— Простить? — рассеянно переспросил Финлей, впервые за этот день почувствовавший покой и умиротворение. — За что, ради всех богов?

— Я знаю, ты надеялся, что родится сын. Финлей нахмурился и покачал головой:

— Не говори глупостей.

— Но…

— Брось. Я больше ничего об этом и слышать не желаю. А теперь отдохни. Мы ведь оба знаем, что худшее еще впереди. — Финлей скорее почувствовал, чем услышал тихий смех Фионы, положившей голову ему на грудь. С удовлетворенной улыбкой он продолжал: — Нас ждут бессонные ночи, когда эта малышка в отличие от родителей совсем не будет хотеть спать. Потом она начнет ползать и превратит нашу скромную обитель в поле непрерывной битвы. Потом она начнет говорить и нам придется отвечать на бесконечные вопросы. А уж когда она научится ходить!..

Фиона подняла голову и коснулась губами щеки Финлея.

— Ты всегда все видишь в радужном свете, верно? Только ты почему-то ничего не сказал о том, что начнется, когда наша дочурка начнет интересоваться мальчиками.

— Ну, — ухмыльнулся Финлей, — я рассчитываю, что к тому времени буду иметь достаточно опыта, отпугивая воздыхателей ее сестрицы.

Фиона рассмеялась.

Финлей протянул руку и погладил малышку по щечке.

— Ты уже выбрала ей имя? И сможешь участвовать завтра утром в Представлении?

— В Представлении смогу, хотя и не уверена, сколько последующих празднеств выдержу. Вы, мужчины, совсем не понимаете, чего стоят женщине роды.

— Ох, дорогая, — Финлей обнял разом и жену, и дочь, — ты начинаешь разговаривать совсем как Марта.

Если хочешь, в следующий раз я все время буду рядом с тобой, так что сам все увижу.

Фиона искоса взглянула на мужа и шутливо нахмурилась.

— Что, дорогой мой супруг, заставляет тебя думать, что следующий раз непременно будет?

Финлей открыл рот, чтобы ответить, но вместо этого просто поцеловал Фиону. Всегда можно найти способ заставить логику замолчать и тем самым победить в споре…

Маргарет зевнула и поудобнее устроилась в кресле.

Жаль, конечно, что музыканты больше не играют, но время действительно позднее и почти все, участвовавшие в празднестве, уже отправились спать, так что пещера, от которой отходило с полдюжины туннелей, совсем опустела. В большинстве семейств были маленькие дети, а старики — джабир Уилф и его приятель Генри — ушли уже давно. Фиона тоже удалилась к себе, чтобы отдохнуть.

Прежде чем Маргарет успела отказаться, Патрик перегнулся через стол и снова наполнил ее кубок подслащенным горячим вином. Патрик — хороший паренек, хоть иногда бывает слишком энергичным и нетерпеливым. Он работал — и думал — со скоростью, вызывавшей у других изнеможение. Его длинные прямые светлые волосы никогда не бывали достаточно коротко подстрижены и при каждом движении падали ему на глаза. Может быть, больше, чем кому-то еще, Маргарет была обязана Патрику тем, что стала чувствовать себя как дома в этом странном месте, в окружении колдунов и их семейств. У него всегда находилось время, чтобы все ей объяснить, помочь понять, что же собой представляет Анклав. Однако, несмотря ни на что, не проходило дня, чтобы Маргарет не мечтала о возвращении в Данлорн.

— Знаешь, — тихо, чтобы не потревожить малышку, которая спала у него на руках, сказал Финлей, — я не уверен, что когда-нибудь привыкну к тому, чтобы быть отцом.

— То же самое говорил твой батюшка, — улыбнулась Маргарет.

— Правда? — Финлей поднял на нее глаза. — Когда?

— Обычно когда вы с братом затевали очередную потасовку.

— Ох… — Финлей усмехнулся и опустил голову.

— Хотела бы я, чтобы Роберт обзавелся такой же счастливой семьей, как и ты, — продолжала Маргарет. — Это могло бы изменить всю его жизнь.

Финлей кивнул, но не осмелился взглянуть на мать.

— Для этого еще есть время, матушка. Ему всего тридцать пять.

— А мне почти пятьдесят два, Финлей, — рассмеялась Маргарет. — И мне хотелось бы увидеть его детей своими глазами. Наверное, никаких новостей больше не было с тех пор, как пришло последнее известие от Мердока?

