— А вы не знаете? — удивилась я.
— Увы, — он положил карандаш и чуть подался вперед. — Не имел чести быть посвященным в эту тайну.
Ах, да! Он ведь в наш район перешел всего с месяц назад, и кражами никогда не занимался. Мердоку поручали ловить рыбку покрупнее.
Собственно, поэтому с Мердоком мне пока работать не доводилось. К моей помощи вообще прибегали не часто, а он больше по части особо тяжких.
Но теперь придется выложить козыри на стол.
— Скажем так, — начала я, тщательно подбирая слова, — у меня есть некоторые… способности, помогающие находить украденное.
Мердок сузил глаза:
— Могу я осведомиться о природе ваших способностей?
Я невесело улыбнулась и прямо посмотрела на него. Никто до сих пор этим открыто не интересовался. Коллеги кое-что подозревали, но дареному коню в зубы не смотрят, поэтому любопытством меня не изводили.
— Наследственность, — вздохнула я, — тяжелая.
Мердок задумался, хотя о чем тут думать? Все равно придется работать вместе. Полковник прав: приказ есть приказ.
— Хорошо, — наконец кивнул следователь и снова откинулся на спинку кресла. — Предположим, вы можете почуять… сокровища, так вы сказали?
— Да, — нехотя признала я.
Он кивнул каким-то своим мыслям.
— Так почему, позвольте спросить, вас ранее не привлекли к этому делу?
Я вздохнула. Въедлив, дотошен и невыносимо зануден — но, безусловно, умен. Сразу зацепился за несоответствие.
— Потому, что я ищу только сокровища, — повторила я терпеливо. — Не мелочи, не деньги, не людей. Только сокровища. Это понятно?
Под конец в голосе все же прорвалось раздражение, и я заставила себя глубоко вздохнуть. Мердок не виноват, и надо взять себя в руки.
— Любопытно, — чуть смягчившись, заметил он. — Следовательно, до сих пор Кукольник не подставлялся? Интересно, а что им движет?
— Поймаем — спросим, — буркнула я, отводя взгляд.
Мердок не обиделся.
— Как полагаете, Стравински, отчего он присылает вам эти посылки? Быть может, это ваш знакомый или, скажем, поклонник?
От неожиданности я чуть не упала с кресла и вытаращилась на Мердока.
— Вы с ума сошли!
Получилось излишне эмоционально, но он только скупо улыбнулся.
— Почему нет, Стравински? Вы красивая молодая девушка, вполне понятно, что у мужчины могут возникнуть к вам нежные чувства.
А взгляд серьезный и внимательный, я бы даже сказала, изучающий.
— Спасибо, конечно, — усмехнулась я, — только как-то это… мелодраматично.
Хотя такой вариант, признаю, нравился мне больше, чем подозрение в соучастии.
— Если у вас имеются иные версии — излагайте, — благодушно разрешил он. — Кстати, хотите чая? Кофе?
— Нет, спасибо, — отказалась я вежливо. А, ладно, наглеть, так наглеть! — Но я бы закурила. — И добавила поспешно: — Если вы не против!
Он тяжко вздохнул, однако лекцию о вреде курения читать не стал. Только поднялся, распахнул форточку, выдал мне в качестве пепельницы блюдце и лишь тогда разрешил:
— Можете курить, Стравински.
На мгновение мне захотелось попросить его называть меня по имени, но я не рискнула. Еще вообразит, что я с ним заигрываю!
Отогнав дурацкую мысль, я вынула сигареты.
— Итак, жду ваши соображения, домовой, — напомнил Мердок, вежливо дождавшись, пока я закурю.
Надо же, я опять «домовой». Хотелось напомнить, что домовым инициативу проявлять не положено — мы же тупые исполнители!
Но не стоило лезть в бутылку — за исключением этого выпада он старательно держался на равных, — поэтому я призналась честно:
— Думаю, он просто сумасшедший. Ему нравится играть с полицией. Ну, не знаю, противопоставлять свою силу и хитрость нашим.
— Отчего же тогда он выбрал именно вас, Стравински? — парировал Мердок. — Ведь вы не занимались этим делом.
Я только развела руками.
— Понятия не имею. Может, он наблюдал за тем зомби, которого я взяла? Кстати, по нему что-нибудь есть?
