— Прости!

   Я старалась не смотреть в его сторону, а если и смотреть, то точно не ниже пояса. А если и ниже пояса, то всего лишь на одно мгновение. Только чтобы убедиться, что правильно поняла причину мужского недовольства.

   — Соня!

   Павлик стремительно отвернулся от меня и проворчал:

   — Я ведь не железный. И я… я схожу за твоим сундуком и бифштексом.

   — И за козой! — опомнилась я, когда он уже закрывал дверь, проигнорировала нелицеприятные слова в адрес всего женского пола, произнесенные вполголоса и упала спиной на подушки, раскинув руки в стороны. Теперь меня ничто не связывает с родом Лунных волков. А с маленькой проблемой по имени «Свадьба по сговору» мы с Павликом разберемся. Это такие мелочи по сравнению со всем остальным!

   Спустя пятнадцать минут в дверь моей спальни неделикатно стукнули, а потом нетерпеливо толкнули ее внутрь, пропихивая в комнату огромный и совершенно точно не мой сундук.

   — Поль велел принести твои вещи, — сообщил один из вошедших близнецов и ногой захлопнул за собой дверь.

   — Но… — я попыталась возмутиться, потому что Поль-то точно знал, как выглядит мой сундук, и никак не мог перепутать. Такая махина попросту бы не влезла в нашу тележку.

   — Мы братья Поля, — глядя на мой нахмуренный лоб, уточнил второй. — Помнишь, мы вчера утром в коридоре вместе… э-э-э…

   — Вчера?

   Первый испуганно посмотрел на брата и театрально громким шепотом спросил:

   — Может, она головой стукнулась, когда упала?

   Я рассмеялась и весело спросила:

   — Вас как зовут, балбесы?

   — Глеанир! — сообщил правый.

   — Легинир! — скромно представился левый и, галантно склонившись, добавил:

   — Но можно и наоборот.

   И по-разбойничьи мне улыбнулся, поросенок.

   — Это не мой сундук, — я протянула руку, указывая на махину, которую мальчишки приволокли ко мне в спальню.

   — А мы знаем, — кивнул Глеанир и ябедным тоном уведомил:

   — Твой сундук у нас мама отобрала. Велела этот принести.

   Я недовольно нахмурилась.

   — А сама она?..

   — А самой ей Поль категорически запретил приближаться к тебе ближе, чем на десять метров.

   Все-таки Павлик самый заботливый из всех мужчин в мире. Не смогла удержаться от ласковой улыбки, но вдруг заволновалась:

   — Я думала, он сам… — выпалила и смутилась немедленно под понимающими, совершенно одинаковыми взглядами. Что бы они понимали?!

   — Его вызвали, — Легинир выглянул за дверь, проверяя, не подслушивают ли нас, словно два главных подслушивальщика не стояли сейчас передо мной.

   — Говорят, в лесу, недалеко от королевской купальни, покойника нашли, — прошептал Глеанир, дождавшись от брата разрешающего кивка.

   — Совсем-совсем мертвого… Мы не видели, но случайно слышали, когда Поль вестника получил, что там от тела мало что осталось. Говорят, в Зачарованном лесу оборотень…

   Произнеся последнее слово, мальчишка выдержал паузу и добавил страшным шепотом:

   — Без амулета…

   — Ужас какой… — пробормотала я невнятно, нащупывая на груди кулон.

   И что мне теперь делать? Я-то собиралась отсюда убежать как можно скорее… Подождать, пока Павлик вернется, или схватить в охапку Зойку и Каурку и умчаться в далекие дали, забыв о Зачарованном лесе, как о страшном сне?

   Мои размышления прервал мелодичный звон, и близнецы, как по команде, вытянулись по стойке смирно.

   — Папа вернулся.

   — Ой, что сейчас будет…

   Обменялись заговорщицкими взглядами, а затем распахнули крышку притащенного сундука и наклонились над ним, а точнее, нырнули в него почти по пояс. И заговорили одновременно одинаковыми голосами:

   — Мама теряет хватку… Желтое с ее волосами? Сразу на помойку… Я тебя умоляю, только не сиреневое… Давай лазурное… С золотым драконом? Она опять в обморок упадет… Салатовое — лучше всего подойдет. И к нему темно-зеленые сапожки. И шаль.

