— Ладно, скажу так. Если увижу кое-что в твоей комнате, что меня категорически раздражает, я сразу же уйду и больше никогда не сделаю тебе никаких предложений ввиду этой неприглядной для меня особенности. Я даже в комнату входить не буду. Просто включи свет и мне будет достаточно просунуть туда свою голову.

— Мне кажется, вам ее отбили в подъезде.

— Тебе всего лишь кажется. Ее отбили раньше. Ну? — несдержанно бросаю я, на что Женя все-таки открывает дверь в свою спальню и включает свет.

Заглядывать туда страшно. Но я ведь не соврал, если реально увижу в ее комнате ковер на стене — это конец, реально придержу свои хотелки и уйду, больше не настаивая ни на чем. У всех есть дебильные пунктики, это мой. Заглядываю внутрь.

Кажется, я не дышу уже секунд двадцать, рассматривая нетронутые коврами стены. Облегчение такое, словно напился воды после трехдневного хождения по пустыне. Счастье-то какое, можно дальше играть, кайфуя от непредсказуемости.

А комнатушка у Жени, надо признать, не такая уж и убогая. Диван, стол и шкаф, и даже люстра со шторами имеются.

— Ну что там? Уходите?

— Вынужден тебя обрадовать.

— Серьезно? — удивленно произнесла Беляшова. Кажется, ее лицо засияло от перспективы, что я реально отсюда свалю в сию минуту. Да что за херня такая?! Я ей не противен и совершенно точно привлекаю физически. Что, мать ее, не так?!

— Серьезнее не бывает.

— А бровь? — спустя несколько секунд все же интересуется Женя. — Давайте я вам быстро обработаю ее. Ну или вы, — растерянно продолжает она. И все-таки не ожидала, что я реально уйду. Ни хрена уже непонятно. То обрадовалась, то взгрустнула. Такая же шиза как я.

— Не нужно сейчас. Слушай, утоли мое любопытство, — надеваю обратно кроссовки.

— Что?

— Лампочки у вас в доме есть?

— Нет, — грубо бросает Женя, смотря за тем, как я берусь за ручку входной двери. — Не держим.

— Ясно. Ну ладно, до встречи. Пакеты распакуй, в холодильник продукты убери. Второй пакет тоже тебе, конечно.

Не оглядываясь, открываю дверь и спускаюсь на один лестничный пролет. В трех квартирах, как и предполагалось, дверь мне не открыли, в четвертой сработало, но лампочки не оказалось. А вот на первом этаже, в самой неприглядной с виду квартире — новенькая лампочка таки оказалась. Само собой, за денежное вознаграждение. Не мешкая, возвращаюсь на Женин этаж и звоню в дверь. Открыла она мне не сразу. Секунд так через двадцать. Женя определенно растеряна.

— Чо?

— Чо мне надо? — усмехнувшись, произношу я.

— Ну и?

— Лампочку поменять. Я за ней и ходил, — прохожу внутрь под совершенно растерянный Женин взгляд. Вновь скидываю кроссовки, но теперь еще и толстовку. — Принеси мне, пожалуйста, табуретку и фонарик.

— И снова здрасте.

— Иди спать, — грубо произносит Женя. Перевожу взгляд на Женину сестру. Та, в свою очередь, успела уже переодеться в домашний костюм, больше напоминающий пижаму и, судя по мокрым волосам, была в ванной.

— Может, чай? — канючит копия моей Маши.

— Спать, — непреклонно повторяет Женя, от чего начинает выводить меня из себя. Что это за отношение к ребенку, которого полчаса назад пытались изнасиловать? Девочка же, на удивление, слушается и, выключив свет в ванной, заходит в комнату, снимаемую Беляшовой.

— Зря ты так.

— Как?

— Грубо. Ты же девушка. Должна знать про ласку, поддержку и прочее. Ее пожалеть надо, а не орать. Не ожидал от тебя такого.

— Не надо указывать, что мне делать. Это вы в больнице можете меня унижать перед пациентом, а не здесь, ясно? Это мой дом, как бы вы тут нос свой ни воротили.

— Да я еще не думал воротить, не видел даже толком ничего.

— И не увидите, если будете мне указывать на то, как себя вести.

— Тебя что так расстроило, что я сделал тебе замечание в больнице?

— Да, задело. Вы могли сказать о моих косяках наедине, а сделали это специально при больном. И мы оба знаем с какой целью.

— С какой?

— Я не буду на это вестись. Надоели уже ваши манипуляции, — вскидывает руку вверх.

