Выстрелы шли все из одного места. Если судить по их регулярности и звуку, можно было заключить, что стрелял всего один человек, но из магазинного ружья. По-видимому, неизвестный мститель, явившийся в последнюю минуту, прятался за каким-нибудь бараком неподалеку от палатки и, так как брезент был изорван в клочья, все было ему видно как на ладони. Убийцы потеряли вожака и увидели, что пустеют их ряды. Они сразу забыли о грабеже и бросились врассыпную, крича от ужаса.

Наиболее быстроногие вскоре услышали свист пикаколу и остановились. Однако искушенный слух подсказал им, что свистит все-таки не змея. Как ни было искусно подражание, они догадались по некоторым еле уловимым оттенкам, что свистит человек. Они не ошиблись. Шагах в двадцати от места побоища они увидели Питера.

С осторожностью, достойной могиканина, Питер сразу лег на землю, как только раздался первый выстрел. Он решил — быть может, не без оснований, — что стреляет какой-нибудь белый, случайно уцелевший во время резни. Сначала бандит был в восторге от результатов своей гнусной затеи, но теперь, увидев, что он рискует все потерять, если долго задержится на месте, Питер решил собрать всех растерявшихся черных убийц.

Бояться белых больше ему нечего было, макололо тоже были все перебиты, и Питер решил, что сейчас самое время побежать захватить быков, явиться к Сэму Смиту и отдать ему отчет о результате своих переговоров.

Стадо было оставлено на попечение нескольких стариков, женщин и детей. Значит, угнать быков будет не трудно. Что касается людей из банды Каймана, то Питер решил оставить их всех при себе, чтобы использовать, когда они понадобятся. Они, вполне естественно, заняли бы места убитых макололо, и, как это часто практикуется в подобных случаях, каждый получил бы готовую семью.

Отход совершался в полном порядке. Убийцы боялись нового нападения и, не зная численности врагов, инстинктивно чувствовали, насколько для них важно соблюдать дисциплину. Они сплотились вокруг Питера и отступали быстро, не переставая, однако, с сожалением оборачиваться в сторону прииска, где пришлось оставить богатую добычу.

Уже убрался последний из этой мрачной орды, когда на место побоища, где валялись бесчисленные убитые, вышел человек, вооруженный двуствольным карабином.

Тусклый свет немногих чудом уцелевших подвесных фонарей падал на его лицо, на котором можно было прочитать ужас и оцепенение. Он сделал несколько шагов и поскользнулся в луже крови.

Это был Инженер — быть может, единственный оставшийся в живых на прииске. Его спас только случай, оторвавший его от линчевателей в минуту, когда те бежали, напуганные появлением змей. После разговора с тремя французами он не торопясь вернулся на прииск и заперся у себя, в своем дощатом домике. Его, конечно, не тянуло принять участие в оргии. Инженер лежал на своей постели из листьев, когда его заставили вздрогнуть выстрелы и крики, доносившиеся со стороны палатки кабатчика. Он быстро схватил оружие и побежал на место, но прибыл, когда несчастье уже было непоправимо.

Он увидел потрясающую картину. Его товарищи по прииску валялись убитыми. Их позы, их страшные раны и увечья — все говорило о бесчеловечной ярости происшедшего здесь побоища. Стон вырвался из груди Инженера, слезы, которых он не смог удержать, выступили у него на глазах и медленно покатились по его внезапно побледневшему лицу.

— Несчастные! — пробормотал он слабым голосом.

Опершись на свой карабин, он неподвижно стоял среди мертвой тишины, окутавшей это место, которое еще так недавно наполнял неистовый шум резни.

— Что же делать? — сказал он, оглядывая эту скорбную картину. — Этим я уже ничем помочь не могу. Надо подумать о тех, которые едва не стали их жертвами. Надо поскорей найти французов, выполнить обещание, которое я им дал, и доставить им оружие. Оно им очень нужно.

В это время Питер уже добрался до того места в лесу, откуда вышли полные надежд макололо. Нетрудно догадаться, что здесь разыгралось, когда пришел Питер со своими головорезами. Но Питер был не из тех людей, которых могут тронуть жалобные крики женщин и детей.

