Дуная чертыхнулась сквозь зубы и, даже не думая прикрывать красоты своего обнаженного тела, метнулась навстречу пришедшим.

   — Что теперь?

   — Сига Дуная! — парень и девушка одновременно рванули к русалке.

   Дуная подняла вверх указательный палец и покачала им из стороны в сторону, а я поглубже запахнула на себе свою простыню и с восторгом следила за тем, как русалка изволят гневаться.

   — Вернулся господин Истров, — горничная всхлипнула и заморгала часто-часто. — С оперативной группой! — еще один всхлип и протяжно, разевая уплывающий в попытке удержаться от некрасивого рева рот:

   — Сказали, что арестовывать вас при-ишли... За неподчинение и сабантуй.

   — Ну, за хороший сабантуй еще никто никого в Речном городе не арестовывал, — развеселилась русалка. — А за саботаж, да... За саботаж они могут... Ладно, не реви, разберемся мы с твоим господином Истровым. У тебя что?

   Тритон рапортовал по-военному четко, вытянувшись в струну, не отрывая при этом взгляда от заманчиво колыхающейся в такт дыханию русалочьей груди.

   — На вверенном мне участке происшествие. За пятнадцать минут до смены караула у колодца появился старик. Потоптался, словно вынюхивал что-то. Ловко обогнул все ловушки, словно обладал двойным зрением или был заранее о них предупрежден, разорвал пространство и скрылся в неизвестном направлении. Транспортник, которого мы привлекли к следствию немедленно, даже по горячему следу не смог определить, куда именно мог вести мгновенный переход.

   Мы с Дунькой переглянулись, ничего не понимая. Старик?

   — Собаки, выученные брать след оборотня, отреагировали весьма однозначно. Злоумышленник был не из веров.

   — М-да... — я задумчиво почесала затылок, потому что сказать было нечего.

   Человек был только частью толпы. Безликий. Равнодушный. Жадный. До чужого горя, до беды, выставленной напоказ во всем своем отвратительно-притягательном уродстве.

   — Ужас какой, ужас! — бормотала дородная баба в плаще, застегнутом на одну пуговицу. Глаза ее горели жгучим любопытством, а розовый язычок то и дело скользил по сухим тонким губам. — Ужас, ужас... что делается-то?

   Человек брезгливо поджал губы и решительно двинулся сквозь толпу, не обращая внимания на возмущенные крики и советы насчет того, куда ему стоит пойти. Плевать он хотел на бурлящее негодование потревоженных его локтями и пятками людей. На всех людей плевать. Разве это люди? Рыбьи души, если у рыб бывает душа... Но скоро все изменится, каждый займет свое место и получит по заслугам.

   А сегодня ночью все едва не провалилось. Кто бы мог подумать? Из-за одной глупой бабы, которая и бабой-то, в полном значении этого слова, не была. Омерзительное создание, внебрачная дочь луны и болота...

   Человек вынул руки из карманов и с раздражением заметил под ногтями на правой руке коричневые дужки запекшейся крови.

   Сука.

   Тонким перочинным ножичком, движением, выработанным до автоматизма, он вычистил грязь, не снижая темпа ходьбы. Миновал большой перекресток, украшенный бесстыжим фонтаном, свернул на темную аллею акаций, где хорошо было гулять жаркими летними вечерами, прислушиваясь к пьяному жужжанию пресытившихся ароматным нектаром шмелей. Толкнул незаметную посторонним калитку и вошел в тихий сад, главным украшением которого был маленький прудик с ленивыми жирными карпами.

   Тот, кого человек искал, сидел тут же, на седом от старости валуне, пристально следя за сонными рыбами.

   — Не надо было этого делать, — хриплым голосом произнес хозяин маленького садика. — Только зря внимание привлек.

   — Забыл спросить твоего совета.

   Человек подошел к сидящему вплотную и резким ударом столкнул его в воду.

   — Что за на хрен?! — взревело чудовище, распугивая карпов, суетливых плавунцов и водомерок.

   — Мне кажется, или кто-то действительно забыл, кто здесь главный? — прошипел человек, с отвращением глядя на то, как у мокрого вера на скулах пробивается седая шерсть. — Мне кажется, или у кого-то вся кровь из головы отхлынула к яйцам?

