С внезапным сожалением Кейт подумала, что Джо совсем не похож на Энди. Он чувствовал себя неловко среди людей, был до беспамятства влюблен в свои самолеты и отнюдь не стремился к семейной жизни. То, что она влюбилась в такого человека, как Джо, было удивительно и самой Кейт. И не только влюбилась, но и ждала от него ребенка, хотя сама всегда осуждала добрачные связи. Волей-неволей приходилось признать, что в последнее время круто изменилась не только ее жизнь, но и ее взгляды, ее мировоззрение. Но Кейт нисколько об этом не жалела. Ее наградой была сумасшедшая, непонятная любовь — и ребенок, который медленно подрастал в ее чреве…

В последующие недели состояние Кейт немного улучшилось. Утренняя рвота прекратилась, Кейт стала набирать вес, а главное, она чувствовала себя гораздо бодрее и уже не хотела постоянно спать. Ей удалось с успехом защитить несколько письменных работ, и Кейт почти поверила, что в конце концов с учебой все обойдется. Кроме того, в один поистине прекрасный день она получила от Джо сразу три письма, что ее несказанно обрадовало, так как перед этим письма долго не приходили. Виновата в этом была, скорее всего, военная цензура, просматривавшая все письма, чтобы никто из военнослужащих нечаянно не выдал какой-нибудь тайны. Кейт приходилось видеть письма с фронта, на которых живого места не было — они были сплошь исчерканы черной тушью или какой-то специальной краской, и только к письмам Джо это не относилось. Он никогда не писал ей ничего, что касалось боевых действий, а рассказывал в основном о природе, о людях, с которыми встретился, и — изредка — о своих чувствах к ней.

В один из последних мартовских уик-эндов Кейт не поехала домой, а отправилась с подругами в кино. В зале она неожиданно увидела Энди, который явился туда с высокой блондинкой, которая училась на одном курсе с Кейт. Блондинку звали Мирабель; она перевелась в Рэдклифф из Уэллсли совсем недавно, но успела прославиться потрясающей фигурой, длинными ногами и ослепительной улыбкой. Поговаривали, что из Уэллсли ее выставили за связь сразу с двумя преподавателями, поэтому, когда Мирабель отвернулась, чтобы надеть свой кардиган, Кейт состроила Энди смешную гримасу, а он в ответ показал ей язык.

После фильма Кейт и ее подруги сели на велосипеды и отправились в общежитие. Для передвижений по студенческому городку велосипед был очень удобен, и Кейт продолжала пользоваться им. Ей и в голову не приходило, как это опасно, а подсказать было некому.

Они уже подъезжали к своему корпусу, когда из-за угла вдруг вывернулся какой-то парень на мотоцикле. С пронзительным воплем он врезался в самую гущу девушек и с такой силой ударил передним колесом велосипед Кейт, что она пролетела несколько футов по воздуху и только потом рухнула на мостовую, ударившись об асфальт бедром и виском.

Кейт сразу потеряла сознание и пришла в себя, только когда другие девушки бросились ее поднимать. Перед глазами у нее все качалось и плыло, но Кейт «все-таки встала на ноги, опираясь на плечи подруг. Совсем рядом она увидела растяпу-мотоциклиста: неловко пригибаясь, он с трудом уворачивался от двух девушек, которые с криками ярости лупили его портфелями по голове. Парень был пьян, от каждого удара он шатался и чуть не падал.

Понемногу Кейт пришла в себя. Кроме головы и бедра, она сильно ушибла руку, но, насколько она могла судить, все кости были целы. И единственное, о чем Кейт могла думать, пока подруги, бережно поддерживая под руки, вели ее в общежитие, это о ребенке. Она никому ничего не сказала, но, оказавшись у себя, сразу легла и попросила Алисию, свою соседку по комнате, принести ей из аптеки лед.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Диана — ее другая соседка. — Все-таки эти ваши северные джентльмены — совсем не джентльмены.

Она была родом из Луизианы и говорила с тягучим южным акцентом, который Кейт всегда казался очень милым.

— Ты права, — ответила Кейт и улыбнулась, хотя и говорить, и даже улыбаться ей было очень тяжело.