— Ровным счетом ничего, — поморщился Мердок. — Ни четкой ауры, ни физических следов. Лишь очень смутные и размытые энергетические оттиски, которые не дают возможности идентифицировать некроманта. Наши эксперты разводят руками и уверяют, что такое невозможно. Какой-то…
И добавил кое-что еще, не вполне вежливое.
Я невольно улыбнулась и раздавила сигарету в блюдце, стараясь не задумываться о его стоимости.
Надо же, а он тоже человек! Зря я считала его бесчувственным истуканом.
— Чему вы радуетесь, Стравински? — осведомился он крайне холодно, подпортив впечатление.
Пришлось срочно сгонять с губ компрометирующую улыбку.
— Совпадению вашего и моего мнения о ситуации, господин следователь! — отрапортовала я бойко, преданно пожирая его глазами.
За время работы в полиции я освоила этот трюк безупречно.
«Ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак!» — как любит повторять бабуля, с которой я репетировала тот самый «вид лихой и слегка придурковатый».
Он вздохнул, снова устало потер переносицу и предложил вдруг:
— Стравински, давайте мы с вами обойдемся без официоза? Разумеется, не при посторонних. Так или иначе, мы вынуждены работать вместе.
«Вынуждены» мне не понравилось, но я это проглотила.
— И как мне вас называть?
— Мердок, — предложил он ровно. — Обращаться друг к другу по имени будет излишне, а вот по фамилии в самый раз.
«Зануда!» — подумала я с досадой, а вслух сказала:
— Договорились… Мердок.
Он кивнул.
— Итак, вы не подозреваете, кто это мог быть?
— Увы, — я развела руками и с тоской покосилась в окно.
Там солнышко, птички… а мне тут разглагольствования Мердока выслушивать!
Сколько можно об одном и том же?
— Боюсь, так мы ни к чему не придем, — заявил он, словно подслушав мои мысли. — И все же любопытно, почему он изменил правила игры? Ведь не было никакой угрозы — ни улик, ни свидетелей, ничего. Любопытная загадка…
Он задумчиво постучал пальцами по подлокотнику и поднял глаза на меня.
— И если принять в расчет вашу версию, Стравински, то почему именно вы? Зачем затевать игру с вами?
На этот счет у меня уже был готов ответ.
— Бабушка.
Он пристально на меня посмотрел и растянул губы в вежливой улыбке.
— Действительно, как это я запамятовал? Ведь вы представляете интерес только как внучка своей бабушки, так?
В голосе его звучала отчетливая насмешка. Кажется, мне наконец удалось вывести безупречного и невозмутимого следователя из себя.
— Именно, — я пожала плечами (смысл отрицать очевидное?) и осведомилась нетерпеливо: — Может, я все же попробую поискать?
— Попробуйте, — великодушно разрешил Мердок. — Что вам для этого понадобится?
Подавив соблазн затребовать свечи из человеческого жира и рог единорога, я перечислила, загибая пальцы:
— Вещь из клада, подробная карта города, карандаш, — подумала и добавила на всякий случай: — и пять минут тишины.
— Сделаем, — пообещал Мердок и стремительно вышел.
Хм, я почему-то думала, что он кому-то позвонит…
Вернулся он быстро, разложил на своем письменном столе добычу.
— Взгляните, Стравински, это подойдет?
— Вполне, — ответила я, бросив мельком взгляд на карту, придавленную сверкающими бриллиантами.
Коснулась кончиком пальца камней, скрепленных тонкой вязью цепочки. Белое золото? Платина? Да какая разница? В протоколе все равно напишут «металл белого цвета».
Придвинула кресло поближе (Мердок почему-то дернулся), вынула из сумочки зеркальце и положила перед собой.
Так, карандаш в одной руке, украшение в другой, смотреть в зеркало…
Поехали!..
Частица чего-то всегда стремится воссоединиться с целым. Это аксиома.
А клад — это не просто набор ценных предметов…
Наверное, что-то подобное чувствует собака, когда идет по следу. Чутье вело меня дальше, дальше… и вдруг я словно с разбега врезалась лбом в стену.
Больно! Я встряхнула головой и попробовала еще раз, с тем же результатом. А если вот так?