По рукам и ногам скованный слабой лунной гравитацией, Мих не мог использовать стремительные и головокружительные атаки свойственные пустотному стилю и с самого начала вынужден был перейти в оборону. Итог закономерен.

Наблюдающий за их боем тренер-белорус вздохнул: — Пустотник?

Мих неопределённо мотнул плечами. Тренировочный комбинезон сиял тремя алыми полосами. На шее, в месте сочленения шлема со скафандром. В районе где, в скафандре, обычно располагается система регенерации воздуха и под мышкой правой руки. В подмышках защита всегда слабее, даже в боевых абордажных скафандрах.

— Не замыкайся на одном стиле, — посоветовал тренер, — оставайся свободным и только тогда сможешь стать мастером.

— Нахватались они тут от китайцев, — подумал Мих, но вслух вежливо поблагодарил. Совет был полезен, несмотря на то, что звучал как китайская народная поговорка.

Поединок с Макаренко Олей прошёл несколько лучше. Он продержался около десяти минут и сумел нанести два удара. Правда вскользь и компьютер посчитал, что будь на Оле боевой скафандр, Мих бы не смог пробить его нанесёнными вскользь ударами.

После поединка Оля прыгнула на Миха, точно большая, весёлая кошка: — Проиграл! Давай, стихи читай!

— Может быть не надо?

— Надо Мишенька, надо, — проворковала Оля.

— Ну, если надо, — Мих откашлялся, встал в позу и начал декларировать:

Люди в зале удивлённо оборачивались. Тренер-китаец прятал улыбку в уголках прищуренных глаз. Оля сияла, словно покрытый светоотражающим покрытием дорожный знак. Размеренно и с расстановкой, Мих читал стихотворение Пушкина.

Дочитав, поклонился под хлопки публики. Показал смеющейся Оле язык. А вот не надо было спорить с этой ехидной!

Девятнадцатого октября «Солнечный луч» начали готовить к полёту. Вывели реактор из ждущего режима в основной. Отключились от систем порта. Вернули ремонтникам их ненаглядных роботов. Сергей-капитан с удовольствием бы оставил ремонтных роботов себе. В дальнем полёте всё пригодится. Но он обещал ремонтникам вернуть, и пришлось возвращать.

Мих написал младшей сестрёнке Лике письмо:

«Улетаем. Совсем скоро улетаем, Лика! Не давай маме грустить и не забывай готовиться к школе. Думаешь: до школы ещё далеко? А вот и нет — следующий год для тебя особенный. Учебный год. Первый учебный год. А я привезу тебе кусочек самого лучшего астероида, который встречу».

Старшей сестре Мих написал: — Как там родители?

— Нормально, — ответила сестра Миха и моя родная тётка, Майорова Катерина: — Думаешь, как умотал на Луну весь мир рухнул? Так вот: не рухнул. Хотя грустят, конечно. Папа ещё ничего, а вот маму иногда замечаю в задумчиво-печальном состоянии. Стараемся с мужем чаще заходить к предкам в гости. Но и ты, братец, не забывай писать письма. Причём не столько видео, сколько самые обычные. Почему-то им мама радуется больше. И не жалуйся, что писать не о чем. Не поверю!

— Вам скоро распределяться по парам? — резко сменила тему старшая сестра.

Мих представил её: сидящую на кухонном подоконнике. Сестрёнка с детства любила сидеть на подоконниках, а в их квартире кухонные подоконники самые широкие. Сидит на подоконнике и строчит в коммуникатор. Свет выключен, только горят цветными огоньками индикаторы над плитой, холодильником и вакуумным шкафом. Ещё падает отрезок света из коридора. В зале муж сестры, подключившись удалённо к большой электронной машине института, конструирует свойства искусственных белковых молекул перед пробным синтезом. Похожие на спутанные водоросли, трёхмерные голограммы этих молекул вращаются над журнальным столиком, над диваном и парой кресел стоящих в зале — заливают зал голубоватым, ровным светом.