— Неси табуретку и фонарик.

— Зачем?

— Чтобы лампочку вкрутить, не тормози.

— Вы серьезно?

— Неси, — несдержанно бросаю я.

— А фонарь зачем?

— Чтобы выключить свет. Я, конечно, понимаю, что ты любишь искры между нами, но мне на сегодня хватит.

Чувствую, как мою спину прожигают взглядом. И это забавно. Удовлетворившись ярким светом от лампочки, слезаю с табуретки. Перевожу взгляд на Женю. Молчит, но смотрит на меня внимательно.

— Что?

— Да так.

— А все же?

— Правду?

— Жги. Нет, поджигай, — усмехаюсь в голос.

— Я хотела, чтобы вас все-таки как-нибудь или шандарахнуло током, или вы не смогли прикрутить лампочку и оказались рукожопым мужиком в хозяйстве. Не случилось.

— Подожгла, так подожгла, но я уже боюсь твоей патологической честности, Женя. Знаешь, можешь иногда врать.

— Иногда?

— Например, в будущем можешь иногда симулировать, чтобы я не пал духом как мужик. А то я прям так и вижу, как ты мне говоришь в процессе: хочу, чтобы у тебя не встал. Чтоб у тебя не встал, рукожопый.

— И причем тут мои хотелки?

— Так ведь не встанет от страха. Да расслабься, Жень. Чего ты такая напряженная? Лицо попроще, — поддеваю кончик ее носа. — Я шучу. От части, — быстро добавляю я. — У меня было столько возможностей сделать тебе гадости. Я их сделал? — молчит. — Ну так заканчивай. Давай, ты поить меня там чем-то хотела.

— Сначала бровь, а потом чай. Пойдемте на кухню.

Кухня… м-да, тут развернутся негде. Хотя в данном случае это мне на руку. Женя ставит чайник и тут же отпивает какой-то напиток красного цвета.

— Сколько здесь метров?

— Пять.

— Надо же, не подумал бы. Был уверен, что значительно больше.

— Неужели? — разворачивается ко мне и ставит передо мной пустую чашку. А следом идет тарелка с объемным куском шарлотки. — И сколько бы дали? Дайте угадаю? Пять с половиной?

— Почти. Пять и две десятых.

— Ну да, это, конечно, меняет дело. По поводу ваших пакетов, не хочу, чтобы вы что-то там себе придумывали. Забирайте их с собой, — указывает взглядом на стул. — Приносить мне одежду — это вообще уже ненормально. Кем вы вообще меня считаете? А хотя не отвечайте, — вновь вскидывает руку вверх. — Я и так знаю. Продажная девка. В общем, заберете их потом.

— Почему я тебе так типа не нравлюсь? — демонстрирую кавычки.

— Без типа. Потому что вы сильнее меня. А мне не нравится быть слабой, — ставит на стол два флакончика, с перекисью и антисептиком.

— Женщина должны быть слабой. Хотя бы для вида. Или для своего мужчины.

— Вы не мой мужчина. И никогда им не станете.

— Это всего лишь вопрос времени. Фишка только в том «когда» и «насколько».

— Что вы употребляете, чтобы быть настолько самоуверенным?

— Дай подумать…, — приподнимаюсь со стула и становлюсь напротив Жени. — Ммм… а получается ничего. Я таким стал в процессе жизни.

— Завидую вам.

— Было бы чему.

— Вы сами? — указывает взглядом на ватный диск и флаконы.

— Нет, конечно. Ты.

— По поводу моей сестры, — спустя несколько секунд Женя нарушает молчание, как только подносит руку к моему лбу. — Я ее знаю с пеленок. Знаю каждую ее эмоцию и то, как она себя поведет. Да, в последнее время мы видимся реже, но я ее знаю как облупленную. Ее не надо сейчас жалеть, она улыбается, обязательно какую-нибудь ерунду будет нести, а через час, может, два на нее накатит. И вот тогда будут осознанные слезы и нужная поддержка, а не сейчас.

— Не надо передо мной объясняться.

— Я и не думала, — оно и видно. — Кстати, за лампочку тоже спасибо. Может, в подъезде тоже поставите?

— Может, тебе еще и обои поклеить?

— Это уже слишком. Не стоит. Остановимся только на лампочках.

— Если будешь хорошо себя вести, то на предстоящий юбилей нашего отделения, подарю тебе вкрученные лампочки. Ну что там, до свадьбы доживет? — быстро перевожу тему.