Валентин Валентинович Рост протянул вперед руки с растопыренными крючковатыми пальцами и неожиданно громко, по-лошадиному заржал:

   — Нет, ну так неинтересно! Тебя испугать даже еще проще, чем моего двухлетнего внука. Следы я ищу, балбес! Следы.

   Мечта о дорогом подарке и ЕЕ огромных влюбленных глазах лопнула, как мыльный пузырь. Гавриил даже, кажется, услышал противный чмокающий звук. Это только надежды разбиваются красиво, звеня при этом осколками счастья, а мечты лопаются, отвратительно разбрызгивая по сторонам неромантичные ошметки холодного мыла.

   — Вот ты говоришь, волк, — между тем продолжил старший эфор, хотя ничего такого Гаврик и не думал говорить. — И собаки наши вели себя так, словно где-то здесь в лесу оборотень, а между тем ни следов, ни волчьих запахов нет... Понимаешь, к чему я клоню?

   Мальчишка кивнул и искренне ответил:

   — Не понимаю.

   — А к тому, — старший эфор поднял кверху указательный палец, который при ближайшем рассмотрении оказался вовсе не крючковатым, а наоборот, очень даже ровным, с аккуратно подстриженным круглым ногтем, — был ли волк, мальчик?

   — Был, — Гаврик даже обиделся. — Думаете, я ради развлечения на дерево забрался. Думаете, легко было туда с мешком лезть? И назад потом еще… — стыдливо спрятал мешок, щедро разукрашенный ромашками, за спину. — Был волк, Валентин Валентинович. Я за грибком наклонился, а он оттуда как выскочит!.. Большой и страшный. И полосатый. Честное слово!

   Господин Рост моргнул:

   — Полосатый?

   — Ну, да, — Гаврик закрыл глаза, вспоминая оскалившуюся пасть, ледяной взгляд голубых глаз и, да, зеленую шерсть на загривке.

   — И еще злой, — пробормотал парень, вспомнив мстительный взгляд, которым окатила его жуткая зверюга напоследок. А взгляд у хищника был действительно устрашающий, не звериный совсем. Такой взгляд Гаврик видел пару лет назад, когда еще не жил в Призрачном замке, а был условно счастливым столичным жителем с сомнительными перспективами. В тот раз его отправили на базар за свежими вишнями к завтраку. И это было впервые, когда он не выполнил приказания, потому что базарная площадь, само собой, никуда не делась, да и народом была заполнена до отказа… Только вместо привычных торговых рядов в самом ее центре возвышался деревянный эшафот, а с эшафота, оскалив зубы в равнодушной улыбке, на любопытствующую толпу смотрел светящимися безумием и жаждой крови глазами приговоренный к казни. Жить ему оставалось всего несколько минут, но даже на пороге смерти он все еще пылал ненавистью ко всему живому. Ну, или может быть, только к судьям и толпе, которая собралась, чтобы посмотреть на его последний вдох.

   Тогда Гаврик зажмурился и, натыкаясь на людей, со всех ног бросился из толпы, а потом долго-долго неизвестный преступник приходил к нему во снах и пугал его равнодушным оскалом и безумными голубыми глазами. Сегодня же такой взгляд довелось увидеть снова, наяву. И ненависти в нем было столько же, сколько и тогда, а может, даже немного больше.

   Мальчишка порозовел кончиками ушей и, стесняясь своей детскости, Все-таки решил рассказать об этом старшему эфору. Господи Рост выслушал его без улыбки, не обвинил в глупости и не высказал ни одного упрека, мол, не отвлекал бы ты меня, Гавриил, от дел, а шел бы своей дорогой в Призрачный замок… ромашки выращивать.

   — Не звериный, говоришь, взгляд? — Валентин Валентинович почесал пышный правый ус. — Оно и понятно, что не звериный, оборотни же не звери. Непонятно другое: где следы?

   Гаврик нахмурился и принялся усиленно думать. Очень сильно хотелось ответить что-то правильное и полезное, чтобы порадовать доброжелательно настроенного мужчину, чтобы доказать ему, что и от Гавриков бывает большим людям польза.

