— Много ли было шкур у них? — осведомился Джэтт.

— Не особенно много, — ответил Фоллонсби, — Вполне достаточно, чтобы заставить нас свернуть с дороги, — многозначительно заметил Пруайт.

Джэтт, сверкнув глазами, взглянул на него. Тогда Кэтли протяжно сказал:

— Странно, что они не заметили нас. Мы всего немного спустились вниз. Первой повозкой правил этот парень Хэднолла, Том Доон.

— Ну а если бы и заметили? — возразил Джэтт, смущенный замечанием обычно, молчаливого Кэтли.

— Ничего. Только я узнал его, — уклончиво ответил Кэтли, опустив глаза.

Когда мгновение спустя он поднял их и взглянул на Милли, глаза его странно блестели. Таких глаз она не видела у него никогда. Он хотел, чтобы она знала, что он видел Тома Доона. Милли тоже опустила глаза и пролила немного кофе из чашки. Она сомневалась, верно ли она истолковала взгляд этого человека. А затем он перестал обращать внимание как на нее, так и на остальных и, поужинав и нарубив дров, исчез куда-то.

Джэтт и его компаньоны еще долго спорили и кричали, сидя вокруг костра.

Следующий день не принес ничего нового, только Кэтли теперь старался избегать Милли и как будто не замечал ее. А она вывесила на повозке свой красный шарф в надежде, что он не останется незамеченным. Дни шли за днями, а путешествие все продолжалось. Через неделю им стали попадаться отдельные блуждающие стада бизонов. Милли тысячи раз оглядывалась на бесконечную дорогу, которую она оставляла за собой. Но на ней не было видно ни одной повозки.

На девятый день в полдень Джэтт заметил вдали огромное, занявшее всю видимую территорию прерии, стадо бизонов. Он остановился и указал на него своим спутникам, ни на что не обращавшим внимания. Проехав немного, он опять придержал лошадей и на этот раз прислушался к доносившимся звукам.

— Ага! Слышите? — крикнул он Фоллонсби.

Милли услышала ружейные выстрелы вблизи и вдали. Это был сильный и непрестанный треск. И странно, впервые она была рада услышать его. Охотники направились к реке, извилистая линия которой, окаймленная зеленью деревьев, показалась теперь совсем близко. Милли в последний раз оглянулась на дорогу как раз в тот момент, когда Джэтт свернул в лес. Вдали, на горизонте, она увидела две точки — белую и черную. Может быть, это были лошади и повозка Тома Доона? Он не мог очень отстать. Пожалуй, это лучше, что он не нагнал Джэтта. Они уже достигли охотничьей области, и скоро ее судьба изменится.

Джэтт остановился на тенистой прогалине под тополями, как раз за рекой. И Милли увидела, что это место их прежней стоянки. Палатки, ящики и дрова, по-видимому, оставались нетронутыми за все время их отсутствия.

— Распрягите лошадей и разгрузите повозки, — приказал он своим помощникам. — А я посмотрю, что с моими верховыми лошадьми.

— Можно было спокойно оставить здесь лошадей попастись, за них бояться нечего, — ответил Фоллонсби.

— Но здесь могли быть конокрады.

— Ха! ха! — засмеялся своим гнусным смехом Пруайт. — Ведь вы знаете, что все эти охотники — честные люди.

Джэтт углубился в зеленую чащу. Помощники его разгрузили повозки и перенесли ящики и мешки со съестными припасами под тополь. Миссис Джэтт разбила палатку около костра.

— Мисс, — сказал Кэтли Милли, — парусиновый навес повозки весь разорван, а другой палатки для вас нет, надо сначала починить эту парусину.

— Значит, я могу остаться в повозке? — спросила она.

— Почему же нет? Мы вряд ли скоро двинемся отсюда или начнем перевозить шкуры.

К концу дня жара спала. И Милли захотела немного подвигаться и погулять, — она так долго сидела в повозке. Этот лагерь был самым уединенным из всех, которые когда-либо выбирал Джэтт. Он был далеко от прерии, в густой чаще деревьев на берегу, скрытый от глаз со всех сторон. Если бы это место не было своего рода тюрьмой для Милли, она наслаждалась бы его живописностью и царившей здесь тишиной. Она блуждала по зеленому берегу до тех пор, пока миссис Джэтт не позвала ее помочь готовить ужин. Как раз в это время вернулся Джэтт. Сапоги его были в грязи, а одежда покрыта колючками и обломками прутьев.

