Тем более что его бормотание реально мешало думать.

   — Но как-то же мы сюда попали! — не сдавался Гаврик, даже не подозревая о том, что мой желудок как раз в этот момент думал над вопросом «Вкусные ли домовые?». Ну, если желудок, конечно, умеет думать. — Не по воздуху же мы сюда прилетели?

   — Я бы заметил, если бы мы летели… — вспылил Ларс и ударил кулаком по воде.

   Брызги снова хлестнули по моему многострадальному платью — хоть бы папа Род не узнал о безвинных страданиях своего шедевра.

   — А может быть, и не заметил, — злобно прошипела я.

   Если честно, то прошипела я исключительно из вредности, просто чтобы поспорить с самоуверенным волчонком. Возможно, даже подраться, потому что досада, помноженная на голод и недовольство собой — это адская смесь.

   Наверное, именно эта адская смесь заставила мои мысли свернуть с проторенной дорожки, поэтому я немного оторопело пробормотала:

   — А может быть, и не заметил…

   Не сговариваясь, все мы подняли головы вверх, чтобы увидеть далеко-далеко и высоко-высоко свет холодных листопадовских звезд.

   — Мы в колодце что ли? — озвучил общую мысль Гаврик. — А как это мы сюда так свалились, что не заметили?

   — Ага… — поддакнул Ларс, а я задумалась над тем, что морок, который нас заманил в эту ловушку, должно быть, наделен небывалой силой. Возможно, он даже самый сильный среди своих. Она. Мужчины-мороки не охотятся. Мужчины-мороки сидят дома и воспитывают потомство…

   Я тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли о бытовом укладе мороковой ячейки общества, и прошептала:

   — Надо быть очень и очень осторожным. Я не знаю, насколько она сильна. Я не знаю, зачем мы ей нужны. Поэтому держите нос по ветру.

   — Некоторые мороки, создавая свою реальность, — неожиданно заговорил Гаврик, — могут выпить человека до дна.

   Ларс уставился на домовенка, сверкнув священным ужасом в желтых глазах и оскалив заострившиеся клыки. Я же не ожидала от своего молодого помощника столь… неожиданных познаний и на секунду задумалась над его словами, а потом размахнулась и опустила свою тяжелую руку — а она у меня, по свидетельствам очевидцев, действительно тяжелая — на темно-русый лохматый затылок.

   — Уж лучше молчи!

   — А что? — продолжатель рода Пяткиных зашипел и потер ушибленное место. — Я читал… и бабушка вот тоже в детстве…

   Мать-хозяйка, упаси меня от бабушкиных сказок!

   Я закатила глаза, радуясь, что домовой не видит моей красноречивой мимики, и категорично заявила:

   — Все, ша! Выбираемся отсюда.

   Вот только я соображу, как.

   Несомненным плюсом было то, что морок сбросила нас в колодец. Колодец — это хорошо. Колодец — это вода, а уж с водой-то я всегда смогу договориться.

   — И? — Ларс нахально ухмыльнулся. — Ты отрастишь крылья, и мы улетим отсюда, оседлав твою мощную шею?

   — За мощную шею ты мне потом ответишь, — мрачно пообещала я и опустилась на колени, погрузив руки в воду.

   Надо было нащупать подземный источник, хотелось верить, что этот колодец не был слепым, что у меня получится вернуть в него жизнь, ибо искать другие варианты для побега у меня не было сил. Тем более что другой вариант, вот так, навскидку, виделся только один: вызов дождя. И, боюсь, мой голодный желудок и усталость не позволили бы мне произвести это мощное заклинание.

   — Ты в порядке? — прошептал неугомонный волчонок, когда я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, и тут же услышала звук, неоднозначно намекающий на то, что кто-то кому-то дал по шее.

   — Она же сказала, тихо! Болван!

   Один — один. Я улыбнулась, краем уха вслушиваясь в мальчишескую возню, и, наконец, нащупала подземный источник.

   Русалки родники называют лучами. Помню как-то я спросила у одной из Дунькиных приятельниц, почему так. И она отвела меня в лес, чтобы показать.

   — Смотри, — она склонилась над почти незаметным фонтанчиком, едва поднимающимся над землей между корнями старого тополя. — Видишь, как он мал, как мало отделяет его от того, чтобы исчезнуть с лица земли?

