Эро смущенно посмотрел на эльфа. Тот был старше его лет на пятнадцать, но по должностной лестнице стоял значительно ниже. Было заметно, что это изрядно злит гордеца, но он борется с собой. Ради чего? Чтобы быстрее расследовать смерть кузена? Или есть какие-то другие скрытые мотивы? И что вообще происходит в Зачарованном лесу, если даже Аугуста Нель корчила из себя неизвестно что и всем своим видом показывала, что не может говорить с ним, с ее «любимым маленьким Павликанчиком» так, как ей того хочется.
— Ты извини меня, Ис, — Пауль виновато посмотрел на эфора, — у меня просто дома… неприятности, вот я и срываюсь. Понимаю, что это не оправдание. Но все равно, извини.
Исидор Таг взял многозначительную паузу, а потом, словно преодолевая какой-то внутренний барьер, произнес:
— Жениться тебе надо. И все твои домашние неприятности пропадут в один миг, — задумчиво поднял глаза к небу и уточнил:
— Не. Не пропадут, но зато несколько поменяют тональность… — а потом вдруг без перехода спросил совершенно о другом:
— Слушай, а кто тебе сережки делал? Знатный мастер. Изумруд?
— Почему изумруд? Рубин… — рука привычно метнулась к правому уху, проверяя, на месте ли две миниатюрные рубиновые юлы, с которыми он не расставался с того дня, как получил их в подарок.
Сначала он просто носил серьги во внутреннем кармане жилета, а потом однажды они поменяли форму, превратившись из тонких женских висюлек, в маленькие мужские гвоздики.
— Приняли тебя за хозяина, — сообщила Юлка, когда он рассказал ей об этой метаморфозе.
И Павлик тогда прокол правое ухо в двух местах. Даже этой маленькой акцией протеста отказываясь от своих эльфийских традиций, обязывающих мужчин носить украшение в каждом ухе.
— Да нет, не рубин, — Исидор качнул головой. — В рубиновых ты обычно был. Мы еще ставки делали, почему ты их не меняешь никогда. Денег не хватает на новые?
— Иди к черту! — беззлобно огрызнулся Павлик, расстегивая замочек сережки и вынимая ее из мочки.
— Стильная, — одобрительно крякнул Таг, глядя на ладонь столичного сыщика.
— Твою мать… — прошептал означенный сыщик, таращась на собственное украшение.
А посмотреть было на что. Гномья работа, не иначе. Кто еще сможет так тонко и детально изобразить голову волка, сверкавшую на вас загадочными изумрудно-зелеными глазами.
— Как живая, честное слово! — пробормотал Таг, а Эро еще раз повторил:
— Твою мать! — и вдел сережку обратно, а потом растерянным взглядом окинул окрестности, словно не узнавая город своего детства, и… рассмеялся.
Исидор незаметно шагнул от него в сторону. Нет, он не верил досужим сплетникам, но кто его знает, этого полукровку. Все-таки он появился на свет в результате совершенно диких и неестественных в привычной эльфийской среде отношений. И на что он способен до конца никто так и не узнал, а слухи о том случае из далекого детства, кстати, том самом, в котором принимал участие покойный Нанни, вдруг всплыли из омута памяти. И, надо сказать, теперь к этим воспоминаниям эфор Таг отнесся более настороженно.
А Пауль, совершенно не замечая настроений своего спутника, ускорил шаг, огорошив эльфа неожиданным:
— Надеюсь у вашего транспортника по-прежнему сбои?
— По-прежнему? — едва не подавился воздухом от возмущения. Нет, все-таки Жмуль совсем зарвался. И собаки ему не те, и химики плохи, теперь еще и транспортники...
— Да. И очень сильные. Непоправимые. И эта... Черт, как ее? Абсолютная целостность эфира, — и посмотрел на Тага со значением. С каким именно значением, Исидор не осознал до конца, поняв одно: неприятности ему обеспечены, если у транспортника вдруг получится открыть мгновенный переход.
У дверей эфорской переговорной Эро остановился, бросил на эльфа быстрый взгляд и отрывисто произнес:
— Значит, о переходе договорись на пять вечера, допустим...
— В Ивск? — уже совсем ничего не понимая, уточнил Таг.