— Нашел всех лошадей, кроме гнедой кобылы, — заявил он. — Завтра мы сможем опять приняться за работу. Я намерен теперь работать как следует.

— Гм! Интересно знать, как вы называете то, что мы делали раньше, — сказал Фоллонсби.

— Ну, Джэтт, никакой работы не будет, пока вы не рассчитаетесь с нами, — хрипло прибавил Пруайт.

Джэтт отпрянул от изумления и охватившего его бешенства.

— Вот как? — грубо сказал он. — Ну так ждите, пока не подохнете здесь!

— Подождем, хозяин, — ответил Пруайт.

Джэтт молча поужинал. Было очевидно, что этот жестокий удар был для него неожиданным и он едва ли знал, как отразить его. Ни слова не сказав своим товарищам, он отвел в сторону жену, и они оживленно беседовали, когда Милли стала засыпать. На следующий день Джэтт, не вступая в разговоры с охотниками, оседлал лошадь и уехал один. Жена его дулась. Фоллонсби и Пруайт, очевидно довольные, без конца играли в карты и иногда тихо о чем-то разговаривали. Кэтли кое-как смастерил себе удочку и отправился на берег реки, где нашел тенистое место, откуда был виден лагерь.

Окончив утреннюю работу, Милли прежде всего вывесила на видном месте свой красный шарф. Затем, чтобы убить время, она пошла бродить около лагеря, и направилась к тому месту, где Кэтли с наслаждением курил трубку и удил рыбу. Она следила за ним и старалась набраться смелости, чтобы подойти и поговорить. Однако мысль, что мужчины и миссис Джэтт могут увидеть их и что-то заподозрить, заставила ее отказаться от своего намерения. Вдруг Кэтли как будто случайно оглянулся и посмотрел на нее и на лагерь, а затем подмигнул. Это снова вселило в Милли уверенность, что между нею и Кэтли существует молчаливое соглашение и что они понимают друг друга. Она не была уверена, что он поможет ей, но их связывала общая тайна. И теперь долгий день не казался ей уж таким невыносимым.

Когда Джэтт возвращался в лагерь из своих одиноких поездок и Милли слышала, как его лошадь пробирается по лесной тропинке, она была не в состоянии подавить в себе внезапную нелепую надежду: а может быть это Том? Но всегда оказывалось, что это Джэтт.

Однажды он вернулся очень взволнованный и усталый. Лошадь его выглядела загнанной. Фоллонсби и Пруайт проявили к этому большой интерес, но Джэтт не удостоил их объяснениями. После этого случая и он, и его привычки изменились. Он стал оставаться в лагере. Охоту он забросил, вероятно временно, до тех пор, пока компаньоны не уступят. Но они не только не уступали, но и становились все упорнее. Согласие и единение в отряде Джэтта были нарушены.

Милли слышал, как жена Джэтта говорила с ним об этом, после чего между ними произошла бурная сцена. Кроме того, выяснилось, что во всей этой игре главная, тайная роль принадлежала миссис Джэтт. Она была главной пружиной в тонко рассчитанных комбинациях Джэтта. Когда охотники поняли это, положение еще больше осложнилось. Фоллонсби и Пруайт открыто играли в затеянную игру, которая, несомненно, должна была кончиться для них выигрышем. Ведь без их помощи Джэтт не мог ни добывать шкур, ни воровать их. Все его одинокие поездки имели целью найти новых компаньонов, но Фоллонсби и Пруайт был уверены, что здесь, на месте, он таких людей не найдет.

Милли слышала, как яростно ссорились Джэтт и его жена с Фоллонсби и Пруайтом. Кэтли всегда присутствовал при этом, но не вмешивался ни в разговоры, ни в ссоры. С ним не считались. А с ним-то, как думала Милли, и следовало бы больше всего считаться. Как и она сама, Кэтли был очень заинтересованным, хотя и молчаливым, участником драмы.

А сущность ссоры была проста. Джэтт уклонялся от справедливого дележа выручки между компаньонами. Фоллонсби и Пруайт не хотели брать того, что он предлагал, а жена, самая упорная и расчетливая из всех, не позволила Джэтту уступить им хотя бы самую малость.