…Повозка катилась по неровной дороге. По внезапно осветившейся парусине стало ясно, что взошло солнце. Милли слышала бренчание упряжи на лошадях. За ней следовала повозка, которой правил Джэтт. Движение и шум казались более сносными, когда она думала о той перемене, которая произошла в ней за один день. Хорошо, что она, как и другие охотники, едет по этой дороге. Ведь Том Доон тоже относится к их числу. С каждой мыслью усиливались ее неясные и глубокие переживания, в которых она не могла разобраться. Она вспоминала вчерашний день, случайную встречу, неожиданный странный взгляд… Вспоминала, как следила за лагерем Хэднолла, чтобы увидеть этого высокого молодого человека, как слушала болтовню Джэтта с товарищами о других отрядах, мечтала о новой встрече с Томом Дооном. И совсем не страх перед отчимом заставил ее убежать от Тома. Незнакомое волнение внезапно охватило ее от прикосновения его руки, взгляда, слов… Милли снова почувствовала, как забилось ее сердце, сильнее стала вздыматься грудь, как смутные сладостно-жуткие мысли перегоняли одна другую…

Но минуту спустя Милли вспомнила о том, что находится в повозке, едет куда-то вдаль и не известно, что ждет ее впереди. Если она и радовалась чему-нибудь, то только тому, что могла наедине отдаваться своим мыслям. Эта повозка с парусиновым навесом была как бы ее домом. Джэтт никогда не мешал ей укрываться в своем уголке. И теперь пробудившимся женским чутьем она поняла, что причина этого в том, что ему не нравились обращенные на нее взгляды мужчин. Но сам он пристально смотрел на нее своими суровыми голубыми глазами. У Тома Доона были совсем другие глаза: такие внимательные и ласковые…

Такой переход от трезвых размышлений к смутным чарующим мечтам был новостью для Милли. Сначала она противилась этому, но потом поддалась. Ведь это давало возможность забывать о действительности!

Когда повозка остановилась, Милли откинула задний полог и, взяв сумку с зеркалом, щеткой, мылом и полотенцем, вышла. Остановку сделали под деревьями. Было жарко, и Милли решила надеть свою широкополую шляпу, как только вымоется и причешется.

— Доброе утро, мисс, — протяжно сказал правивший ее повозкой Кэтли. Это был загорелый парень лет сорока, неуклюжий, со следами бурной жизни на изрезанном морщинами лице. Но Милли инстинктивно относилась к нему с доверием и не избегала, как других.

— Доброе утро, мистер Кэтли, — ответила она.

— Не дадите ли вы мне немного воды?

— Конечно, мисс. Сейчас дам, — охотно отозвался он и, порывшись под сиденьем, достал таз и поднес его к бочонку, привязанному сбоку к повозке.

— На этой остановке воды нет, Кэтли, — произнес сзади грубый голос. — Воду надо беречь.

— Хорошо, хозяин, буду беречь, — ответил он, вынимая втулку из бочонка. Он подмигнул Милли и умышленно налил полный таз, затем поставил его на ящик в тени повозки и сказал: — К вашим услугам, мисс.

Милли поблагодарила его и не спеша стала умываться. Она знала, что внимательный взгляд Джэтта следит за каждым ее движением. И когда он грубо прикрикнул, это не застало ее врасплох.

— Поскорее, Милли. Принимайся за работу, незачем тебе прихорашиваться!

Милли так мало заботилась о своей наружности, что едва взглянула в зеркало. Надев широкополую шляпу, которая одновременно и защищала глаза от яркого света, и скрывала ее лицо, она стала помогать по хозяйству.

Миссис Джэтт, мачеха Милли, стояла на коленях перед миской с мукой и водой, в которой месила тесто для лепешек. Солнце, по-видимому, не мучило ее, ибо она была без шляпы. Это была еще молодая красивая женщина, смуглая, с правильными чертами полного лица, но угрюмая и озлобленная.

Джэтт носился по лагерю, от повозки к костру, и своими сильными и ловкими руками сразу делал по два дела. Его суровые голубые глаза рыскали повсюду. Он внимательно и подозрительно присматривался ко всем окружающим его людям.