   Я недоуменно следила за тем, как из сундука вылетают разноцветные тряпки и размышляла над темой — правда ли у близнецов развита телепатия, потому что эти двое совершенно точно продолжали мысли друг друга.

   А потом они вынырнули из сундука. И Глеанир держал в руках платье, шаль и чулки, причем последнее с каким-то восторженным выражением на лице, а Легинир с довольным видом поглаживал аккуратную кожаную коробочку.

   — Переодевайся! — дружно кивнули в сторону ширмы, стоящей в углу и, прежде чем я успела что-то сообразить, засияли как новенькие, прямо с монетного двора, золотые:

   — Пойдем слушать, что устроит папа, когда узнает о том, что мама с бабушкой Натой провернули.

   Уговаривать меня не пришлось, оделась я в рекордно быстрые сроки, потому что радостно блестящие голубые глаза весьма конкретно намекали на то, что не знакомый мне пока папа будет устраивать печально известной маме разнос. Хорошо бы, чтобы под этот разнос и не в меру активная старушка попала…

   Близнецы невыдержанно подпрыгивали на месте и все порывались просочиться за ширму. Исключительно с целью помочь. Но после предельно однозначного рычания отодвинулись к двери и уже оттуда нетерпеливо постанывали, но при этом весьма предусмотрительно рассказывали мне о своеобразном устройстве их довольно странной семейки.

   Как выяснилось, внезапно прибывший папа был папой только близнецам, а Павлику он приходился отчимом, потому что первый мамин муж умер.

   — Давно. Мы тогда еще не родились, — уточнил один из близнецов и тут же взвыл, получив пинок от брата.

   — Конечно, не родились, дурак! Мама с папой тогда еще знакомы не были.

   — Их бабушка Ната познакомила. И поженила она же. Негоже, говорит, моей невестке в молодые годы в черное рядиться.

   Я медленно прожевала информацию. Проглотила и в момент переваривания вышла из-за ширмы, кутаясь в мягкую шаль:

   — Так бабушка Ната — это не ваша бабушка…

   Мальчишки побледнели и зашипели на меня одновременно:

   — Тихо! Упаси Пресветлая, услышит! Наша, конечно! Только не родная…

   Глеанир — или Легинир, тут я не была уверена — одобрительно поцокал языком и улыбнулся:

   — Определенно, твой цвет!

   Я не стала его обижать тем фактом, что о том, чтo зеленый цвет мне идет, узнала еще до того, как он на свет родился, и ненавязчиво кивнула в сторону двери.

   — Только тихо! — прошептал один из моих сообщников. — Папа под горячую руку может и всыпать, если за подслушиванием поймает.

   Я приняла информацию к сведению, и мы помчались по коридору до скрипучей лестницы на второй этаж. Впрочем, скрипа за громкими голосами слышно почти не было:

   — Я не расслышал… Что ты сделала?

   — Я же сказала тебе, Ди… это вообще-то была мамина идея.

   — С Гранатой Шайенновной у меня будет отдельный разговор… Но ты, Лорри… Не кажется ли тебе, что поступать так со своим сыном…

   — Когда мама проделала это с тобой, ты не возмущался! — Лорридис возмущенно фыркнула. — Нет, Диллинхель, ты был в страшном восторге, ты…

   — Она не моя мама, любимая. И не твоя. И ее поступок выглядел экстравагантно, не спорю, но от него не пахло предательством.

   На дом на целую минуту упала тишина, и мы с близнецами переглянулись, выискивая пути к отступлению. Ладно мальчишки. Но я? Что скажу я маме и отчиму Павлика, если меня застукают в коридоре за подслушиванием. Гребаный стыд, как Венька Фростик любит говорить.

   — Мне просто больно было смотреть на то, как мальчик страдает из-за той невзрачной пигалицы… Столько лет, Ди! — Лорридис всхлипнула.

   — Он давно уже не мальчик. Я не раз говорил тебе об этом. И его сердце — это только его сердце. Ты не имеешь никакого права…

   Я неосознанно вытянулась в струну, прислушиваясь к звенящему металлу в голосе говорившего эльфа, оправила платье и, кажется, даже перестала дышать от напряжения. Гранитный мужик. Я таких боюсь.

   — А кто у нас папа? — склонилась к острому уху справа. Ухо дернулось испуганно и отшатнулось в сторону стремительно.