Каждую неделю Кейт получала от Джо по несколько писем. Она жадно читала их, стараясь побольше узнать о том, как ему живется и как воюется, однако о себе Джо писал очень скупо. Ей было известно только, что его звено участвует в боевых вылетах наравне с другими подразделениями Королевских ВВС. Кейт каждый день слушала новости и знала, что это очень опасно, но утешалась мыслью, что, раз письма приходят, значит, Джо жив. Однако в промежутках между ними она жила в постоянном страхе, боясь, что однажды откроет газет) и прочтет, что его самолет сбит, а сам он погиб или попал в плен. В том, что газеты сообщат об этом, Кейт не сомневалась — благодаря своей дружбе с Чарльзом Линдбергом Джо был достаточно знаменит.

Впрочем, в восемнадцать лет так хочется надеяться на лучшее! Порой Кейт казалось, что ее страхи совершенно беспочвенны. Судя по письмам, Джо был здоров и настроен достаточно оптимистично. Единственное, на что он позволял себе жаловаться, это на холод, от которого успел отвыкнуть за время жизни в Калифорнии, а также на низкое качество продуктов, которые выдавались в пайке. То, что вместо сахара давали сахарин, его не особенно трогало, но без кофе он очень страдал. Англия и до войны была страной чая, кофе здесь пили мало, а с началом блокады он и вовсе пропал — вместо него Джо получал в пайке какой-то странный желудевый напиток.

Когда наступила весна, Джо написал Кейт, что в Англии везде цветут сады и что даже у самых бедных фермеров есть перед домом небольшой очаровательный садик. Однако и в этом письме он ни словом не обмолвился о своих чувствах к ней…

В июне Энди закончил курс в Гарвардском колледже. Последний год он занимался по ускоренной программе, дававшей ему возможность досрочно закончить обучение и поступить в Гарвардскую школу права. Кейт, сдав экзамены за первый год, побывала у него на выпускных торжествах, а затем начала работать в одном из госпиталей Красного Креста. В первое время она только заново скатывала выстиранные бинты и упаковывала посылки для отправки в Европу, однако уже через неделю ей стали поручать измерение температуры и раздачу лекарств больным и раненым. Эта работа, требовавшая внимания и известной аккуратности, была достаточно утомительной и не особенно интересной, однако Кейт не роптала. Она понимала, что даже самая скромная лепта, положенная ею на алтарь войны, может приблизить победу и — главное! — долгожданную встречу с Джо.

А между тем победа была еще очень и очень далеко. Напротив, вести, приходившие из Европы и с Тихого океана, с каждым днем становились все тревожнее. В ближайшем окружении Кейт тоже не обошлось без трагедий. Две ее соседки по общежитию потеряли братьев, служивших матросами на кораблях, потопленных немецкими подводными лодками, а одна из пяти девушек, вышедших замуж в рождественские каникулы, овдовела и уехала домой. Кроме того, погибло несколько юношей из числа студентов-гарвардцев, и на главном корпусе университета были вывешены национальные флаги с траурными муаровыми лентами на древках.

Все это очень сильно подействовало на Кейт. Она старалась как можно меньше думать о тех, кто, быть может, в эти самые минуты расставался с жизнью под вражеским огнем, однако тревожные взгляды и печальные лица, на которые она натыкалась буквально повсюду, ни на минуту не давали ей забыть об опасности, грозившей Джо. Одной мысли о телеграмме на стандартном бланке военного министерства было достаточно, чтобы ее сердце начинало болезненно сжиматься от страха и тоски.