   Умные мысли в голову, как на зло, не приходили, зато появилось навязчивое ощущение чужого взгляда. Этот взгляд сверлил затылок, прожигал основание черепа и пульсировал неприятно в висках. Сначала Гавриил отогнал его, словно приставучего жнивеньского овода, который своей назойливостью мог довести и самую спокойную лошадь до пенного бешенства, затем попытался прихлопнуть зудящее ощущение раскрытой ладонью, но в конце концов не выдержал, развернулся на сто восемьдесят градусов и пристально посмотрел на низенький полудохлый куст шиповника, зацепившегося за край кювета.

   — Что там? — спросил господин Рост, проследив за взглядом мальчишки.

   — Пока не знаю… — Гаврика словно магнитом тянуло к кусту, но при этом внутренний голос просто верещал об опасности. — Не знаю, но мне кажется, что там кто-то…

   Кто-то смотрел на него испуганно-злыми раскосыми желтыми глазами. Этот кто-то прятался, распластавшись животом по мокрой осенней траве, этот кто-то был гол и дрожал от страха и холода, пытался слиться с ландшафтом и очень-очень медленно пятился с поляны в сторону дороги.

   В первую секунду Гаврик просто моргнул, еще не осознав окончательно, что это действительно голый мальчишка прячется там, в кустах, что это не обман зрения. Моргнул еще раз, но видение не растаяло в вечерних сумерках, а по-прежнему пялилось на Гавриила горящими в темноте глазами и… и еще видение вдруг отрастило пугающие своей белизной клыки и едва слышно зарычало.

   — Валентин Валентинович, — прошелестел перепуганный племянник достопочтенного Гамлета Лириковича, — тут... это...

   Это зарычало немного громче и подобралось, приготовившись защищаться.

   — Н-да, — пробормотал старший эфор, поняв причину беспокойства своего юного товарища,и зачем-то повторил:

   — Н-да.

   План возник из ничего и заиграл всеми цветами радуги: вот сейчас они изловят этого вредителя. Повяжут его, так сказать, на горяченьком, с триумфом вернутся в Ивск, а уже там, на главной площади, ОНА... только вредителю сначала штаны надо подыскать, а то он своим голым задом как-то портил Гаврику всю его красочную мечту.

   — Это оборотень? — дрожа от восхитительного ужаса спросил парень.

   — Угу, — ответил Валентин Валентинович, внутренне проклиная свою беспечность и непредусмотрительность. Нет, этот представитель веров никак не мог быть тем самым, что убивал в окрестностях вот уже которую неделю. Слишком юн, давно бы уже попался, но даже этот волчонок без труда справится с одним пожилым гномом и не вошедшим в полную силу домовым.

   — А давайте его поймаем! — радостно предложил Гаврик и спрятался за невысокую спину старшего эфора.

   — А давайте вы сделаете вид, что меня здесь нет, — неуверенно предложил объект предполагаемой ловли и, кажется, сам поразился своей смелости и наглости.

   — Да не могли они далеко уйти, вашество! — донеслось со стороны тракта. — Говорю же, не дале как с час назад все уйти изволили...

   — Да не части ты, Семен Семенович! Голова болит, честное слово! — второй голос был моложе и сильнее. И еще раздраженнее, что ли. — От того, что ты еще триста раз повторишь о том, кто и куда изволил уйти, понятнее ничего не станет.

   Господин Рост после этих слов сокрушенно закатил глаза и, беззвучно шевеля губами, послал проклятия небу. Гаврик по-прежнему стоял на месте, готовый в любой момент броситься на голого оборотня. Ну, или от него, это как карта ляжет. А голый оборотень вдруг громко втянул воздух и, полностью забыв о страхах и смущении, вскочил на ноги, открыв старшему эфору и его незваному помощнику свои незащищенные тылы.

   А потом воздух над полянкой вдруг загустел и заставил сжаться легкие в болезненном приступе кашля, потому что все вокруг наполнилось голосом, в котором отчетливо слышалась слегка охрипшая нежность:

   — Поль, там волк!

   Означенный волк довольно улыбнулся и облизал потрескавшиеся губы, не сводя глаз с приближающейся молодой женщины в светло-зеленом платье, казавшемся в темноте вечернего леса почти белым, а сама женщина представлялась бестелесным призраком, пугающим, загадочным и до болезненного сжатия внутренностей красивым.

   — Шонья Со... — просипел Гаврик и шагнул навстречу, прижимая к груди мешок с ценной землей. — То есть, шона Сонья, конечно!