— Лучше сделать то, что он говорит, — сказала Пегги, — Даже если придется одеваться в темноте…

Мы собрались в рубке управления — те, кто выжил.

Все надели скафандры для работы в открытом космосе. Везде ощущались результаты столкновения с метеоритным потоком: расплавленный и искореженный металл и пластик, куски человеческой плоти, исковерканные вакуумом. Слишком много такого, чего лучше бы и не видеть. Что касается меня, то меня не покидало ощущение, что все это — не более чем жуткий сон и что поэтому я остался целым и невредимым.

Собравшихся в рубке управления было всего семеро.

Был здесь Ральф Листауэл, капитан судна, сидящий в кресле перед ныне бесполезной панелью управления. Рядом с ним стояла Сандра, удерживаемая на месте магнитными сандалиями. А еще там был Дэвид Дженкинс, корабельный врач, а возле него — Марта Уэйн, хроникер корабля. Еще там была Пегги, механик. И Клод Сметвик, самый странный человек. И, конечно, я.

Мы выжили.

Мы прошли по разбитым «Фермопилам» и не обнаружили больше никого. Все помещения для офицеров на корме оказались изрешеченными метеоритами, а что касается дормитория, где в глубоком сне лежали наши замороженные предки, — он опустел, и все они исчезли, начав свой путь во мраке космоса. И, пожалуй, они счастливее, чем мы, их дети, которым придется пережить страшные секунды агонии перед тем, как задохнуться.

— Рапортуйте, — устало приказал Ральф.

Наступила тишина, и первым ее нарушил Дженкинс:

— Мы обследовали весь корабль. Он напоминает дуршлаг. Больше выживших нет.

— Никого? — спросил Ральф.

— Нет, шкипер. Детали нужны?

— Нет.

— Я прошла вместе с доком, — сказала Сандра. — Везде разрушения: в камерах для заморозки, в каютах офицерах на корме, над переборкой. Второй помощник, третий помощник, инженеры, офицер по снабжению — все мертвы. Более чем мертвы…

— А снаружи? — спросил Ральф.

— Я увидела то, что можно было рассмотреть через иллюминаторы. Полная мешанина. Пропеллеры покорежены. Примерно двадцать квадратных миль паруса изорваны в клочья.

— Рапортуйте, — велел Ральф, глядя на меня.

— Я осмотрел помещение фермы. У нас больше нет фермы. Гидропонный зал и зал клетчатки пробиты насквозь. Конечно, нас могут спасти замороженные дегидратированные остатки клетчатки…

— Если бы у нас было достаточно воды для их растворения, — вмешался Дженкинс. — Но у нас ее нет.

— Есть цилиндры с резервным кислородом, — продолжал я.

— А как нам избавляться от двуокиси углерода? — спросил доктор.

— Химикалиями… — робко высказалась Пегги.

— Какие химикалии? — удивился он. — Да. Мы можем продержаться несколько дней — но стоит ли отрицать очевидное. Лучше покончить со всем сразу, шкипер. У меня есть лекарства. Все произойдет безболезненно. Даже приятно.

Ральф повернулся к Пегги:

— Рапортуйте.

— Генераторный отсек поврежден. Сейчас энергия поступает лишь от батарей.

— На сколько их хватит?

— При режиме строжайшей экономии, максимум на двести часов. Но мне еще нужно будет починить машину…

— И истратить на это весь наш резервный кислород, — заметил Ральф. Он обратился к Сметвику: — Рапортуйте.

— Я пытался, — прошептал телепат. — пытался. Но нигде никаких контактов. Мы одни. Одни и затеряны. Но…

— Но? — эхом отозвался Ральф.

— Я… Я не уверен… — затем, внезапно, Сметвик словно стал выше ростом, и это изменило его внешность. Доселе самый робкий и незаметный из всех, он словно доминировал над нами благодаря силе своего темперамента. — А разве у тебя не бывает воспоминаний — о тех жизнях, которые когда-то и где-то еще ты прожил? Ты не помнишь себя в качестве капитана Листауэла из Приграничья, или главнокомандующего Листауэла из Службы разведки Федерации? А все остальные — вы ничего не вспоминаете? Не может быть одной-единственной жизни — или единственной смерти…

— Заброшенная и Фарэвэй… — мягко проговорил я.

— Ультимо и Туле… — прошептала Марта.

