Гроза быстро пронеслась, снова показалось голубое небо, и засияло солнце. Прерия дымилась, от лошадей шел пар. Одежда на Милли постепенно высыхала. В тот день путешествие закончилось у реки. Переправы в этом месте не было, и Милли сделала остановку. Утром она чувствовала себя вялой и утомленной, но готова была ехать дальше. Река поворачивала на северо-запад, и весь день Милли следовала вдоль нее, иногда в тени деревьев. Вокруг ни следов, ни колеи, ни остатков лагерей — сплошная пустыня.
На следующий день она нашла заброшенную переправу со старыми следами бизонов. Это несколько оживило ее, пробудило заглохшую надежду. Она немного воспрянула духом. Если бы только можно было отпустить вожжи и дать отдохнуть рукам! Но неукротимыми лошадьми необходимо было править. Выедет ли она когда-нибудь на дорогу? Неужели никогда не кончится эта прерия, серая, однообразная, как мертвое море?
Потом она попала в полосу, где валялось множество трупов бизонов. И надежда опять овладела ею. Где она? Может быть, в ста или пятидесяти милях от Стэкед Плэнс? А дорогу найти не может! Туши были уже черные и высохшие, никакого запаха от них не исходило. Десять миль проехала она по этой полосе смерти и разложения, но ее напряженно ищущие глаза не обнаружили ни лошади, ни повозки.
Милли потеряла счет дням и часам. Солнечные закаты, остановки у реки, темные ночи с ненавистными звездами, бледные рассветы и раскаленное солнце — и ужасная усталость, тоска…
— Что это? — воскликнула Милли и широко открыла глаза. Она лежала в повозке. Солнце стояло уже высоко. Повозка качалась, скрипела, раскачивалась, и при этом слышался странный звук: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Лошади бежали по твердой дороге! Не сниться ли ей это? Она закрыла глаза, чтобы лучше слышать: тук-тук, тук-тук, тук-тук! Это не обман ее болезненно обостренного слуха…
— О, наконец-то! — вздохнула Милли. — Дорога!;. Дорога!.. — И она приподнялась. Как всегда, серая беспредельная прерия, но теперь перерезанная до самого горизонта белой линией дороги, Милли, вне себя от радости, едва не упала в обморок. Она заставила себя попить и поесть, хотя мясо и хлеб так высохли, что их было трудно проглотить. Она должна собраться с силами! Много охотников, должно быть, проезжает по этой дороге. Наверное, скоро она увидит, как на горизонте забелеет повозка… Милли посмотрела вокруг. Прерия по-прежнему была пустынна, но в ней появилось и что-то новое… Милли почувствовала себя бодрее: надежда чудесным образом оживила ее. И она погнала лошадей.
Наконец она доехала до одного из холмов, долго казавшегося недосягаемым. Речка, окаймленная зелеными вязами, протекала как раз у его подножия. Измученное сердце Милли забилось при внезапном воспоминании. Она здесь уже останавливалась, она узнала эти вязы… Лошади заржали, забили пыльными мохнатыми копытами и остановились. Милли взглянула вниз, на зеленый берег, где когда-то Кэтли говорил ей о своем сочувствии.
Еще один солнечный закат… Золотистые, красные и пурпурные облака запылали над прерией. Постепенно сумерки опускались на равнину, и среди колышущейся травы появились тусклые пятна костров и клубящиеся столбы синего дыма. Повозка Милли, пробиралась теперь среди мелкого скота, который пасся по обеим берегам реки около Спрэга. На дорогу выбегали собаки и лаем встречали новую повозку. Любопытные охотники, направлявшиеся на юг, выходили из палаток, чтобы расспросить о новостях новоприбывшего из охотничьей области.
— Здравствуйте, сынок! — приветствовал Милли седой старик, живыми голубыми глазами оглядывая усталых лошадей и повозку с единственным седоком. — Вы один?
— Да, — ответила Милли, с волнением услышав его хриплый голос.
— Откуда вы? — спросил старик.
— С Красной реки, — ответила Милли.
— Скажите-ка, сынок, вы… — Он прервал вопрос, подошел ближе и положил руку на спину лошади, от которой шел пар. Грубые лица, одни загоревшие, другие бледные, еще не обвеянные ветром прерии, смотрели на Милли. Они казались ей прекрасными: столько жизни, радушия и интереса было в них!
— Да, с Красной реки, — быстро и тихо ответила она. — В моем отряде произошла ссора — все перебили друг друга… Потом команчи переправились через реку… И я убежала из лагеря. Уайти и Спэкс вывезли меня из лесу на равнину… И тут я увидела гнавшихся за нами индейцев… Мы попали, в стадо бизонов, которые неслись в панике… Пыль и топот… Это было ужасно!.. Потом они побежали тише, но окружали нас весь день… сорок миль… Когда же наконец мы остались одни, мы день за днем ехали и останавливались, ехали и останавливались… Не знаю, сколько дней это продолжалось!
После взволнованного рассказа Милли воцарилась тишина. Затем старик недоумевающе почесал бороду:
— Сынок, вы шутите над нами? Выдумываете все это? Правда, вид у вас усталый и замученный…
— Это истинная… правда, — со вздохом ответила Милли.
— Ну, мальчик… — более серьезным голосом начал добродушный старик и снова с любопытством оглядел изнуренных лошадей и поломанную повозку.
— Мальчик? — живо, насколько позволяла усталость, воскликнула Милли. — Я не мальчик!.. Я девушка… Милли Фэйр.
Глава XV
Том приподнялся, чтобы осмотреть путь к скале, потом он дополз до конца камня и оттуда, лежа на левом боку и вытянув вперед левую руку, а правой таща ружье, пополз насколько мог быстро и бесшумно. Смотрел он только прямо перед собой. Страха не было. С самого начала он подумал, что человек умирает только раз, и если это суждено ему теперь, то умрет он за своих товарищей. Темные, манящие глаза Милли Фэйр мелькнули перед ним, и острая мучительная тоска сжала сердце… И ради спасения этой девушки он готов на любую опасность. Так или иначе, это команчи были причиной бегства Милли. Из-за них он потерял ее.
Когда он прополз несколько десятков футов, он почувствовал облегчение, страшное напряжение ослабело. Его товарищи стреляли теперь как будто залпами. Он знал, что таким способом Пилчэк старается отвлечь от него внимание индейцев. Те тоже стреляли. Но он уже порядочно удалился от места перекрестного огня. Пули уже не визжали над его головой. Он выполз на более открытую местность и теперь, по-видимому, был недалеко от цели — от красной скалы. Лежа у плоского камня — высокого рядом не было, — он выглянул. Большой скалы с этого места видно не было. Не в состоянии ползти дальше, утомленный и физически, и духовно, он приподнялся повыше, чтобы отыскать скалу. Опять не видно! Тогда он отполз несколько шагов к левому концу камня и снова приподнялся, чтобы выглянуть.
Как будто резкий порыв ветра пронесся мимо него. Он услышал свист и почувствовал сильный неожиданный толчок, а затем острую, жгучую боль в спине. Почти в то же мгновение донесся резкий звук ружейного выстрела. И взгляд Тома сейчас же уловил впереди фигуру индейца, который стоял с дымящимся ружьем в руке. Том упал ничком за камнем, оглушенный и пораженный этой неожиданностью. А в следующую секунду, опомнившись, он крепко сжал ружье, вскочил и мгновенно выстрелил. Том увидел, как индеец широко открыл рот и зашатался. Кровь хлынула у него изо рта. Покачнувшись, он упал. Рана была смертельной.
Скорчившись, Том огляделся и увидел нужную ему скалу. Тогда быстро, собрав последние силы, он бросился бежать и вскоре достиг цели. Но места, где были укрыты лошади, он найти не мог, пока Джэк Дивайн не окликнул его и не объяснил. Том, пошатываясь, обошел скалу и попал на лужайку, где стояли лошади. Дивайн с шумом скатился с выступа, где он наблюдал за обстановкой. Затем с другой стороны появился второй сторожевой — Ол Сорндайк. Они подбежали к Тому.
— Смотрите, вы весь в крови! — испуганно крикнул Джэк.
— Я ранен… Не знаю, насколько серьезно… — тяжело дыша, сказал он. — Я пришел за водой. Скорее, ребята, перевяжите меня. Мне надо торопиться обратно.
— Мы тоже пойдем с вами, — сказал Дивайн. — Принеси воды, Ол.
Они обмыли Тому рану и перевязали ее платком.
— Я должен отнести туда несколько фляжек, — заявил Том.