Опускаю подробности нашего шествия и энтузиазм, с которым нас встречали по пути следования. В глазах этих наивных детей природы его величество еще пользуется всем своим престижем, и счастливый смертный, который не дал венценосцу преждевременно окочуриться, стал для толпы предметом благословений. Так мы пришли в крааль, в центре которого стоит хижина его величества Магопо. Настоящий дворец. Я был потрясен, увидев обстановку. Несколько успокоившись, монарх величественно проследовал в тронный зал. Настоящий зал и настоящий трон.

— Да ты шутишь! — воскликнул Альбер.

Этот красочный рассказ забавлял его, как ребенка.

— Королевское сиденье, на котором поместился сам властелин, представляет собой прекрасное кресло, обитое бархатом гранатового цвета с помощью желтых гвоздиков, сверкавших, как звезды. На земле — красивые циновки, а на циновках расставлены в живописном беспорядке самые разнообразные предметы, так что мне трудно было удержаться от непочтительного смеха: тут можно было видеть серебряный чайный сервиз, один лакированный сапог со шпорой, библию, большой, совершенно новый английский чемодан, анероидный барометр в круглой никелевой оправе, несколько стеклянных флаконов с притертыми пробками и многие другие подобные предметы. Среди них, как некое божество, возвышался оросительный прибор Флерана, усовершенствованный доктором Эгизье.

Африканские царьки гостеприимны, а их добродушная простота нередко идет вразрез со всякими правилами этикета. Посидев минутку в своем кресле, Магопо молча встал, как человек, который принял серьезное решение и хочет излить потоки своей щедрости на того, чьим должником его сделали превратности судьбы. Он выпрямился во весь свой высокий рост, снял с чемодана наргиле системы «Эгизье», открыл чемодан и благоговейно извлек из него… Нет, сам угадан!..

— Орден Золотого Руна?

— Нет! Судок!..

Альбер и Жозеф тряслись от неудержимого смеха.

— Судок! — торжественно продолжал Александр. — В оправе из накладного серебра. В одном флаконе была жидкость темно-янтарного цвета, в другом — состав, отливавший изумрудом. Высшие сановники двора простерлись в благоговейном молчании и ждали, когда кончится эта церемония. Но для меня она оказалась не лишенной интереса.

Магопо оказал мне почести. Он открыл флакон с золотистой жидкостью, налил в чайную чашку и учтиво предложил мне. Увидев, что я несколько колеблюсь, он сам отпил половину, щелкнул языком и снова протянул мне. Этот опыт успокоил меня, и я не спеша выпил. Не хочу долго вас интриговать — я вижу, вам не терпится знать, что было дальше. Напиток оказался прекрасным туринским вермутом. Его сюда завезли путешественники. Желая завоевать милость монарха, они подарили ему то, что могло соблазнить этого наивного человека.

Во втором флаконе был абсент, [30]настоящий Перно, [31]если вам угодно знать, и вы не представляете себе, как радовался мой хозяин, видя, что я благосклонно принял его угощение. Он все время заставлял меня повторять ему их названия. Наконец он благоговейно заткнул флаконы пробками и поставил их обратно в чемодан. Невольно я туда заглянул и был ослеплен. Я почти год проработал на алмазном прииске, но такой великолепной коллекции камней я не видел. Магопо заметил движение, которое я невольно сделал. Он взял пригоршню сверкающих камней и спросил на своем наречии:

«Белые люди знают этот булыжник?»

«Да, — ответил я. — И высоко его ценят».

«Тогда возьми, — сказал он, — потому что ты друг».

Но я не хотел воспользоваться его темнотой и принять такой ценный подарок. Я отказался. А он спросил:

«Белым людям, вероятно, нужно много этих огненных камешков, чтобы обрабатывать жернова? А с нас хватает и нескольких штук».

«Да нет же, — все отказывался я, но зная, как ему объяснить, что в цивилизованном мире алмаз — большая ценность. — Вот что, — сказал я, — в обмен на эти камни ты смог бы получить столько выпивки, что хватило бы наполнить озеро, да еще такое широкое и такое глубокое, что в нем могло бы купаться пятьсот слонов».