— И планеты Восточной цепи, — спокойно закончила Сандра.

— Вы помните! — закричал Сметвик. — Конечно, помните. Я так и думал. Делайте со мной, что хотите, но я это подозревал. И сейчас я вхожу в ваши умы. И все складывается, то, что я могу прочесть в ваших воспоминаниях. Постоянно, каждый раз, нас семеро — на «Летящем облаке», на «Ариэле» и теперь, на «Фермопилах»… Это постоянно повторяющийся паттерн… и мы пытались освободиться от него, но всегда терпели неудачу. Но всякий раз что-то менялось, и теперь мы опять сможем изменить что-нибудь. К лучшему или к худшему — не могу сказать, — но вряд ли может быть хуже, чем сейчас.

Ральф смотрел на Сандру, а она, как я чувствовал, на него, и это возбуждало во мне сильную ревность.

— Да… Я помню… Начинаю вспоминать… — медленно заговорил он. — Но даже при таких обстоятельствах, разве с Питером не случилось какой-либо беды?

Я прижимал к себе Пегги:

— Случилась. Но больше не повторится.

— А ты, Марта, вспоминаешь? — спросила Сандра.

— Да, — последовал ответ. — Я совершенно счастлива теперешним ходом событий. И Дэвид, и я счастливы — настолько, что я не приветствую идею эвтаназии…

— Продолжайте, — настаивал Сметвик. — Вспоминайте!

— Я сделала ракету, — пробормотала Пегги. — Разве нет?

— А я изготовил топливо, — поддержал я ее.

— Нет, — не согласился док. — Это сделал я.

— Кто-то из вас, ублюдков, сделал это, — вмешался Ральф с враждебным видом.

— Это уж точно, — подтвердила Сандра. — Кто бы это ни был, вы нас втянули в эту заварушку. Мне вполне хватало моей должности офицера по снабжению плюс третьего помощника капитана на «Летящем облаке», а также капитана — на «Ариэле», и мне совсем не улыбается считаться старшим офицером на разрушенном корабле беглецов, жить которому осталось всего несколько дней.

— Ты могла быть счастлива, но тебе придется согласиться, что все, что происходило на «Ариэле», не способствовало моему счастью, — сказал я.

— Выйти за тебя замуж было большой ошибкой с моей стороны.

— Это точно! Но только с моей стороны! Мне следовало хорошенько подумать. Предоставьте женщине возможность власти, и она непременно начнет ею злоупотреблять ею. «Я капитан и сплю с тем, с кем пожелаю!» Понимаешь?

— Меня это оскорбляет, — сообщила Сандра.

— Долой оскорбления, если это сделает тебя счастливее. Оскорбление, кажется, твоя специальность, дорогая.

— Но поваром ты был просто кошмарным и убогим, — отозвалась она.

— Вот уж ни хрена! — моментально отреагировал я. — Я был отличным поваром, и тебе это хорошо известно. На «Ариэле» питались куда лучше, нежели на «Летящем облаке».

— Я полагаю, в свое карри ты добавлял порох.

— А ты бы и не заметила разницы.

— Да и кто бы заметил?

— Карри было хорошим, — примиряюще сказала Пегги.

— Значит, ты заметила, — фыркнула Сандра.

— Ракета! — простонал Клод. — Ракета!

Я сказал ему, что делать с ракетой, стабилизатором и прочим. Потом обратился к Сандре:

— Наступил момент расставить все по своим местам. Ты вела себя просто непристойно. Тебе придется это признать. Я ничего не имею против Ральфа — думаю, его скорее стоит пожалеть, нежели винить. Но если бы вы не поступали так, как поступали, и на «Облаке» и на «Ариэле» не было бы никаких ракет. Никаких необдуманных попыток проскочить световой барьер.

— Значит, это моя вина, — саркастически заметила она.

— Конечно.

— А эта уволенная из веломагазина, на которой тебе случилось жениться в этот день, никак к этому не причастна. О, нет. И никакой неграмотный разносчик пилюль не смешивал частей пороха в первый раз. И ты не делал этого во второй. Но, насколько я понимаю, все это произошло в реальности. Не вижу смысла в этом перескакивании с одной временной трассы на другую — жизнь от него не становится богаче. Объективно, я стала жертвой жуткой махинации банды придурков, причем, не один раз, а несколько. Это уж слишком. Точно говорю.