   Оборотень обманчиво-ленивым жестом вытер лицо, еще раз оскалился на говорившего, а потом одним резким движением руки выхватил из воды золотого карпа и яростно вцепился зубами в холодную трепещущую плоть, с удовольствием ощущая на языке пульсацию уходящей жизни. А спустя мгновение удовольствие сменило жгучее чувство отвращения. Оборотень сплюнул сквозь зубы кровь, вперемешку со слюной и чешуей, вытер рот тыльной стороной запястья и прожег своего гостя ненавидящим взглядом.

   — Иногда мне кажется, что надо было убить тебя в тот день, когда ты появился в моей жизни, — прорычал он, вылезая из мелкого озерка на берег.

   — Ты бы так и сделал, я уверен. Если бы смог.

   Глаза с жадностью следили за двигающимся в приступе старческого смеха горлом. Казалось бы, что может быть проще? Вонзить зубы с двух сторон от синей жилки и насладиться настоящей теплой кровью умирающего. Сладкой до головокружения...

   — Глазюки свои сверни, а то слюной захлебнешься, — хохотнул издевательски, следя всепонимающим взглядом за тем, как вер дергает кадыком, представляя, какова на вкус кровь несостоявшейся жертвы.

   — Не советовал бы нарываться так откровенно, — предупредил оборотень. — Иногда я просто не могу сдержаться от агрессии. И снова пострадаем оба.

   Человек вздохнул.

   От столкновения с эти зверем он действительно мог пострадать. Не сильно, но болезненно. Родовая магия, зараза, не позволяла причинить этому существу боль без ущерба для себя.

   — Я же предупредил тебя о девчонке, — вкрадчивым голосом проговорил человек и зашел сбоку, чтобы, в случае чего, было легче напасть.

   — И я внял твоему предупреждению, — ответил оборотень, из последних сил сдерживаясь от обращения. Сильная кровь не терпела такого тона, она взрывалась красной пеленой в глазах, требуя вызова и утверждения своих прав. В конце концов, это именно он нашел маленькое сокровище! Именно он имеет право пользоваться замечательной самочкой тогда, когда захочется, не ожидая позволения от разных...

   — Видимо, плохо внял...

   Вер был на целую голову выше говорившего человека, но когда тот посмотрел на него тяжелым взглядом, захотелось поджать хвост и спрятать кончик морды под передними лапами, распластавшись пузом по земле.

   — Видимо, мне стоит напомнить тебе, почему именно я занимаю ведущую позицию в нашем маленьком тандеме.

   — Не надо... — оборотень проклял себя за слабость в голосе, за страх, холодной змеей заползший за воротник, за сердце, пропустившее удар, и за дрожь под коленками. — Я помню...

   — Ну, конечно, ты помнишь, — человек вкрадчиво улыбнулся и вздохнул с деланным сожалением, — но, как любила говорить моя бабушка, повторение — мать учения.

   Аккуратная, прямо-таки женская ладонь легла на широкую грудь в мокрой рубашке, темные глаза с любопытством впились в искаженное мукой ожидания лицо, кончик языка скользнул по обесцвеченным старостью губам.

   — Я все еще не привыкну к силе в моих руках, — пробормотал человек, с удивлением глядя на то, как тело огромного волка скручивает в ужасных судорогах. — Это так странно, что именно я сам стал достойным... Удивительно просто.

   Оборотень его не слушал, да и не слышал, наверное: он из последних сил старался сдержать рвущийся из горла крик, надеясь, что этот урок окажется коротким. Впрочем, и его волк готов был выдержать. Ему было что терять. Что же касается маленького сокровища, ну что ж... Он подождет, самочка все равно никуда от него не денется. Им луной было предначертано быть вместе.

   А предначертанная луной самочка тем временем, ничего не подозревая, шла вдоль стены, за которой происходили упомянутые события. Она пока и знать не знала о существовании именного этого оборотня, а окажись она случайно в маленьком садике, где ленивые карпы лениво клевали ветви плакучих ив, она, скорей всего, и не заметила бы сразу мокрого, стонущего от боли волка, потому что ее внимание целиком было бы приковано к человеку, склонившемуся над поверженным оборотнем с выражением пытливого интереса на немолодом лице.