штук пропало. Пять!!
— Мастер Ки меня убьет... — прошептал он голосом, полным тоски и громко, по-детски, всхлипнул. — А уж дядюшка...
Третье место работы за полгода — и снова неприятность. На этот раз — катастрофа просто. Из лаборатории замкового химика пропало пять препаратов. И кто, спрашивается, их украл, если ключ от комнат есть только у него, Гаврюшки-невезучего, и самого мастера Ки? Понятно же, что все шишки снова упадут на его лохматую голову. И дядя расстроится, он и так без слез на племянника смотреть не может. Позор семьи, червивое яблоко, что с него взять?..
Парень забился в каморку за лавкой сувениров и снова всхлипнул, прикусив костяшки пальцев.
А может, спрятаться просто? Переждать, пока скандал уляжется, а потом сбежать? Куда угодно! Вон, на границе всегда люди нужны. Говорят, правда, платят там не очень, но так и делать-то особо ничего не надо. По сути же, Разделенные миры только называются Разделенными, а на практике...
— Тьфу! Чур меня! Я не думал об этом, не думал, я просто...
— Что ты тут причитаешь? — дверь чулана распахнулась, и Гаврюшка увидел прибывшую два месяца назад новую хозяйку сувенирной лавки, шону Как Ее Там С Непроизносимым Именем.
— Здрасте... — он испуганно подскочил и торопливо утер кулаком нос. — Я не хотел... Я тут...
— Чего ревешь? — молодая женщина выбила нетерпеливую дробь по дверному косяку и грозно нахмурила тонкие рыжие брови.
И Гавриил решил покаяться. Стыдливо опустив глаза и попеременно краснея и бледнея, он признался невозможной красавице во всех грехах, и даже в том, как в пять лет, проковыряв зачем-то дырочку в стене женской бани, подсматривал за розовыми потными телами, пока его за этим делом не застукала кухарка. После чего...
— Думаю, общее представление о степени твоей испорченности я получила, — перебила шона его душещипательную исповедь. — Сейчас-то ты не из-за бани ревешь?
— Не из-за бани... — Гавриил снова томно вздохнул и загрустил. — Дядя мне голову оторвет.
Владелица магазина зачем-то шумно втянула носом воздух и неожиданно весело подмигнула:
— Ну, допустим, не оторвет, но потрепать может... Да! Так где, говоришь, скляночки-то стояли?
Мальчишка подскочил как ужаленный и сломя голову бросился в подвальчик химика, не забывая оборачиваться каждые пять метров и проверять, не отстала ли его нечаянная спасительница, а в том, что она его обязательно спасет, Гавриил не сомневался. Уж больно уверенно дама выглядела и двигалась. А еще улыбалась довольно и по-дружески подмигивала зеленым глазом.
— Что украли, не знаешь? — спросила, когда до заветной двери оставался один лестничный пролет.
— Так ведь... скляночки, шона э?..
— Не э, а Сонья Ингеборга Род. Но для тебя просто Сонья. Справишься?
Мальчишка кивнул.
— Что в склянках было, не в курсе?
— Не-а... Мастер Ки, он же меня к лаборатории во время своих опытов и близко не подпускает. Я же только, ежели принести чего. Или убрать...
— Понятно, — шона Род кивнула удовлетворенно и царственно рукой махнула в сторону низенькой двери, безмолвно приказывая открывать.
Лабораторная дверь скрипнула, пропуская заговорщиков, и Гаврюшка суматошно юркнул к серому столу для опытов.
— Вот тут, тут они стояли! Я все наперечет знаю! Вы не подумайте, я не спутал. У меня знаете, какая память? Один раз увидел — и все! Никогда не забуду.
— Я не думаю, — шона с любопытством оглянулась по сторонам, отмечая цепким взглядом слишком большое для этого места зеркало, огромное кожаное кресло, в котором помощник химика не раз отлынивал от работы, предпочитая ей волшебные картинки сна.
Крылья тонкого носа дернулись едва заметно и шона велела:
— Не мельтеши!
А затем подошла к шкафчику с пробирками и колбами, распахнула стеклянные дверцы и громко вздохнула. Подумала несколько секунд, наклонив голову к острому плечику, а потом спросила весело:
— А что, Гаврик, мастер мужчина во цвете лет?
— Цветет... — неуверенно ответил паренек. — Уже лет сто как... Или двести, ой! Шона, простите! Я совсем не это хотел...
А она рассмеялась только и снова подмигнула загадочно и заговорщицким шепотом сообщила:
— Шамбала, мой юный друг. Шамбала, гвоздика и шафран. И знаешь, что мы имеем на выходе?
— Нет! — Гавриил зачем-то кивнул и тоже зашептал. — А что?
— То и имеем! Тебе пока ни к чему... Пойдем, горе мое! Поймаем твоих злоумышленников.
Злоумышленники? Их что, много?
Парень бросил торопливый взгляд на уверенную и спокойную шону и на секунду задумался, не рассказать ли обо всем графу. Авось, за правду пороть будут не очень сильно? Но владелица сувенирной лавки уже стремительно поднималась по ступенькам, объясняя на ходу:
— Склянки твои, я уверена, уже пусты... Нет бы тебе вчера вечером за уборку взяться!
— Так я...
Насквозь она видит, что ли?
— Ага, я уже поняла. Сирена графская где живет? Я тут пока слабо ориентируюсь.
Гавриил немедленно помидорно покраснел и суетливо отвел глаза:
— А что я? Я... А зачем вам-то? То есть... Ох...
Шона Род захохотала теплым низким голосом, от которого у паренька что-то дрогнуло под лопаткой и упало прямо в живот. А может, не от смеха, а от воспоминаний о сладкоголосой сирене, которая своим тонким станом и черными волосами до талии, а главное крутыми бедрами и упругой грудью, лишала сна добрую половину мужчин замка.
