— Спасибо, я на работе не...
— Пей и не паясничай! — рявкнула свирепо и глянула так, что начальник ивского эфората испуганно подтянулся, схватил стакан и опомнился только тогда, когда делал пятый или шестой глоток.
На вкус напиток был не так уж и плох, с легкой кислинкой и отдаленными нотками миндаля.
— Я... — Павлик сделал последний глоток и вдруг с ужасом понял, что не может произнести ни слова. Мир вокруг закружился, ускоряясь с каждым следующим оборотом, молодой человек покачнулся, вцепившись в подлокотники кресла, которое пыталось выскользнуть из-под него, и мучительно выдавил-таки сквозь зубы:
— Не... понимаю.
— Добро пожаловать в закрытый сектор, — мрачно поприветствовала Людоедовна и вытолкнула нерадивого читателя вместе c креслом в открывшийся на полу муторно-зеленый портал.
Полет был недолгим, но за несколько секунд Пауль Эро все равно успел вспомнить всю свою жизнь, расстроиться из-за того, что так и не свозил младших братьев в знаменитые русалочьи бани, а они так просили, и пожалеть о том, что так мало провел времени с Соньей. Бездарно потратил столько лет на глупые ожидания и бессмысленные поиски, когда счастье было перед самым носом. Ну, и еще успел расстаться с содержимым желудка.
Проклятая библиотекарша! Людoедовна и есть. Неспроста, ох, неспроста ее так прозвали. И уж точно не из-за сходства с отчеством. Не только из-за него.
Долго стоял на четвереньках, тяжело дыша и сплевывая горькую вязкую слюну.
Когда дыхание восстановилось, попытался оглядеться по сторонам, но понял, что просто не может пошевелиться. Воздух был густым, как ароматная сосновая смола, которую Граната Ба называет живицей, утверждая, что это лекарство от всех болезней. Хорошо, что в этой смолистой неподвижности можно было дышать...
Виски запульсировали, а желудок скрутило в холостом спазме, очень болезненном и бесконечно длинном.
— Мне надо... — зачем-то простонал вслух, словно его кто-то за язык дернул. — Я хочу... — черт! черт! Наказание так наказание, не сдохнуть бы в процессе этих общественных работ! — Мне... Ангелина Фасолаки.
Снова замутило. И либо Павлик уже привык, либо в этот раз приступ не был таким сильным, но когда все закончилось, он даже не сплевывал. И попытался отползти в сторону, чтобы не упираться все время взглядом в неприятно пахнущую лужицу, образовавшуюся напротив его рта.
И об этом он мечтал половину своей сознательной жизни? Где тихое потрескивание магических шаров? Где легкая прохлада читального зала, где книги, где, в конце концов, хотя бы один библиотекарь, пусть даже Гремлина Людоедовна! Кто угодно и что угодно, лишь бы не было этого вязкого воздуха и выкручивающей все внутренности боли.
«За все надо платить, — неожиданно проговорил кто-то прямо у Павлика в голове. — А знания стоят дорого. Что дашь взамен за маленькую смешную Фасольку?»
Пауль медленно опустил веки и выдохнул.
Это только наказание. Расплата за то, что он скрывает ото всех свою суть.
Если бы здесь что-то действительно угрожало жизни, Вельзевул Аззариэлевич не отправил бы его сюда. Отсюда и будем плясать.
— Я не понимаю...
«Ай-ай! Плохой домовенок, очень плохой! Все ты понимаешь...»
Голову сжало на несколько секунд огненным обручем, а когда отпустило:
«Но так, думаю, понимание будет абсолютным».
И даже после этого Павлик упрямо наклонил голову, думая о том, что, случись ему завтра уводить Соньку из Зачарованного леса, он поступил бы точно так же.
«Библиотечный фонд пополнять будем или поиграем еще немного в благородного рыцаря и злобного дракона?»
— Какой, к чертям собачьим, фонд?! — подумал Павлик и едва не оглох, когда его мысли разлетелись по мрачному залу, отражаясь от высоких сводов и каменных стен.
«Библиотечный... ты же не думал, что мы информацию о Фасольке тебе за красивые глазки отдадим?»
Фасолька — это, видимо, Фасолаки. Ладно.
