Римский сенатор Марк Порций Катон, о чем бы ему ни приходилось высказывать свое мнение в сенате, неизменно прибавлял: «Ceterum censeo Carthaginem delendam esse», – что значит: «А кроме того, я утверждаю, что Карфаген должен быть разрушен».

Директива американского Объединенного комитета военного планирования № 432/д от 14 декабря 1945 г. намечала первым же ударом сбросить 22 атомные бомбы на 20 советских городов и на Транссибирскую магистраль. Вот эти города: Москва, Ленинград, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов, Казань, Баку, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Пермь, Тбилиси, Новокузнецк, Грозный, Иркутск, Ярославль.

Американцы уже знали о существовании лучевой болезни, о долговременных последствиях заражения воды и почвы. Приведи они в действие Директиву № 432\д – и Россия перестала бы существовать, сделалась бы непригодной для человеческого существования на сотни лет. И в США это прекрасно знали. Значит, именно это и планировали? Не просто военное поражение, а полное уничтожение России? Именно уничтожение – без малейшей возможности воспользоваться имуществом разгромленного врага или богатствами его земли.

Рвани в России двадцать две Хиросимы – и жизнь в стране стала бы невозможна. Города лежали бы зараженными, по ним и ходить-то можно было бы только в прорезиненном костюме, с дезактиватором. На большей части территории и разрабатывать недра стало бы весьма опасно, даже невозможно. Использовать продукцию сельского хозяйства тоже оказалось бы нельзя. И переселяться в Россию – означало бы самоубийство и генетическую погибель детей и внуков.

Получается, США устраивало такое окончательное решение русского и российского вопросов?

Директива, к счастью, осталась нереализованной. Вследствие независящих от США причин – отсутствия технической возможности произвести значимое количество бомб и высокой боеготовности и опыта Советских войск ПВО и ВВС. Кроме того, СССР в 1947 г. весьма наглядно продемонстрировал отсутствие монополии США на ядерное оружие.

Но римляне, в своё время, уничтожили своего биосферного конкурента именно экологическим путём. После Третьей Пунической войны римляне в 146 г. до н.э. до основания разрушили Карфаген и создали на его территории провинцию Африка. Место, где стоял Карфаген и поля далеко вокруг они засыпали солью. В точности, как это делали шумеры и вавилоняне со своими врагами.

Какие колоссальные ценности оказались потеряны для мира – можно только гадать.

Присоединяя новые провинции, римляне, как это заведено, грабили их, одновременно устанавливая жесткую систему налогообложения. Римские сенаторы брали на откуп сбор налогов в провинциях, которые нищали. Жители присоединенных территорий не являлись полноценными гражданами Рима. Но у них был выход – вербоваться в легионы и по выслуге лет получать гражданство империи.

В эпоху поздней античности, домината (284–476 гг.), римская армия состояла из наемников. Она и по своей земле шла, как по чужой. Императоры, начиная с Диоклетиана (284–305 гг.), вынуждены были постоянно повышать налоги. В последнем столетии Империи стоимость денег настолько уменьшилась, что налоги стали собирать натурой. От земледельцев требовали в том числе отрабатывать на строительстве дорог и мостов.

Нажим на провинции довел людей до такого состояния, что они были готовы массово бежать куда угодно – верный признак неблагополучия.

В III в. н.э. римские власти вынуждены были запретить крестьянам и ремесленникам менять род занятий и даже вербоваться в солдаты – классическое крепостное право. Для реализации этого запрета крестьяне несли круговую поруку: за сбежавшего отвечал десяток дворов, за десяток – вся деревня. В результате налоги взимались и все время исправно повышались.

Социальные вопросы Римской империи настолько хорошо исследованы и проанализированы практически всеми политическими и экономическими школами, что не требуют здесь обсуждения. Нам важнее другое – позволяла ли империя благоприятно развиваться своим гражданам в их среде обитания, охраняла ли она их самих и оптимальную биосферу. На все эти вопросы – не нами, а историческими хрониками и документами – даны однозначные ответы.

