— Твоя собственная? — удивленно спросила Дельфина.

— Конечно. Это традиция Лонбриджей. Каждое воскресенье, с трех до четырех. Для детей до десяти лет. А потом они идут в приходскую школу, где их готовят к конфирмации. Я веду журнал посещаемости. Если ребенок не пропускает ни одного занятия в течение шести недель, я ставлю красивый штамп. Но если кто-то пропустит хоть одно занятие, ему придется снова ходить все шесть недель; начать все с начала, чтобы получить этот штамп.

— Ты строга, — заметила Дельфина.

— Ни одного пропуска, ни одного! — воскликнула Фредди. — Это прекрасная закалка характера. Пенелопа играет псалмы на пианино, дети поют, а я читаю им библейские истории. У меня это получается довольно хорошо.

— Я не знала, что ты религиозна… но люди меняются, конечно. Правда? А мы так долго не виделись… ты становишься настоящей английской леди.

— Надеюсь, что стану… Ведь я же вышла замуж за джентльмена. О, я совсем забыла сказать тебе о главном! Я делаю собственную ароматическую смесь из лепестков! У Пенелопы есть один семейный рецепт, его хранили в тайне сотни лет, а я решила изобрести свой собственный. Начала, конечно, с лаванды и роз, а потом просто обезумела: ноготки, подсолнух, вереск, шалфей, дельфиниум, гвоздика, вербена лимонная, тимьян, пиретрум, мята перечная, сушеная шелуха мускатного ореха, ромашка, порошок фиалкового корня — одна капелька, — фиалки, герань, чуть-чуть мускатного ореха. Посмотри, не забыла ли я чего-нибудь? Господи! Палочки корицы! Даже и не пытайся сделать это без палочек корицы. Конечно, секрет в том, чтобы правильно выбрать время сбора цветов перед тем, как их сушить — только утром, когда уже испарится роса, и только если цветок безукоризненный. Потом надо все очень тщательно перемешать и добавить эфирных масел. Весь процесс гораздо сложней, чем кажется. Мои сухие духи будут отличными, когда достаточно настоятся. Сейчас они пахнут… немного сыростью… но свекровь настроена очень оптимистично. Я пришлю тебе, когда они будут готовы. Дельфина… Дельфина? Ты спишь?

Через час, вернувшись с прогулки, Арман и Тони нашли Дельфину у зеркала. Она причесывалась перед ужином, посвежевшая от сна.

— Хорошо ли сестрички поболтали? — спросил Арман.

— Прекрасно. А вы с Тони?

— Очень продуктивно. Я узнал больше, чем надеялся, о глупости правительства лейбористов, о дефиците, отсутствии фондов, о контроле над ценами, низкой производительности, высоких налогах и невозможности ничего добиться в Англии. Я мечтал вернуться сюда и послушать, как вы тут, развалившись, тихонько ведете волнующий девичий разговор.

— Не жалей, ты не много потерял. Если, конечно, не любишь наблюдать игру никудышной актрисы.

— Никудышной актрисы?

Дельфина сладко зевнула.

— Моей сестренки, дурачок. Я с блеском притворялась, что верю ей.

— С таким же блеском, как всегда?

— Не сомневайся, Садовски! Думаю, я разрешу тебе остаться здесь.

Фредди вышивала на пяльцах. Она оторвалась от своей работы, услышав, как Тони рвет на кусочки письмо и бросает его в камин. Этот огонь не спасал от пронизывающей сырости дождливого апрельского дня 1946 года. Это была суровая весна: почки еще не раскрылись, а продуктовые нормы уменьшались.

— Это не от Джока? — спросила она. — Я тоже хотела прочитать.

— Не теряй на это время, — сказал Тони, явно раздраженный письмом друга.

— Что-нибудь о его бесконечных любовных похождениях? Мне не интересны все эти отвратительные детали. Может, на сей раз речь идет о проститутках?

— Письмо не об этом, дорогая. Им овладела еще одна сумасбродная идея. Теперь он хочет арендовать несколько самолетов из остатков военного имущества и организовать грузовые перевозки.

— Это означает лишь то, что у Джока все еще нет работы, — задумчиво проговорила Фредди. — Он думает, что тех денег, что он выиграл в покер, ему хватит надолго?