Тем временем Алисия принесла лед, и Кейт приложила холодные компрессы к голове и бедру. Однако вовсе не эти ушибы беспокоили ее: вот уже несколько минут Кейт ощущала в животе что-то вроде колик. Она даже подумывала о том, чтобы обратиться в медпункт, но он находился на другом конце студенческого городка, а Кейт не была уверена, что сумеет добраться туда без посторонней помощи. К тому же она все еще не была готова доверить кому-нибудь свою тайну. «Пожалуй, — решила Кейт, — лучше всего будет остаться в постели. Быть может, ничего страшного не произошло, и завтра мне уже будет лучше».

— Если тебе что-то понадобится, позови меня, — сказала Диана. — Я буду внизу.

Она спустилась на первый этаж, чтобы выкурить сигаретку со своим приятелем — студентом Массачусетского технологического, который приехал навестить ее этим воскресным вечером. Когда примерно час спустя она вернулась, чтобы проведать Кейт, та спала, и Диана, успокоенная, снова ушла.

Кейт проснулась в четыре утра от резкой боли в животе. Стараясь найти положение поудобнее, она повернулась на спину и вдруг с ужасом обнаружила, что и одеяло, и простыня мокры от крови. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Диану и Алисию, Кейт скатилась с кровати и буквально на четвереньках поползла в ванную. В комнате было темно, и Кейт почти ничего не видела, однако она не сомневалась, что за ней тянется по полу широкий кровавый след. Ушибленные бедро и рука немилосердно болели, но сильнее всего была острая боль в животе, словно кто-то напихал туда битого стекла.

Оказавшись в ванной комнате, Кейт с трудом распрямилась и, плотно закрыв за собой дверь, включила свет. В большом зеркале на стене она сразу увидела, что ее ноги и ночная рубашка от талии и ниже сплошь залиты кровью. Зрелище было жуткое, но Кейт испугалась не этого — она поняла, что теряет ребенка Джо.

Позвать на помощь она не решилась, боясь, что, если администрация колледжа пронюхает, в чем дело, ее вышибут с треском, да еще, быть может, сообщат родителям. Кейт всеми силами стремилась избежать скандала, но что делать, она не знала. Впрочем, ей было не до размышлений: боль, которая разбудила ее, стала вдруг еще сильнее, а начавшиеся судороги заставили Кейт согнуться чуть не пополам. Чтобы не закричать, она зажала зубами свернутое жгутом полотенце, и все равно время от времени с ее губ срывался глухой, мучительный стон.

Кейт не знала, сколько прошло времени, но внезапно дверь в ванную распахнулась, и на пороге возникла Диана.

Увидев залитый кровью пол и скрючившуюся возле унитаза Кейт, она ахнула.

— Боже мой, Кейт, что с тобой?! — воскликнула она.

Кейт была похожа на жертву вооруженного топором маньяка, и первым побуждением Дианы было немедленно вызвать «Скорую помощь». Но когда она сказала об этом Кейт, та умоляюще взглянула на нее.

— Пожалуйста, Ди, не надо… Я не могу…

Она не договорила, но Диана вдруг догадалась, в чем дело.

— Ты что, беременна? — спросила она строго. — Скажи мне правду, Кейт, это очень важно!

— Да… — призналась Кейт.

Озабоченно покачав головой, Диана помогла ей улечься на расстеленные по полу полотенца и банные простыни.

— Давно? — спросила она.

— Уже три месяца… — простонала Кейт.

— Вот черт! — воскликнула Диана. — Однажды я сделала аборт, и мой папаша едва меня не убил. Мне было семнадцать, и я боялась признаться родителям. Подруга нашла мне подпольного врача, а этот гад едва меня не зарезал. Я хорошо помню — мне было почти так же худо, как тебе. Бедняжка…

Диана положила на лоб Кейт смоченное холодной водой полотенце, а входную дверь заперла, чтобы никто не застал их с поличным. Однако минуты шли, а кровотечение оставалось все таким же обильным, и Диана начала бояться, что, если они не обратятся к врачу, это будет стоить Кейт жизни.

К счастью, еще через несколько минут кровотечение ослабело, зато боли, которые испытывала Кейт, стали сильнее, хотя казалось, что сильнее некуда. От каждого приступа она корчилась, как от удара током, и с такой силой сжимала пальцы Дианы, что у той хрустели кости. Кейт не знала, что именно с ней происходит в данную минуту, но ей было абсолютно ясно: нет ни одного шанса, что плод выживет после такой потери крови.