Энди тоже собирался поработать это лето в каком-нибудь военном госпитале: он утверждал, что только так сможет успокоить свою совесть, которая по-прежнему не давала ему покоя. И действительно, вскоре он поступил в один из госпиталей для тяжелораненых, и теперь они с Кейт подолгу обменивались по телефону впечатлениями от разговоров с солдатами, побывавшими в самом пекле. Большинство раненых, с которыми им приходилось иметь дело, прибывали из Европы: те, кто сражался на Тихом океане, оседали, как правило, в госпиталях и больницах Западного побережья. Однако Кейт была уверена, что особой разницы между ними нет. Хирургические отделения были полны безрукими, безногими, безглазыми, обгоревшими, нашпигованными осколками людьми, каждый из которых бесконечно страдал вне зависимости от того, где ему суждено было попасть под бомбежку или наступить на противопехотную мину. В госпитале, в котором работала Кейт, таких случаев было сравнительно мало, но Энди сталкивался с ними постоянно. Именно он по секрету рассказал Кейт, что в их госпитале есть целое отделение для тех, кто, не выдержав ужасов войны, полностью утратил рассудок и был признан неизлечимым. Кейт даже думать об этом было страшно, но она понимала, что в ближайшее время ситуация может только ухудшиться.

Проработав в госпитале Красного Креста два с половиной месяца, Кейт отправилась с родителями на мыс Код, чтобы провести там последние две недели лета. Дачный поселок, который она помнила с детства, показался ей одним из немногих мест, где все осталось как прежде. Единственная разница заключалась в том, что юноши, с которыми она вместе росла, ушли на войну, зато все девушки за небольшим исключением были здесь, и Кейт радовалась знакомым лицам, напоминавшим ей о мирной жизни.

На День труда их соседи снова устроили барбекю на побережье. Кейт не слишком хотелось идти, но эта традиция тоже была частью прошлой жизни, и она решила, что должна поддержать ее, хотя на сердце у нее было тяжело. С тех пор, когда она получила последнее письмо Джо, прошла почти неделя, и Кейт начинала волноваться, хотя особых оснований для этого у нее не было. Она порой подолгу не получала от него писем, а потом они приходили целыми пачками. Кейт даже боялась, что Джо может погибнуть, а она еще долго будет получать его письма.

В последний раз они виделись больше девяти месяцев назад, а казалось — прошла целая вечность. И, стоя у костра на берегу, Кейт не могла не думать о нем, не вспоминать прошлогоднее барбекю, когда она встретилась с Джо во второй раз в жизни. Собственно, в этот день и начался их странный роман — роман в письмах, — который продолжался почти до декабря, когда Кейт пригласила его на День благодарения.

Как же давно это было — и как недавно! Во всяком случае, Кейт до сих пор отчетливо помнила каждое его слово, каждый взгляд, каждый жест. Неужели она больше никогда его не увидит?..

Так она стояла, погруженная в глубокую задумчивость, когда вдруг услышала за спиной знакомый голос:

— Не понимаю, почему ты каждый раз их пережариваешь!

— А? Что?!

Кейт растерянно поглядела на шампур, на котором она жарила корневища алтея, потом быстро обернулась. Джо стоял позади нее и улыбался. Он похудел, лицо его осунулось и каралось более бледным, чем всегда, но улыбка осталась прежней, и Кейт, выронив обуглившийся прутик, повисла у него на шее.

— Господи, это ты?.. Это и вправду ты?!. — бессвязно бормотала она.

Появление Джо было столь неожиданным, что Кейт совершенно растерялась. Что он здесь делает? Почему он не в Англии? Почему… Она выпустила Джо и попятилась, чтобы видеть его целиком. Слава богу, руки и ноги у него на месте, он даже не ранен!

— Как… как ты сюда попал? — пролепетала Кейт.

— Прилетел. Мне дали две недели отпуска за геройское поведение. — Он усмехнулся. — Должно быть, я выполнил свою норму по сбитым немцам, и командование решило ненадолго отпустить меня к тебе. Во вторник мне надо отметиться в военном министерстве, после чего я буду совершенно свободен. — Он внимательно оглядел ее с ног до головы. — Как ты тут без меня? Выглядишь ты, во всяком случае, неплохо.

Кейт действительно сияла от переполнявшей ее радости. Джо здесь, с ней, он не убит, не ранен… Она не знала, как благодарить господа за то, что он был милостив к ее любимому!..

Кейт снова шагнула вперед и прильнула к груди Джо. Он ладил ее по волосам, целовал лоб, щеки, губы, плотно закрытые глаза. О том, что их могут увидеть, ни один из них в эти минуты не думал — они были слишком счастливы, чтобы обращать внимание на такие пустяки.