— Нет, если он займется тем, чем собирается. Он же такой упрямый! Говорит, что может арендовать «Ди-Си-3» за четыре тысячи долларов в год — скидка для ветеранов, — «всего за четыре тысячи», заметь, предлагает нам бросить здесь все, отправиться в Лос-Анджелес и стать его партнерами. Нам! Вот так просто взять — и уехать! Он пишет, что полным-полно демобилизованных пилотов и работников наземных служб, которые готовы почти бесплатно работать в авиации. Он считает, что мы стоим у истоков совершенно нового дела. Ну и артист!

— Есть вещи, которые не меняются, — согласилась Фредди. — А он не сказал, какие грузы имеет в виду?

— Ты же знаешь Джока. Он думает о свежих продуктах. Можешь представить себе картину — «Ди-Си-3», забитый свежими овощами? Джок пишет, что грузоподъемность самолета три с половиной тонны. Такой… летающий овощевоз.

— Между прочим, как ни странно, — задумчиво сказала Фредди, — в этом есть какой-то смысл.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Тони, удивленный ее словами.

— У нас на западном побережье растет много такого, что на восточном побережье появляется только в сезон. И все это слишком быстро портится, а потому не подлежит доставке поездом… должен быть рынок сбыта.

Отложив в сторону пяльцы, Фредди устремила задумчивый мечтательный взгляд на огонь. Ее глаза видели край, в существование которого не верил Тони Лонбридж.

— А теперь выбрось это из головы, дорогая. Во-первых, во-вторых и в-третьих, даже если бы это было верное дело и мы захотели бы этим заняться, хотя ни то и ни другое не соответствует действительности, у нас нет возможности вывезти отсюда деньги, чтобы вступить в партнерство с занудой Джоком. Помнишь об ограничениях на вывоз валюты? Мы не смогли бы поехать в Париж, если бы не остановились у Садовски.

— Ты прекрасно знаешь, что у меня в Лос-Анджелесе лежит пятнадцать тысяч долларов, процентный доход с 1939 года.

— Это твои личные сбережения на черный день.

— Это мое приданое, мой вклад… Ты женился не на бесприданнице.

— Я никогда на это не пойду. Это твои деньги. Они не имеют ко мне никакого отношения.

Фредди не обратила внимания на его протесты.

— Если, — сказала она, — я говорю «если», Тони, только для примера, поэтому не кидайся на меня, — если бы мы, например, воспользовались этими деньгами, то могли бы взять в аренду пару самолетов, и нам еще вполне хватило бы на жизнь до тех пор, пока мы не начнем получать прибыль. Если бы Джок арендовал еще два, а может, три самолета, у нас их было бы пять…

— Угомонись!

— Дослушай меня до конца — интересно, что Джок имеет в виду, говоря о ребятах, готовых работать почти бесплатно. Сколько это — «бесплатно»?

— Фредди, что ты болтаешь, черт побери! Эскадрилья из пяти грузовых самолетов! Не можешь же ты всерьез говорить об этом?

— Гм-м… просто прокручиваю это в уме ради удовольствия.

— Так ли это?

— Больно становится, как только представлю себе это, Тони, эти «Ди-Си-3», загруженные доверху и летящие в Нью-Йорк, Бостон или Чикаго. Но, конечно, это просто фантазия, не можем же мы оставить «Грейндж».

— Да, черт побери, не можем.

— Ты прожил здесь всю жизнь. Зачем же тебе сниматься с места и отправляться в странное место, где солнце светит весь год. — Фредди подошла к окну и взглянула на унылый бесконечный дождь, который лил неделями в течение всей английской весны. — Интересно, что там наверху? — пробормотала она. — Горит ли там еще вечерняя звезда?

— Что ты сказала, дорогая?

— Ничего. — Она мягко улыбнулась ему. — Джок может и без нас заняться грузовыми перевозками. Как он говорит, в Калифорнии полно пилотов. У нас здесь своя жизнь: у тебя земля, которой надо заниматься, у меня Энни, распродажи, уроки бриджа и воскресная школа. Все же… если мы не будем брать зарплату… нет, ничего, не обращай внимания!

— «Не обращай внимания» — три самых поганых слова в английском языке, и ты это хорошо знаешь. Если мы не будем брать зарплату, что тогда? — требовательно спросил Тони.