Тогда он занялся долгим и трудным подсчетом, но вскоре тряхнул головой с видом человека, мозги которого отказываются от непосильного труда. Он открыл чемодан, и я ничего с ним поделать не мог: он насыпал мне алмазов в карманы и сказал:

«Я хочу, чтобы ты взял эти камни. Когда ты вернешься в страну белых, пришлешь мне абсент и вермут».

Альбер де Вильрож находит, что в Южной Африке любят сплетничать. — Досадная неудача. — Вторжение племени закололо в страну батоков. — Как туземцы борются, с лихорадкой. — Копченый путешественник. — В стране голода. — Чудесные приключения человека, у которого никаких приключений не было. — Одиссея Жозефа. — Встреча с любезным незнакомцем. — Двойник Александра дорого берет за, услуги.

Наступила короткая передышка, во время которой три друга, встретившиеся снова и столь чудесным образом, с аппетитом поели. Альбер обглодал все косточки целого калао и серого попугая — каждому из сотрапезников полагалось по две птицы. Обычно на этих простых и случайных привалах люди едят быстро и молча. Ничто не побуждает к излишней разговорчивости: обстановка неудобна, кухня зачастую самая дикая, приправ нет, вина никакого. За редкими исключениями, люди едят по необходимости, а не ради удовольствия. В экспедициях не едят, а питаются. И побыстрей.

— Твой повелитель батоков, — сказал Альбер, вытягиваясь на траве, — представляется мне порядочным чудаком.

— Он, во всяком случае, славный малый, — ответил Александр, — и я очень жалею, что его нот с нами.

— С ним что-нибудь случилось? Какое-нибудь несчастье?

— Боюсь, что да. Излишне говорить, что я стал не только гостем, но и другом этого черного царька. Он очень скоро убедился, что я питаю глубокую симпатию к людям его расы. Он узнал — не понимаю, каким образом, — историю с мальчиком, которого укусила змея пикаколу, и с освобождением бушмена, отца этого мальчика. А ведь между землей батоков и краалем наших друзей бушменов лежит огромное расстояние. Я думаю, больше семи градусов, то есть примерно километров восемьсот. Так вот, несмотря на дальность и на все трудности связи, наша история перелетела Калахари и дошла до здешних мест.

— Да, — прервал его Альбер, — в Южной Африке любят посплетничать.

Александр громко и весело рассмеялся.

— Посплетничать! Неплохо сказано об этих славных неграх.

— Я имею в виду не одних только местных уроженцев.

— Кого же еще?

— Сейчас скажу. Если о том, что с нами было в Калахари, слыхали батоки и их вождь, это еще куда ни шло. Но ведь загадочный незнакомец, который забрал у нас коня и дал лодку, тоже знает, кто мы и что мы, откуда мы, куда и зачем идем. Вот этого я не понимаю.

— Правильно. Этот мой двойник очень меня заинтриговал.

— Думаю, он также знает или узнает о существовании сокровищ кафрских королей. По-моему, не исключено, что мы будем иметь соперника в его лице. А если он пронюхает, что лежит в чемодане у твоего друга Магопо, то…

— Вот именно я и хотел тебе сказать, что Магопо исчез. Я не считаю нашего незнакомца причастным к этому делу, но все же я озадачен. Как я уже сказал, батоки, зная мои симпатии к черным людям, привязались ко мне, полюбили, считали своим. Магопо чувствовал себя все более и более обязанным мне и посвятил меня в страшные тайны баримов. Мне предоставили почетное право присутствовать на Торжестве Заклинаний. Оно происходило как раз на том самом островке, на который мы едем. Мне дали эту пирогу и позволили свободно плавать по реке вверх и вниз, чем я и воспользовался, чтобы тщательно изучить местность. Именно во время одной из этих ежедневных прогулок я и заметил одинокую базальтовую стрелку на островке, три акации и их взаимоположение. Таким образом, мне сразу стало ясно, что карта, которую твой тесть составил на основании данных кафра Лакми, верна. Но, чтобы хорошенько изучить местность, мне нужно было время и большая осмотрительность. Я не хотел посвящать Магопо и ждал вас. Я ждал с нетерпением, но в полной уверенности, что мы встретимся.