   — Вижу, — кивнула я, а русалка звонко рассмеялась.

   — Ничего ты не видишь! Все совсем не так. Это словно солнце, которое спряталось за тучами. Разве его нет из-за того, что его не видно… Смотри еще.

   Она провела рукой над родничком, словно погладила его, и он нерешительно поднял голову, блеснул бриллиантовыми искрами и вдруг взлетел вверх, едва не достав своим радостным прыжком до кроны дерева, чьи корни он омывал, разлетелся в воздухе и упал на землю, весело журча в прежнем темпе.

   — Лучик мой, — проворковала русалка, погружая пальцы в холодную воду.

   — Лучик мой… — прошептала я, призывая подземные воды к поверхности и надеясь, что роднику хватит сил, чтобы поднять нас на поверхность.

   Земля задрожала, и мне стало ясно, что я услышана и понята, забытый источник, обрадованный нечаянным вниманием, забурлил под нашими ногами, накапливая силы и восторженно предвкушая встречу с воздухом, с небом и со звездами.

   — Я не умею плавать, — вдруг запаниковал Гавриил и вцепился в мою правую руку десятью пальцами.

   — Чтоб тебя разорвало! — прорычал Ларс, но мне в его рычании послышалось скрытое ликование: а как же, ему же представилась отличная возможность отыграться за подзатыльник.

   Я услышала хруст суставов, почувствовала, как усилился волчий запах, и поняла, что волчонок обернулся. Оглянулась на него через плечо и улыбнулась с благодарностью.

   — Залезай, остолоп! — рыкнул нетерпеливо, а я хмыкнула. Потому что в отличие от меня, у Ларса шея была действительно мощной.

   И вообще, он был красив первобытной силой, как могут быть красивы лишь лунные волки. А я все чаще забывала о том, что этой красотой можно любоваться, я все больше думала об опасности, которую несут эти хищники. Мы.

   У Ларса были огромные лапы, жесткая густая шерсть, острые зубы и клыки устрашающего вида… Да, этот волк действительно был перспективным. В другое время я бы непременно испугалась, встретившись с ним, но сейчас он блеснул влюбленно желтыми глазами, а заметив мой интерес, довольно зарычал, наклонив в древнем приветствии лобастую голову.

   — Позер, — хмыкнула я, прерывая зрительный контакт. Надо срочно выбираться отсюда. Этому волчонку, который совсем-совсем на волчонка не похож, срочно нужна твердая русалочья рука. Иначе, черт его знает, чем закончится эта юношеская влюбленность. Я тяжело вздохнула, признавая тот факт, что боюсь не столько того, что Ларс от взглядов может перейти к действиям, сколько своей собственной реакции на эти гипотетические действия. Ибо моя реакция на поцелуи Павлика меня напрягала и ужасала в какой-то степени. Страшно представить, что случится. Если меня поцелует волк.

   Или не случится.

   Я нахмурилась, раздосадованная на свои несвоевременные мысли, но тут земля дрогнула особенно сильно, а потом нас стало стремительно поднимать вверх мощным, оглушительно ревущим пенным фонтаном. Я только успела заметить, как бледный до зелени Гаврик вцепился в волчью шкуру, а потом опустила веки, наслаждаясь теплом бьющей сквозь меня энергии. Не знаю, получится ли порадовать сегодня желудок хотя бы черствой корочкой хлеба, но свое уставшее тело я точно порадовала этим купанием в источнике силы.

   Сквозь закрытые веки я видела отблески энергии, кипучей и яростной, задаваясь вопросом, как много времени этот родник провел в заточении. Столько силы, столько скрытой мощи, столько яростного могущества, смывающего с меня тяготы пути и нервную напряженность. Это было удивительное чувство небывалого по своей силе экстаза, и расставаться с этим чувством совсем-совсем не хотелось, хотелось его длить и длить бесконечно, до состояния абсолютного счастья, до упругой переполненности, до зевотной ломоты в костях…

   В себя меня привел, как ни странно, стук зубов.

   Я распахнула глаза и увидела Гаврика и Ларса. Они прижались друг к другу, пытаясь согреться, и выглядели… изумительно. Домовой по-прежнему был бледен, на этот раз до синевы, а не до зелени, а Ларс был гол. Зараза! Хоть бы разделся перед оборотом! Где я ему теперь штаны найду!?