Все работали быстро, но в этой работе не чувствовалось дружного единства людей, объединенных одной хотя и опасной, но заманчивой целью. Все как бы покорялись чьей-то воле. Вскоре завтрак был готов, и мужчины стали протягивать с зерном. Во время еды она внимательно наблюдала за окружающими из-под широких полей своей шляпы.

Фоллонсби был давним знакомым Джэтта и, по-видимому, пользовался его доверием, так как они часто совещались вполголоса. Это был высокий худощавый человек с неприятным лицом, красным от пьянства и от постоянного пребывания на воздухе, и глазами, в которые Милли никогда не решалась взглянуть дважды. Позднее присоединившийся к маленькому отряду Пруайт был небольшого роста, хотя и крепкого телосложения, с изжелта-бледным лицом, замечательным тем, что острый подбородок его выдавался дальше, чем выпуклый лоб. Его внешность была еще более отталкивающей, чем у Фоллонсби. Это были охотники на бизонов, увлеченные надеждой на крупное обогащение от продажи шкур. Из этого немногого, что Милли могла узнать, она поняла, что все они, кроме Кэтли, в равных долях участвовали в прибыли от охоты. Милли несколько раз слышала совещания по этому поводу, которые всегда прекращались, когда она подходила ближе.

Со вчерашнего дня Милли стала интересоваться своим отчимом и его компаньонами. Этот интерес появился после встречи с Томом Дооном и наблюдения за лагерем Хэднолла. Она ясно увидела, насколько отличаются друг от друга эти отряды. В лагере отчима не слышно было ни приветливых или ласковых слов, ни веселого смеха… Она никогда не относилась доброжелательно к Джэтту, но в последнее время он казался ей довольно сносным. Когда же появились его компаньоны и началось путешествие в страну бизонов, Милли почуяла в нем что-то зловещее.

— Ну, пошевеливайтесь, — резко приказал Джэтт, окончив еду и поднимаясь.

— Остановимся ли мы сегодня на ночь в Уэд-Кроссинге? — осведомился Фоллонсби.

— Нет. Мы запасаемся водой и дровами здесь и поедем дальше, — отрывисто ответил Джэтт.

Остальные мужчины ничего не сказали. Все встали и занялись своим делом. Мужчины запрягали лошадей, жевавших овес из подвязанных к мордам мешков, Милли вытирала посуду, которую молча и поспешно мыла миссис Джэтт.

— Мама, я… мне очень не хочется ехать на эту охоту, — решилась наконец сказать Милли, потому что не в силах была больше выносить этого молчания.

— Я не твоя мать, — резко ответила та. — Зови меня Джэн, если тебе неприятно называть меня миссис Джэтт.

— Неприятно? Почему мне это неприятно? — тихо и изумленно спросила Милли.

— Ты не состоишь в родстве ни с Джэттом, ни со мной… Что касается меня, то мне эта охота тоже не по душе. Я говорила об этом Джэтту, и он ответил: нравится это тебе или не нравится, но ты поедешь. По-моему, тебе следовало бы лучше молчать.

Милли была в таких отношениях с отчимом, что не нуждалась в таком предостережении. С этого момента она решила внимательно присматриваться и прислушиваться ко всему. Возможно, что недовольство жены и молчаливость товарищей объяснялись властным характером Джэтта.

Когда все было готово к дальнейшему путешествию, Милли спросила Джэтта, нельзя ли ей ехать рядом с возницей.

— Нет, нельзя, — ответил Джэтт, усаживаясь на свое место.

— Но у меня устает спина. Я не могу лежать все время, — запротестовала Милли.

— Джэн, ты поедешь с Кэтли, а Милли — со мной, — сказал Джэтт.

— Вот дурак! — проворчала жена с внезапным злым огоньком в глазах, что поразило Милли. — Уж не влюбился ли ты в эту красотку, Рэнд Джэтт?

— Молчи! — ответил Джэтт, и в голове его чувствовалось раздражение и смущение.

— Ты страшно боишься, как бы какой-нибудь мужчина не загляделся на эту девицу, — продолжала она, не обращая внимания на его нахмуренные брови. — Как же тогда она найдет себе мужа?

Джэтт грозно взглянул на нее и стиснул зубы.

— О, я знаю, — продолжала миссис Джэтт, не понижая визгливого голоса. — Она никогда и не найдет себе мужа, если это будет зависеть от тебя. Я давно догадывалась об этом.