В большинстве провинций началась деградация среды обитания: исчезали ценные виды животных, уменьшалась площадь лесов, мелели реки, истощались полезные ископаемые.

В Иберии (Испании) исчез носорог-эласмотерий, прообраз единорога. На всем юге Европы исчезли европейские туры. В Италии стало трудно найти строевой лес – в V в. вандалы с большим трудом отыскали нужное число бревен для своего флота.

У греков в VI–V вв. до н.э., у финикийцев в IX–VII вв. до н.э. не было проблем с ковкой холодным способом самородной меди: она попадалась везде. Ко II–III вв. до н.э. самородная медь почти исчезла. Золота было столько, что даже небогатые люди в VI–V вв. до н.э. могли носить золотые украшения.

Вошло в легенды богатство Креза, царя малоазиатской страны Лидии… Столица Лидии, Сарды, стояла на реке Пактол. В VII в. до н.э. россыпи здесь были так богаты, что торговцы могли намывать на отмелях нужное для покупки товара золото. Потому в 687-м или в 685 г. до н.э. царь Гигес, прадед Креза, начал чеканить первые в мире монеты – золотые «хлебцы» одинакового веса.

Ко времени самого Креза, жившего в 595–546 гг. до н.э., монеты с его профилем, «крезеиды», чеканили уже из золотого песка, находимого в стороне от города. Спустя два века золотоносные пески иссякли, приходилось разрабатывать рудное золото. А к I в. н.э. в Малой Азии золото было выработано. На другом конце Империи, в реках Иберии, также не осталось золотоносных песков.

Сами методы разработки полезных ископаемых «впечатлили» даже римского наместника в Испании Гая Плиния Секунда Старшего (I в. н.э.). Золото добывали обрушением небольших гор. Выше золотоносной горы устраивали водохранилище, в горе пробивали сеть продольных и поперечных штолен, а затем рушили перемычки. Плиний сам видел, как «раскалывающиеся каменные массы падают в глубину с грохотом, который превосходит все человеческие представления, и с невероятно сильной воздушной волной», как люди с криками бегут из штолен. На обрушенную массу спускали все водохранилище разом, причем при раскрытии плотин тоже гибли люди. Затем внизу, в долине, промывали золотоносную грязь. Процедуру повторяли до полного исчезновения горы60.

Свинец, железо, медь – вся металлургия Рима работала на «возобновляемом энергоресурсе» – лесе. Лес с тех пор так и не восстановился. И не восстановится, поскольку «возобновляемым» является только при весьма ограниченных условиях природопользования. Сводя весь лес, практически сразу теряют почвы и воды. Пустынные высохшие, переносимые ветром грунты уже не позволят восстановить на них былое природное богатство потерянной экосистемы.

Зато, как показали исследования и расчеты, Римская империя отметилась в веках, как крупнейший загрязнитель биосферы.

«…бурение ледникового щита Гренландии, те его слои, что отложились за века расцвета металлургии в древнем Средиземноморье, сильно обогащены свинцом: в Гренландии осело около 400 т свинца, причем максимум пришелся на время расцвета Римской империи. А ведь от Испании до Гренландии – 4 000 км!

Полагая, что в атмосферу уходило 5 % добытого свинца, и используя математические модели рассеяния пыли, можно оценить добычу свинца. Оказывается, в годы максимума она достигала огромной величины 80 000 т в год. Испания должна была прямо-таки задыхаться в свинцовой пыли. Из свинца по всей Римской империи делали листовые кровли, водопроводные трубы, ядра для пращей, таблички для письма, украшения, посуду, косметику и даже подслащали кушанья ядовитым „свинцовым сахаром“. Массовое отравление свинцом считают одной из причин падения западно- римского мира»61.