Если сестра поднимет голову, то увидит отрезок этого голубого света, падающий из коридора. Но она не поднимает. А за окном море огней: окна, фары машин и габаритные огни на высотках. Сестра переписывается с Михом по коммуникатору. И приходится ждать ответ несколько лишних секунд потому, что он на Луне. Далеко-далеко по земным масштабам и очень близко по космическим.

— Вот и не скоро, — написал Мих. — Это ведь не делается по команде. Раз и распределились. Само должно как-то сложиться.

— Есть интересные девчонки? — спросила сестра. Почему-то сестёр только это и интересует в первую очередь. Даже если сестра — старший технолог на фабрике биосинтеза.

— Есть, — неохотно признался Мих. Помедлил и уточнил: — Целых две.

Сестра потребовала: — Рассказывай подробнее!

— Нечего рассказывать. Одна мастер фехтования второй ступени, другая первой. Обе специализируются на лунном стиле. Недавно разделали меня под орех, но когда взлетим непременно возьму реванш!

— Значит, пару юных мечниц себе присмотрел…

— Если будешь продолжать в том же духе, то я прекращу этот разговор, — пригрозил Мих.

— Прости-прости.

Мих обиженно сопел.

— Прощаешь?

— Куда же я денусь, сестрёнка?

— Спасибо, мой самый лучший младший братишка!

Мих проследил взглядом за прошедшим мимо человеком в лёгком скафандре, со сложенным за спиной шлемом. Местного, селеноградского времени было после полудня. Говорливо журчал маленький фонтан в маленьком парке, рядом со скамейкой, где сидел Мих. В Селенограде все, без исключения, парки маленькие, а скверы совсем крохотные. А кроме как в Селенограде парков и скверов вовсе нигде нет на Луне.

— Кать, а как сказать девчонке, что мне хочется быть с ней в одной паре? — спросил Мих: — Если я скажу при всех, а она захочет с кем-то другим, то я умру от стыда и вместо десяти геологов останется всего девять.

— Уже выбрал, какая из мечниц нравится больше?

— Я на всякий случай спрашиваю.

— Ну, если на всякий случай: подари ей цветы.

— А она поймёт?

— Поймёт. Девушки всё понимают. Это мальчишки порой бывают наивны как телёнки.

— Эй!

— Только не ты, самый лучший на свете младший брат.

По парку прошли ещё два человека. И тоже в лёгких скафандрах.

— Что это они по городу в скафандрах расхаживают? — подумал Мих и вспомнил, что тут недалеко располагается служебный выход на поверхность. Наверное, учёные вернулись или ремонтники, а может быть просто куда-то ездили по поверхности, куда не проведены подземные линии скоростных поездов.

Двадцатого числа месяца октября состоялся торжественный ужин в «Москве», одном из двух ресторанов имеющихся в Селенограде. Во втором, в «Космосе», собирались «коренные» селеноградцы: инженеры, работники сборочных линий, астрономы, военные, прочий учёный или рабочий люд.

В «Москве» экипажи кораблей дальнего следования, по сложившейся традиции, отмечали начало долгого пути и в нём же праздновали удачное возвращение. У входа в «Москву» стоит памятник первому космонавту земли — Гагарину Юрию Алексеевичу. Человек из позапрошлого века задорно улыбался, вскинув руку в приветствии потомков, зажигающих над красной планетой искусственное солнце.

Шедший первым, капитан «Солнечного луча», Сергей, отдал Юрию Алексеевичу честь, словно какому-нибудь генералу, заглянувшему в учебный центр подготовки ЮнКома. И каждый, проходя мимо, отдавал честь. Старший товарищ бригады, Константин Андреевич Лепняненко, одобрительно улыбнулся их инициативе и тоже отдал честь памятнику.

— Молодцы! — похвалил старший товарищ: — Теперь полёт будет удачным. Такая примета.

— А почему вы заранее не сказали о ней? — поинтересовался Недолётов Кирилл (как он и хотел, его выбрали вторым пилотом «Солнечного луча» и пилотом одного из двух малых разведывательных кораблей. Первым пилотом стал безумный Макс. В сводном аттестате, сформированном по окончанию обучения в ЮнКоме, указывалось, что у прибалта природный талант к управлению большими кораблями. Он удивительно точно ощущал скорость и необходимый для манёвра импульс).