Белл заворочалась, и Джон немедленно придвинулся к ней.

— Перестань, — простонала она.

— Что перестать, любимая?

— Перестань!

Склонившись, он осторожно взял Белл за плечи.

— Тебе снится дурной сон.

Боже милостивый, как больно ему было видеть Белл в таком состоянии! Ее щеки лихорадочно пылали, а простыни стали влажными от пота. Он попытался отвести волосы со лба Белл, но она оттолкнула его руку. Джон пожалел, что не умеет обращаться со шпильками и волосами. Ей было бы гораздо удобнее, если бы густые пряди не лезли в глаза.

— Огонь, — простонала Белл.

— Здесь нет огня, кроме как в камине.

— Слишком жарко.

Джон торопливо выжал полотенце.

— Нет, нет, перестань! — Белл вдруг с криком села на постели.

— Ложись, дорогая.

Джон начал вытирать пот с ее тела, надеясь, что ей станет прохладнее.

Широко открыв глаза, Белл смотрела на него невидящим взглядом.

— Нет, перестань! — вскрикнула она, отбрасывая его руки. — Не трогай меня! Слишком горячо.

— Я только хотел…

— Что, черт возьми, здесь происходит? — в комнату ворвалась Кэролайн.

— Она бредит, — объяснил Джон, накрывая Белл одеялом.

— Но она так кричала…

— Говорю вам, у нее начался бред, — повторил Джон, пытаясь удержать бьющееся тело Белл. — Есть ли в доме лауданум? Надо успокоить ее. — Он вздохнул, вдруг вспомнив, что разговаривает с тещей. — Прошу прощения, леди Уорт, я только…

Она прервала его.

— Понимаю. Я поищу лауданум.

Белл начала яростно отбиваться, лихорадка удвоила ее силы. Конечно, она не могла быть соперницей Джону, мускулы которого закалили долгие годы воинской службы.

— Проснись же, черт побери! — вскрикнул он. — Если ты очнешься, огонь исчезнет!

Но Белл молча продолжала ожесточенно отбиваться от него.

Джон не отступал.

— Белл, — умолял он, — успокойся!

— Убирайся отсюда! — закричала Белл.

Кэролайн выбрала этот весьма неподходящий момент, чтобы войти в комнату с флаконом лауданума.

— Что вы с ней делаете?

Джон ответил вопросом на вопрос:

— Где лауданум?

Кэролайн налила снадобье в стакан и протянула Джону.

— Выпей, Белл, — мягко попросил Джон, пытаясь усадить ее и успокоить.

Он поднес стакан к ее губам. — Выпей хоть немного.

Глаза Белл устремились на что-то за спиной Джона, и она вновь закричала, схватилась обеими руками за голову, выбив стакан из рук Джона.

— Дайте-ка я попробую, — предложила Кэролайн, — подержите ее. — Она прижала стакан к губам дочери и заставила ее сделать глоток.

Через несколько минут Белл успокоилась, и ее мать и муж смогли облегченно вздохнуть.

— Тс-с, — убаюкивающе шептал Джон, — теперь поспи. Кошмары кончились.

Отдыхай, дорогая.

Кэролайн отвела густые пряди волос от лица Белл.

— Надо устроить ее поудобнее.

Джон отошел к туалетному столику и вернулся, вертя в руках непонятную вещицу.

— Вот эта штуковина для волос — вы не могли бы убрать их с ее лица?

Кэролайн улыбнулась.

— Это называется заколка, Джон. — Она собрала волосы Белл и закрепила их на макушке. — Вы уверены, что не хотите подремать немного?

— Не могу, — хрипло отозвался Джон.

Кэролайн сочувственно кивнула.

— Тогда я отправляюсь спать. К утру вы совсем устанете, и вам понадобится помощь. — Она шагнула к двери.

— Спасибо вам, — вдруг произнес Джон.

— Она же моя дочь.

Джон глотнул, вспоминая, что, когда он болел, мать никогда не подходила к его постели.

— Это мне следует благодарить вас, — продолжала Кэролайн.

Джон удивленно поднял голову, вопросительно уставившись на даму.

— За что?

— За то, что вы любите ее, — большего я не могу желать. — С этими словами она покинула комнату.

Вскоре Белл погрузилась в глубокий сон. Джон передвинул ее на другую половину постели, где простыни оставались сухими, наклонился и поцеловал в висок.

— Борись, — умоляюще прошептал он, — ты справишься.