— И что вы хотите? — здоровье и нервы не позволяли тянуть кота за хвост. Пусть сразу скажут, что им надо, а потом уже можно будет решать, что...
«Чье отделение ты готов пополнить, сыщик? — издевательским шепотом просвистело в голове. — Выбирай, информацию о ком ты дашь нам в обмен на имя на белом картонном листочке?»
Лица и люди замелькали в голове красочным калейдоскопом, складываясь в причудливые комбинации ситуаций и знакомств, остановившись на почти забытом детском воспоминании.
Двор старого дома, Пауль, Эйалгин, Нонноель, Синь и кто-то еще, чьи лица скрыты туманом дней, стоят кружком, не сводя глаз с мальчика в середине. У того ярко-синий мяч и коротенькая, но толстая косичка:
— Я знаю пять имен мальчиков! — говорит он, ударяя после каждого слова мячом о землю.
— Эй — раз!!!
— Так не пойдет! — кричит Эйалгин. — Называй полные имена!
Они слишком малы, чтобы замечать различия между эльфами и полукровками, они слишком увлечены игрой, они слишком напряженно вслушиваются в каждый произнесенный звук:
— Ладно, — говорит тот, что в центре, и повторяет:
— Эйалгин — раз! Нонноель — два! Павликан — три...
«Нам это не интересно! Оставь мальчиков на следующий раз. Нам сегодня интересны девочки. О ком из девочек расскажешь сегодня?»
— Я...
«Ты все понимаешь. Которая из двух?»
А чтобы сыщик не изыскал лазейку и не ускользнул от ответа, уточнил:
«Юла или Сонья? Та или эта?»
Павлик выдохнул и скрипнул зубами, до крови поранив язык, но совершенно не замечая боли.
О Юлке он знал действительно много, но ни одна из ее тайн ни для кого уже давно не была секретом. За исключением единственной, той самой, которая касалась отравления кровью оборотня. Павлик не был уверен в достоверности своей информации, но ходили слухи, что... Нет, это чистый бред! Она физически не смогла бы этого сделать, такая маленькая и хрупкая, как тонкая хрустальная статуэтка на камине в маминой комнате. Да, пусть берут информацию о Ясневской. У нее в любом случае столько защитников, что Пауль уже давно может позволить себе не заботится о ней и не переживать...
С другой стороны, о Сонье он не знал почти ничего, если не считать того, что рассказал ему Афиноген, а если верить хранителю, то вся эта информация и без того уже есть в Библиотеке. Да. А Сонька не обидится. Во-первых, она дружит с Юлой, а во-вторых, зачем вообще ей об этом рассказывать?
Павлик глубоко вдохнул, как перед прыжком в холодную воду, и открыл рот, чтобы озвучить свое решение, но вместо этого выпалил:
— Я не могу. Это не честно. Должен быть другой выход.
После нескольких секунд тишины и напряженного ожидания боли все тот же голос с деланным удивлением спросил: «И откуда, если не секрет, такая информация?»
Сыщик промолчал, справедливо полагая, что вопрос был задан ради вопроса, а не потому, что невидимый собеседник хотел услышать на него ответ.
— Если другой вариант вы мне предложить не можете, — Павлик начал говорить не очень уверенно, но с каждым следующим словом все сильнее чувствовал свою правоту, а к концу предложения даже умудрился гордо задрать нос, хотя коленно-локтевая поза к этому не очень располагала.
— Если другого варианта нет, то мне не нужна информация о вашей Горошине. Проживу как-нибудь и без нее.
Ну, в самом деле, что сделает Вельзевул Аззариэлевич, если Павлик вернется из своей командировки без новостей? Не убьет же он его, в конце концов.
«Значит, по-хорошему мы не хотим... Ладно, переходим к тяжелым методам убеждения».
Незадачливый посетитель закрытого сектора хотел было возмутиться, уверенный в том, что все, происходящее с ним до сих пор, легким назвать было нельзя, но потом на левой руке пальцы вдруг зашевелились сами по себе, дружно крутанулись вокруг своей оси, и Павлик немо заорал от ужаса и от непереносимой боли, следя за тем, как мелькают ногти, вслушиваясь в хруст суставов и пульсацию крови в ушах.
