Нищающая биосферными ресурсами Империя разваливалась по трем политико-экологическим причинам.

Во-первых, населению было очевидно, что привычная и комфортная среда обитания уничтожается из- за жадности, ограниченности и равнодушия имперской власти. Центральная власть брала все, что могла.

В эпоху домината неизвестны указы императоров, запрещавшие потравы, вырубки лесов или хищническую охоту. Вот про введение новых налогов указов много. Все они грозят казнями и пытками за неисполнение.

Имперский налоговый гнет вел к разорению провинций и деградации местных ландшафтов – продовольственной и промышленной базы населения.

Местные власти вводили более щадящий режим налогов – им не нужно было столько легионов, и они могли опираться на местное ополчение, на армию «своих» добровольцев. К тому же они разделяли и хозяйственное, и сентиментальное отношение народа к родным ландшафтам, и готовы были заботиться об окружающей среде.

Фактически это был классический биосферный конфликт между метрополией и провинцией, осознаваемый обеими сторонами.

Во-вторых, со своими противниками, в том числе и в гражданских войнах, Римская империя вела классические биосферные войны.

В-третьих, варварские правители брали меньше налогов, чем Римская власть. Ведь у них было народное ополчение! А завоеванным римлянам они не доверяли, и старались не давать им оружия.

В 459 г. один из последних императоров Римской империи, Майориан, создал новую провинцию Суассон со столицами в Суассоне и в Лютеции-Паризии. Не успела провинция возникнуть, как утратила связь с Римом: все регионы между северной Галлией и Римом оказались захвачены германцами.

Галло-римский предводитель Сиагрий, во-первых, в полтора раза понижает налоги. Во-вторых, обязывает служить в ополчении всех, кто может купить меч. В 464–486 гг. Суассонское королевство успешно воевало с германскими племенами. В 486 г. потерпели поражение от франков римляне. Теперь Суассонским королевством правили короли франков: Хлодвиг, Теодорих, Хлодомир и Хлотарь. Галлы при них в ополчении не служили, только франки.

И они налогов не повышали. Франки приказывают осенью, после сбора урожая, снимать все ограды между полями: и домашний скот, и дикие животные пасутся на сжатых полях. Они (хоть и христиане) запрещают убивать сов и ястребов – здесь и требования древней языческой религии, и явный экологический смысл: охранять птиц, истребляющих грызунов, охотников за урожаем.

В Испании вестготы запретили охотиться на ланей. Местные иберийские племена, предки испанцев, не мешали римлянам охотиться на ланей, но сохранились легенды о белой лани, которая появлялась то у одного из римских консулов, то у повстанца Вириата, как знак благоволения богов. Решения вестготов, которые стремились быть местными королями Иберии, были симпатичнее для иберов, а решения франков – для галлов.

Такие меры были понятны и популярны у местного населения. О лояльности Римской империи ее бывших подданных не могло быть и речи. Империя являлась угрозой их среде обитания. Вместо того, что бы обеспечить безопасность, равные конкурентные возможности всем жителям империи, общие налоги и традиции и быть нужной своим гражданам, империя превратилась в главного врага для практически всех жителей провинций, угроз их существованию, их среде обитания. Приход варваров рассматривался основной массой жителей провинции как избавление от гнета.

Таким образом, отказ центральной власти решать политико-экологические проблемы, принимать во внимание местные особенности и традиции, политика налогового разорения провинций усиливала сепаратизм, понуждала местных жителей быть в лучшем случае равнодушными к судьбе Римской империи, стремится к отделению от нее.

Подводя черту в вопросе политико-экологической катастрофе Римской империи, резюмируем.

Римская империя существовала с VIII в. до н.э. по V в. н.э. Датой основания Города римляне считали 21 апреля 753 г. до н.э. В этот день, по легенде, Ромул провел борозду плугом вокруг Палатинского холма. Время римляне считали Аb Urbe соndita – от основания Города. Считается, что пала Римская империя в 476 г.

Первые биосферные проблемы возникли уже в I в. до н.э. Они и породили активнейшую внешнюю экспансию и гражданские войны в самом Риме. Внешняя экспансия и ограбление колоний на какое-то время сняли социальное напряжение в метрополии, связанное с деградацией биосферы.

III в. н.э. – новый виток биосферных бед. Одновременно это и время распада политической системы принципата и формирования новой – домината, время становления качественно новой идеологии христианства. Политический кризис был внешним выражением внутриимперской борьбы за биосферный ресурс. Проблема вновь решалась внешней экспансией и выходила на второй виток. Уже не за счет новых завоеваний, а за счет все более возрастающей эксплуатации провинций.

В результате к началу V в. был достигнут максимум биосферного напряжения и в метрополии и в провинциях. Империя начала рушиться, хотя и обладала гигантской для древнего мира «массой покоя» – социальной, политической и биосферной инерцией.

С этого времени – и до падения Западной Римской империи, и после – население на имперских землях все уменьшается.

Варварские завоевания понизили планку уровня жизни и создали более щадящий режим природопользования. Политико-экологический конфликт угас. Возможности биосферы и потребности населения пришли в равновесное состояние. Оскудела природа, снизилось биоразнообразие, человек утратил ряд передовых технологий и существенно, лавинообразно сократил свои потребности. Конечно не по своей воле.

Политико-экологический конфликт, заложенный в основе гигантского потребления Римской метрополией биосферных богатств, пришел к закономерному концу: леса утрачены, реки и озера обмелели, почвы деградировали, полезные ископаемые выбраны, люди голодны и унижены. Римская цивилизация рухнула, став частью истории новообразованных государств и союзов на ее территории.

Экологическое законодательство и экологическая дипломатия развивались только в сфере городского хозяйства: то есть применительно к самому антропогенному из всех антропогенных ландшафтов. К тому, в котором человек обитал постоянно и на который влиял сильнее, чем на любой другой, куда стекались потоки вещества и энергии из остальных антропогенных ландшафтов.

Сотни тысяч лет люди жили в природных ландшафтах, лес или степь начиналась сразу за порогом их дома.

Бродячий охотник легко бросает где попало любую старую вещь, любые объедки. Сегодня он здесь, но сам не знает, где будет завтра. Существуют целые народы бродячих охотников, дожившие до наших дней. Они есть и в Сибири, и их почти невозможно приучить не мусорить там, где они живут. Когда советская власть пыталась обустроить их в современных поселках, они загаживали дома так, что просто делалось страшно. Они не имели ни малейшего представления о санитарии и гигиене, им вовсе не было уютнее там, где не воняет и не валяется ничего гниющего.

В 1960-е годы супруги Бинфорд провели интересный эксперимент: они вели раскопки селений эскимосов и индейцев, в которых жили еще в начале XX в. Можно было попробовать реконструировать жизнь в этих поселках, а потом спросить стариков – правильно ли поняли. Супруги хотели выяснить, какими возможностями реконструкции располагает археология.

Иногда они судили обо всем правильно, но гораздо чаще ошибались. Например, никак не могли объяснить причину, по которой забрасывался тот или другой поселок. Бинфорды искали какие-то грандиозные причины: нападения врагов, уход диких животных в другое место, болезни, голод…

– Все проще! – смеялись старики. – Место очень загадили, воняло так, что трудно стало жить. Вот мы и перенесли поселок во-он туда… Совсем рядом, но место было чистым.

А спустя несколько лет приходилось опять переселяться.

Охотники имели возможность расселяться. Они жили в среде, которую загадить невозможно, и было их мало, очень мало. Ученые называют разные цифры, но к концу Великого Оледенения, 10–11 тысяч лет назад, на всей Земле жило от одного до трех миллионов людей.