Отойдя к креслу, Джон упал в него. Должно быть, он задремал, потому что, когда в следующий раз открыл глаза, уже близился рассвет, едва заметный среди проливного дождя. Погода не подавала никаких признаков улучшения, гроза не собиралась затихать. Джон долго смотрел в окно, пытаясь отыскать в мрачном городском пейзаже хоть малейший повод для оптимизма. Неожиданно ему пришло в голову сделать то, чего не делал много лет.

Он начал молиться.

Ни состояние Белл, ни погода не улучшались еще несколько дней. Джон не отходил от жены, заставляя ее время от времени выпить воды или бульона, предлагая лауданум, когда она впадала в истерику. К концу третьего дня Джон понял, что Белл грозит смертельная опасность, если лихорадка вскоре не прекратится. Она уже несколько дней не ела, исхудав до неузнаваемости. В последний раз обтирая ее влажным полотенцем, Джон заметил, как выступают у нее ребра.

Врач приходил каждый день, но помощи от его визитов было немного. Надо лишь ждать и молиться, убеждал он родственников Белл.

Пытаясь подавить тревогу, Джон коснулся ее лба. Казалось, она совершенно не замечает его присутствия. В сущности, она не воспринимала ничего, кроме кошмаров, теснящихся в ее воспаленном мозгу. Начиная ухаживать за Белл, Джон был спокойным и решительным, но теперь его силы были на исходе. За эти три дня он почти не спал и ел немногим больше самой Белл. Его глаза покраснели, лицо осунулось, и зеркало подсказывало, что он выглядит не лучше больной.

Его охватило отчаяние. Что делать, если Белл не поправится? Несколько раз во время своих бдении он ронял голову на скрещенные руки, не вытирая текущих по лицу слез. Джон не представлял себе, сможет ли он жить, если Белл умрет.

Нахмурившись, он прошел к постели и вытянулся рядом с Белл. Она лежала неподвижно, но Джон уловил едва заметную перемену в ее состоянии. Эта неподвижность казалась неестественной, дыхание стало неглубоким и редким. Страх железной лапой вцепился в сердце Джона, и он схватил Белл за плечи.

— Неужели ты решила сдаться? — хрипло закричал он.

Голова Белл склонилась набок, и она тихонько застонала.

— Черт побери, не смей сдаваться! — Джон встряхнул ее сильнее.

Его голос доносился до Белл издалека, словно из длинного, невероятно длинного туннеля. Она узнала голос Джона, но не могла понять, почему он оказался рядом, в ее спальне. Он был явно рассержен. Неужели он рассердился на нее? Белл вздохнула. Она устала, слишком устала, чтобы бороться с рассерженным мужчиной.

— Ты слышишь меня, Белл? — настаивал Джон. — Я никогда не прощу тебе, если ты сдашься.

Белл поморщилась, почувствовав, как Джон сжимает ее плечи. Ей хотелось застонать от боли, но не хватало сил. Почему бы ему не оставить ее в покое? Ей хотелось только спать. Еще никогда Белл не ощущала такой усталости. Она была готова свернуться клубочком и погрузиться в вечный сон. Собравшись с силами, она сумела выговорить:

— Пусти меня.

— Белл! — воскликнул Джон. — Белл, ты меня слышишь?

«Конечно, слышу», — раздраженно подумала Белл.

— Пусти меня, — чуть громче повторила она и заворочалась, прячась под одеяла. Может, Джон перестанет трясти ее, если она нырнет поглубже. Если бы ей только удалось заснуть!

Джон чувствовал, как угасает ее воля, несмотря на слабую попытку говорить. Ему приходилось видеть такое выражение на лицах людей, погибающих от ран, — не у тех счастливцев, которые умирали на поле боя, а у бедняг, неделями ведущих безуспешную борьбу с жаром и заражением. Наблюдать, как Белл медленно, не сопротивляясь, уходит из жизни, было выше его сил. В нем закипала ярость человека, не умеющего отступать.

— Черт побери, Белл! — зло крикнул он. — Ты не имеешь права умирать!

Это несправедливо! Если ты оставишь меня одного, я навсегда возненавижу тебя — ты этого хочешь?

Он отчаянно вглядывался в лицо Белл, надеясь заметить в нем признак ее ответного негодования, но так ничего и не увидел. Не помня себя от горя и отчаяния, он подхватил Белл на руки и говорил, говорил, говорил…