— Молчать! — грубо крикнул он и обратился к людям Каймана: — Теперь хозяевами здесь будете вы! И заставьте-ка этих крикунов молчать!

А про себя он подумал:

«Да ведь я, кажется, могу одним выстрелом убить двух зайцев! У меня есть быки, теперь мне нужен фургон. Фургон! А я знаю, где его взять! У нашего драгоценнейшего братца Клааса… Он мне не откажет. Напротив, он только будет рад. Ибо, если ему взбредет в голову артачиться, — ну, тогда берегись!.. Я напущу на него душ двадцать этих молодчиков, и они поговорят с ним так, как они только что поговорили на прииске Виктория».

Покинутый фургон. — Осторожность волка. — Повреждение. — Луч надежды. — Находка Жозефа. — Плот Клааса. — Надо уметь ждать. — Варварство и цивилизация. — Беда научит. — Плотники, медники, конопатчики, а потом матросы. — Как Александр чинит водопровод. — Остроумный способ паять без железа, без огня, без олова. — Фокус. — Выстрел.

Мы занялись описанием многочисленных событий, которые происходили одновременно в разных местах, и из-за этого нам пришлось на время покинуть наших французов. Читатель помнит, что все они, вместе с Зугой и бушменом, находились на реке, несколько выше большого водопада. Их не оставляла уверенность в том, что госпожу до Вильрож держат в фургоне, который прибило к берегу, и они решили дождаться ночи, чтобы сделать попытку освободить пленницу. Альбер, измученный тревогой и не имен больше сил томиться, пошел в разведку. Можно представить себе его горе, когда он увидел, что дом на колесах пуст!

Он помчался бегом обратно и, забыв обо всякой осторожности, шумно ломился сквозь заросли, по которым только что пробирался крадучись два часа с лишним.

Удрученный, он сообщил друзьям о своем плачевном открытии, и всех охватила растерянность.

Но Альбер де Вильрож не был кисейной барышней. Он поддался слабости лишь в первую минуту, но быстро взял себя в руки и первым нарушил молчание, воцарившееся после его тягостного сообщения.

— Ушла! Она ушла! — более спокойно сказал он. — Но она не могла уйти так уж далеко.

— Конечно, — согласился с ним Александр. — Клаас, видимо, знает, что мы не перестанем преследовать его — не такие мы люди, — и решил тоже принять меры.

— Что бы он ни сделал, развязка приближается. Не удастся ему замести следы и уйти от нас.

— В особенности от наших двух помощников. Правда, Зуга?

— Правда, вождь! — подтвердил кафр, сверкнув глазами.

— Мы отправимся сейчас же, дойдем до фургона, хорошенько изучим всю местность, каждую травинку, каждую песчинку…

— Надо думать, госпожа Анна тоже сделала все возможное, чтобы как-нибудь подать нам знак, — вмешался все время молчавший Жозеф. — Она знает, что такое пустыня, и уже доказала нам, что решительности у нее не меньше, чем ума.

— Идем! Идем!

— Кстати, не забудем, что судья назначил нам свидание в полночь у баньяна.

Несмотря на все свое мужество, Александр содрогнулся, произнося эти слова: перед ним всплыли мрачные воспоминания о пережитой ночи.

— Правильно. Мы потом увидим, надо ли нам идти туда всем пятерым. Сначала, Александр, ты пойдешь с Зугой, хорошо? Я не должен учить тебя, как благодарить этого достойного человека в случае, если я не смогу лично прийти пожать ему руку.

Обмениваясь короткими замечаниями, напрягая зрение и слух, все пятеро пробирались к фургону, массивные очертания которого ужо были им видны.

Заметив, что махина прочно стоит на своих четырех колесах и вода доходит до осей, Александр воскликнул:

— Этого ты мне, однако, не сказал!..

— Верно! Я был так расстроен! Но, как видишь, здесь неглубоко. Мы рискуем только промочить ноги.

— Не в этом дело. Я хочу сказать, что фургон стоит посреди лужи, которая имеет добрых триста метров в длину и полтораста в ширину. Мы не найдем никаких следов…