Когда Финлей ничего не ответил, заговорил, поднимаясь на ноги, Патрик:

— Нет, ничего больше.

— Но ведь прошло почти семь месяцев. Чем может Роберт быть так занят, чтобы даже не прислать весточки о том, что он жив? Достаточно уже и того, что пять лет его не было в Люсаре…

— Будь благодарна за то, матушка, — прервал ее Финлей, — что нам известно: он вернулся. Если бы не Мердок, мы бы вообще ничего не знали.

— Но нам по-прежнему ничего не известно о том, что Роберт затевает, — сказал Патрик.

— А он затевает? — пробормотал Финлей; его внимание было целиком поглощено дочерью.

— За эти пять лет Роберт переодетым пробирался в Марсэй не один раз и передавал нам известия через Мердока. Как я понимаю, он не может теперь явиться в Анклав, когда пожелает, но зачем так рисковать, проделывая весь путь до столицы? Для него нет места опаснее. И если он ничего не затевает, зачем нужно, чтобы архидьякон Годфри шпионил для него при дворе?

— Что толку гадать? — проворчал Финлей.

— А как насчет пророчества?

Эти слова заставили Финлея поднять глаза. Его темные волосы были короче, чем у Патрика, но тоже падали на глаза. Старый шрам на щеке в свете свечи не был заметен.

— Видишь ли, с тех пор как Роберт ранил его в Элайте, ничего не слышно об Ангеле Тьмы. Пока он снова не объявится, Роберт может не обращать внимания на пророчество. Да и зачем ему это нужно? Пророчество и так уже многое разрушило в его жизни.

— Но…

— Если Роберт тайно путешествует по Люсаре, он лучше, чем мы здесь, может судить о том, какова опасность. Ты знаешь не хуже меня, что, если бы нам что-то грозило, Роберт явился бы в Анклав, не посмотрев на то, что его отсюда изгнали. Так что, Патрик, наслаждайся покоем. Откуда нам знать, долго ли он продлится?

Патрик откинулся на спинку скамьи и отхлебнул вина.

— Конечно, недолго.

— Недолго… — Финлей покачал головой и снова взглянул на малышку. Маргарет, наблюдавшая за ним, подумала, что в этот момент он выглядел ужасно уязвимым и одиноким. Она сделала движение в его сторону, но тут Финлей поднял глаза и улыбнулся. — Только знаешь, матушка, я ведь и раньше говорил тебе, что не следует тревожиться о Роберте. Он уже большой мальчик и вполне может о себе позаботиться.

Маргарет повернулась к Патрику:

— Удивительное дело: Финлей, пока был мальчишкой, никогда меня не слушался, а теперь, став взрослым, похоже, ожидает от меня полного повиновения. Как вы думаете: я в этом виновата или тут есть что-то странное?

Патрик со смехом встал со скамьи.

— Вы не виноваты, леди Маргарет. У Финлея много странностей. Я отправляюсь спать. Доброй ночи всем.

Направившись к двери, Финлей споткнулся и ударился о стену. Подавив стон, он заставил свои сонные глаза открыться немного шире, чтобы не наткнуться еще и на Хелен, бегавшую по гостиной.

— Я есть хочу, папа! Есть, есть, есть!

— Да, я понял. Только не кричи и пусти меня к очагу.

— Давай я помогу, папа!

Хелен распирала энергия, которой Финлей мог только позавидовать. Его мозг, казалось, превратился в студень, а руки и ноги отказывались шевелиться. Сколько ему удалось поспать? Часа два или три? Вот уже две недели каждую ночь повторялось одно и то же. Малышка Бронвин не желала засыпать, и им с Фионой с трудом удавалось ее укачать.

Финлей вынул из буфета тарелки и вручил Хелен. Девочка с полным сознанием важности порученного дела отнесла их на стол и принялась расставлять так, как это делала ее мать. Финлей нарезал хлеб и сыр, налил дочери молока, усадил ее за стол и велел сидеть смирно. Потом, поставив тарелки на поднос, он вернулся в спальню.

Фиона сидела рядом с колыбелью, укачивая малышку. Когда Финлей поставил поднос ей на колени, она улыбнулась мужу.

— Не соскучишься, верно? — прошептал он. Громкий стук в наружную дверь заставил его подпрыгнуть. Он с опаской взглянул на дочь, но все обошлось: девочка не проснулась.