Полукровка кивнул и вдруг подмигнул недругу своего детства, а потом улыбка сползла с его красивого, но недостаточно благородного лица, и мужчина снова превратился в холодного специалиста и придирчивого начальника.
— Отчет от химиков перешлешь туда же. И в столицу продублируешь, я оставлю координаты у связистов.
Нахмурился, холодно пожал руку и тотчас же скрылся за дверью переговорной, оставив Исидора Тага в состоянии полного недоумения. Интересно, что скажут дома, когда он расскажет о том, что Жмуль все-таки тронулся умом?.. Или не расскажет. Что-то подсказывало немолодому уже эфору, что время шуток над полукровкой осталось далеко в прошлом.
Эльф вдруг воровато оглянулся по сторонам, проверяя, не видит ли кто-то, как он неуверенно топчется у дверей переговорной, а затем быстрым шагом направился к транспортникам, надеясь, что правильно понял весьма смутно озвученный приказ сумасшедшего начальства.
«Он прижался мужественной грудью к спине красавицы, и его сильные пальцы ненавязчиво коснулись маленькой перламутровой пуговки. Темные ресницы затрепетали, скрывая от пирата омуты ее бесконечно глубоких глаз...»
Я вздохнула, оторвалась от чтения и украдкой оглянулась по сторонам.
Что может быть хуже позднего завтрака в компании мамы Эро, отчима Эро и двух напряженно молчаливых младших братьев Эро? Только обед в той же компании и печальная перспективка остаться на ужин. И я уже не говорю о ночевке.
Потому что стрелки на огромных часах в гостиной медленно, но верно совершали оборот за оборотом, а Павлик все не возвращался. Лорридис сидела на маленьком диванчике у окошка и с сосредоточенным видом вышивала разноцветным жемчугом какой-то шедевр, Диллинхель с сыновьями расположились на полу за низким столиком и оживленно играли в нарды. Точнее, играл отец семейства, а мальчишки поочередно проигрывали. До чесотки в пальцах хотелось взять в руки маленькие костяные кубики и показать близнецам, что значит нарды...
Но разве меня приглашали? С грустью опустила глаза в книгу.
«— Благородный, сиг! — в тонком голосе звучал испуг и надежда на продолжение.
— Что такое, малышка?»
О, Боги!
Томик привлек меня потертой обложкой. Как опытный книгоман я знала: чем хуже выглядит книга в библиотеке, тем большей популярностью она пользуется у читателей. А значит, стоит попробовать. В девяти случаях из десяти я была права. Это же был тот самый, десятый случай. По всей вероятности, мои литературные вкусы разительно отличались от вкусов семейства Эро. Или наверное, правильнее будет сказать, Рисов. Потому что Эро здесь был только один. И к моему неописуемому раздражению, он отсутствовал уже почти четыре часа. А я все это время вынуждена была страдать в обществе его родни.
«Пуговка легко выскользнула из петельки, а из груди пленницы непроизвольно вырвался едва слышный стон».
Ну, не то чтобы страдать. Они были милы и заботливы. Диллинхель вежливо предложил мне воспользоваться их библиотекой и удивленно приподнял брови, когда взяла этот проклятый синий потрепанный томик. Примерно к двадцатой минуте чтения я поняла причины его удивления. Смутилась и устроилась в кресле так, чтобы эльфы не могли видеть мое смущенное и раздосадованное лицо.
Уже вторую страницу подряд сволочной пират расстегивал пуговицы. Мать-хозяйка! Сколько еще перламутровых и жемчужных застежек на платье этой трепещущей идиотки?! Подобно героине романа с многообещающим названием «Холодное сердце пирата», я с трудом сдержала досадный стон и снова посмотрела на часы.
За окном мэкнула Зойка, и почти сразу Лорридис произнесла, не отрываясь от вышивания:
— Павлик вернулся.
Книга с глухим стуком упала на пол, когда я вскочила с кресла и неуверенно шагнула к двери. Мама Эро поджала губы, бросив быстрый взгляд на лежащий на полу шедевр русалочьего искусства, а Диллинхель, не глядя в мою сторону, поднял с доски одну из фишек и негромко произнес: