А тут еще и преподобный со своими подлыми штучками. Он целиком подчинил себе полицейского. И единственное оправдание, которое можно было бы найти для мастера Виля, если только глупость может быть оправдана, — заключается в том, что он был человек добросовестный.

Итак, он участвовал в кавалькаде и злился на самого себя и проклинал преступников, которых не мог разоблачить. Щемящая тревога снедала Альбера де Вильрожа и Жозефа, а Зуга и оба бушмена были полны странной уверенности. Альбер спросил бушмена, почему он так верит в успех дела. И бушмен ответил:

— Великий белый вождь не пропадет — у него такая же борода, как у вас.

Лошади шли рысью, и черные разведчики, искавшие след Александра, отказались от поисков, только когда спустилась ночь. А наутро, с первыми лучами солнца, поиски были возобновлены и неутомимо продолжались весь день.

Кавалькада находилась на берегу того самого озера, где Александра чуть было не съели крокодилы. Еще сохранились следы, оставленные его лошадью в тот момент, когда она испугалась и бросилась, в воду.

Альбер не мог понять, ни почему его друг пустил коня в воду, ни в какую сторону он направился. Он недоумевал, зачем Александр избрал это направление: оно могло привести его в Нельсонс-Фонтейн, но было прямо противоположно краалю, где находились его друзья.

Очень уж, должно быть, страшные враги преследовали его, если он пустился на такой опасный шаг!

Второй раз прервала ночь эту охоту за человеком. С восходом солнца Зуга и бушмен обошли все озеро и нашли следы на другом берегу, а также ямку, из которой Александр вырвал питательный корень. Далее следы вели к тому месту, где лежала убитая копьем лошадь. Многочисленные следы босых ног окружали обглоданный хищниками скелет животного. Очевидно, здесь побывало много туземцев; однако — странное дело! — здесь кончался легко различимый след сапог Александра. Сколько ни искали, найти этот след дальше так и не удалось. А следы босых ног уходили в северном направлении и терялись на берегу узкой и глубокой речки, которая также текла на север.

Альбер, бушмен и Зуга не верили своим глазам. Они тщательно осмотрели каждую примятую травинку, каждую ямку, они терпеливо описывали все более и более широкие круги, и все было напрасно: найти что-нибудь так и не удавалось.

Альбер де Вильрож, охваченный тревогой, почти с отчаянием пришел к заключению, что не иначе, как его друга похитили чернокожие и понесли к реке. И, очевидно, у них были важные причины скрывать это похищение и не показывать, в какую сторону они скрылись, ибо путь свой они продолжали в лодке — вверх или вниз по течению. Глубокие борозды, оставленные на мокрой песчаной отмели четырьмя лодками, очень скоро подкрепили это предположение.

Один только лжемиссионер очень скоро кое-что понял: он нашел торчавшую в земле стрелу с красным оперением, и эта находка заставила его вздрогнуть.

— Вот оно как! — пробормотал он, сардонически улыбаясь. — Кажется, я знаю происхождение этой штучки. Пусть черти унесут меня в преисподнюю, если эта стрела выпала не из колчана кого-нибудь из моих приятелей бечуанов. Они, должно быть, поймали этого верзилу и увели. Браво! Это упрощает все дело. Его хорошенько обыщут, и если только карта при нем, она попадет ко мне в руки. Если карта не при нем, надо постараться узнать, что делается в карманах у тех двух. Ладно, пока все в порядке.

Мерзавец протянул стрелу Альберу и прибавил:

— Наличие этой стрелы, месье, только подтверждает ваше предположение. Чернокожие уплыли куда-то по этой речке. По-моему, она — отдаленный приток Замбези.

— Вы в этом уверены?

— Я не решусь утверждать. Но должен сказать вам, я в здешних местах не впервые. Весь общий вид местности, и резкая покатость, и то, что река течет на север, — все это позволяет думать, что я не ошибаюсь.

У Альбера эти слова пробудили надежду. Быть может, решил он, Александр сумел ориентироваться и пуститься в сторону водопада Виктория и взял чернокожих проводников. А быть может, он ранен или, попросту, устал и нанял носильщиков. Но ведь, в конце концов, разве все три приятеля по условились, что, если что-нибудь непредвиденное разлучит их, каждый должен, не теряя времени, продвигаться к цели экспедиции?

Правда, Александр, как человек крайне осмотрительный, пунктуальный и четкий, должен был бы оставить хоть что-нибудь, что говорило бы о его пребывании здесь и хоть как-нибудь показывало, в какую сторону он ушел. Но, быть может, что-нибудь помешало ему сделать это. Надо было предполагать, что соответствующие приметы и указания скоро будут обнаружены в другом месте.

Итак, решили идти на север, следуя течению реки. Черные лодочники обязательно должны были сделать где-нибудь привал — на одном берегу или на другом.

Немного времени прошло с той минуты, как тронулись в путь, и вот оба негра начали проявлять беспокойство.

— В чем дело? — спросил Альбер, пристально вглядываясь в листву.

— Цеце, вождь! Цеце! Надо удирать поскорей! Надо уйти от воды, иначе погибнут лошади…

Альбер уже не раз слыхал об этом страшном насекомом, и слова проводника заставили его вздрогнуть. Кавалькада действительно вся была окутана густым роем назойливых мух, с жужжанием впивавшихся в лошадей.

Бежать из этих проклятых мест!.. Да, но это значит оставить тот единственный путь, по которому должен был проследовать Александр! Оставаться? Но это значило потерять лошадей. А ведь только лошади могли состязаться в быстроте с пирогами чернокожих!..

И наконец, все равно поздно: минуты не прошло, и каждая лошадь была искусана этими проклятыми насекомыми более чем в ста местах, а каждый укус смертелен.

Что делать? Как быть, когда обрушивается новый удар судьбы? Пройдет двое или трое суток, быть может, каких-нибудь двенадцать часов, и несчастные животные падут, а помочь им невозможно.

Из всех бесчисленных насекомых, живущих в Южной Африке, между английскими владениями в Капе и экватором, самым опасным несомненно является цеце. До такой степени, что даже туземцы либо уходят из тех мест, либо отказываются от занятия скотоводством.

Человеку нечего бояться яда, который цеце выделяет. Ее укус отличается тем, что он безвреден для человека и диких зверей. Но собака, лошадь, бык — эти первейшие помощники путешественника и колониста — погибают сразу. И чем здоровее животное, тем быстрее наступает роковая развязка.

Цеце жала не имеет. Неуловимое количество яда, который она выделяет, содержится в железе, находящейся у основания ее хоботка. Когда ей нужна пища, она с быстротой стрелы летит на замеченное ею животное, вонзает, как это делает комар, хоботок в его мышцы и скоро улетает, разбухшая от крови. На месте укуса остается еле заметная краснота и легкий зуд.

Как я уже сказал, человек, дикие звери и — странная вещь! — теленок в период кормления молоком матери абсолютно нечувствительны к укусу цеце.

Что касается быка, то, если он истощен от переутомления и недоедания, признаки отравления проявляются лишь спустя несколько дней. Начинается обильное выделение слизи из глаз и ноздрей, и под нижней челюстью образуется опухоль. Бык быстро худеет, можно сказать — тает на глазах: мускулы увядают, начинается понос, животное перестает есть, становится похожим на скелет и погибает. А если бык в теле, то признаки отравления появляются с почти молниеносной быстротой.

Спустя каких-нибудь несколько часов после укуса у животного начинается головокружение, как если бы головной мозг пострадал у него в первую очередь. Бык начинает кружиться на одном месте, жалобно мычит, слепнет и погибает спустя двенадцать — пятнадцать часов.

Вскрытие показывает полный распад всех тканей и органов. Мышцы становятся вялыми; жир жидким, как растительное масло, сердце дряблое, как пустой пузырь, печень бледно-желтая и расползается в руках. Короче, кто своими глазами не видел, какие разрушения производит этот еле заметный укус, тот никогда не составит себе о них никакого представления.